Сердце дракона, или Путешествие с Печенюшкиным

Желтый берет расцвел над отверстием. Десантник хотел выбраться весь, но плечи мешали ему. Фуриана жадно подалась к Косоголовому.

— Приказ выполнен на шестьдесят семь процентов, — выдохнул бурильщик. — Около трех десятых я округлил, простите, любовь моя. Двое уничтожены. Это девчонки. Третий не поддается — это дракон. У негодяя крепкие крылья — ни царапинки… Собственно, все остальное не слабее. Почему-то он оказался ближе к входу, чем вы…

— Молчите, — шепнула дама в черном, помня о коварном Сморчкове. — Я лезу к вам. Пол далеко?

— Метрах в трех. Прыгайте, я подхвачу вас. Сожму в объятиях… — желтый берет утонул в дыре.

Фуриана простерла над отверстием руки, затем подняла их вверх, сомкнула ладони и, солдатиком, бросилась, как в воду, в темноту пещеры. Едва исчезла колдунья, дыра в камне заросла.

Князь Сморчков-Заморочкин, обладавший собачьим нюхом, все-таки опоздал. Поднявшись с другой стороны скалы, он достиг выступа за площадкой почти к самому концу разговора. Не раздумывая, Сморчков бросился в дыру вслед за Фурианой. С размаху ударившись лбом о камень, чародей взвыл и, подпрыгнув, словно мяч, болтая руками и ногами, полетел в пропасть снова.

Глава шестая СТАНЦИЯ ПЕРЕД ПРЕИСПОДНЕЙ

«У нас есть все, кроме ума и денег…»

Фразу эту лет двести назад частенько бормотал Кильдым Шалманов, ближайший подельник Сморчкова в разбойничьей шайке. Деньги в удалой ватаге точно не задерживались. Что касаемо ума, видно, и его недоставало у горячего, вспыльчивого Кильдыма. Доверившись Пимену во хмелю, после удачного грабежа, той же весенней ночью он успокоился навеки с разбитым тяжелым кистенем черепом. Разбойники нашли тело часового утром, неподалеку от лагеря, на заснеженной, в черных редких прогалинах, поляне. Сморчков в это время был уже далеко.

«…Все, кроме ума и денег…» — Князь Сморчков-Заморочкин мерял шагами тайное убежище во дворце. Находясь во власти тяжелых неотвязных мыслей, он смутно помнил, как добрался сюда от Драконьей пещеры. «Деньги — сор, их давно нет в Фантазилье. Бог наказал меня, лишив ума. Вылез раньше времени, поторопился. Бежать, находясь на вершине власти! Немыслимо!..»

Нюх говорил о том, что исчезать надо срочно. Отход на всякий случай был заранее подготовлен. Люк под флорентийским ларем вел в подземный ход, выходящий на поверхность далеко за городом. Не запачкав рук, Сморчков вырыл его сам, пользуясь недавно обретенным могуществом.

Поспешив, можно было к следующему утру оказаться в далеком, густонаселенном, бурно растущем Усть-Бермудьевске. Затеряться там, сменив биографию и внешность, вновь затаиться на долгие годы — не представляло сложности для опытного негодяя. Хождение во власть закончилось плачевно? Пусть! Следующая попытка окажется удачней…

Заморочкин снова и снова обводил глазами краденое великолепие зала. Отодвинуть ларь, нажать тайную пружину, исчезнуть… Не хватало последней капли решимости…

На бешеной скорости Косоголовый мастерски вписался в поворот, влетел в студию, затормозил. Вертолет тряхнуло.

— Попалась, птичка! — Федя бросился к машине. — Слазь! Все злодейства твои налицо! Держи ответ немедля!

Приземлив транспортное средство, десантник спрыгнул. Фуриану, боком сидевшую на раме, он подхватил с легкостью, как амазонку с седла, и осторожно поставил на ноги. Даму в черном пошатывало.

— Что со мной было?.. — Она скользила по студии невидящим взглядом. — Сон? Наваждение?.. Заговорщики, дворец, страшные сказки, переворот?..

— Ври больше! — Домовой жаждал мести. — Овечкой прикинулась! А кто мне в руки острый меч пихал?! Кто душу невинную погубить уговаривал?!

— Да… Я вспоминаю… Какой ужас… — Журналистка, выпущеная Косоголовым, свалилась бы на пол, но оказалась в кресле, сотворенном неизвестно кем. — Постепенно, исподволь, чужое существо завладевало мной. Я не могла противиться. Фурианы оставалось все меньше. С каждым днем, с каждым часом. В последние дни совсем другое имя чудилось мне, бремя иной судьбы становилось моим собственным… Тыщенция Кувырк…

— У талисмана, изготовленного Базилевсом, есть весьма полезное свойство, — проговорил Дракошкиус. — В присутствии главного носителя зла камень, если произнести начало заклинания, лучится красным огнем. Перстень Елизаветы — я полагаю, мы вправе называть его так. Испытайте нашу гостью, Пиччи.

— Безусловно! — Перстень со скорпионом красовался теперь на безымянном пальце Печенюшкина. — И все же, я думаю, мы отрабатывали ложный след. — Он пытливо взглянул на Фуриану. — Хороший санаторий — вот что необходимо нашей гостье. Бедняжка еле жива. Здоровье ее расшатано. Сейчас влияние демонических стихий нарушилось, сюда, в мастерскую, им не проникнуть…

— Необходимо исключить даже тень подозрения! — Казалось, грозный дух полководца-дяди витает над драконом. — Протяните руку, Пиччи-Нюш! Смотрите на камень! «Как пух с тополей, как торосы из льда…»

Дракошкиус привстал, расправляя крылья. В студии потемнело. Лиза не могла различить сидящую рядом сестренку. В наступившей тишине нервно закашлялся слон.

— Мимо! — закричал непосредственный Косоголовый. — Подозреваемая оправдана! Ну и темень, господа! Включите солнце!

Свет залил мастерскую.

— В глубине своей чистой души, — не унимался десантник, — я догадывался, что красота безгрешна. Теперь мое сердце отдано другой, но Фуриану я буду обожать, как сестру. Точнее, как кузину! Ты позволишь мне это невинное чувство, Лиззи?!

— Запросто! — хмыкнула Лиза. — Тем более, что других обещаний я тебе и не даю. Поклонничек! У меня папа ненамного старше!

— Это нас и сблизит, — заверил Косоголовый. — С нетерпением жду знакомства. Скорее бы обратно, на Землю! Хотя, разумеется, я готов совершить десяток-другой подвигов!

Фуриана тихо спала в кресле. Дыхание ее было ровным, лицо порозовело — по-видимому, душевные силы возвращались к журналистке.

— …Фитилек должен появиться вот-вот, — объяснял Дракошкиусу Пиччи, едва слышный из-за трескотни Косоголового. — Пока я даже не хочу говорить вам о своих подозрениях.

— Дядюшкин талисман не даст ошибиться, — возражал дракон. — Время идет впустую. Что если ваш разведчик захвачен врагом?

Лиза прислушалась.

— Ты ждешь Фитилька? А куда он постучится? Или ты уже разъединил входы студии и пещеры?

— Конечно, нет! — Печенюшкин расцеловал девочку. — Может, и я старею? Ты первая вспомнила, Лизонька, мой долг растет.

— А сколько я прокалывалась? — созналась Лиза. — Произведем взаимозачет долгов. Чувствую, авторские права на пьесу тебе достанутся. Там, наверное, половина — это твои поправки.