Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы

Иль на погосте барбарису!

Коза-любовница топ-топ

И через тартар, и через гроб

К прибою, чайкам, солнца бубну!

Ах, я уснул не беспробудно!

«По морям, по волнам,

Нынче здесь, а завтра — там!» —

Орет весенний переулок,

60 И голоса, вином из втулок,

Смывают будни, слов коросту...

Не верю мертвому погосту,

Чернявым рожкам и копытам.

Как молодо панельным плитам

И воробьям задорно-сытым!

Январь 1933

496

Мой самовар сибирской меди —

Берлога, где живут медведи

В тайге золы — седой, бурнастый

Ломает икристые насты.

Ворчун в трубе, овсянник в кране —

Лесной нехоженой поляне

Сбирает землянику в кузов.

На огонек приходит муза

Испить стихов с холостяком

10 И пораспарить в горле ком

Дневных забот и огорчений.

Меж тем как гроздьями сирени

Над самоваром виснет пар,

И песенный старинный дар

В сердечном море стонет чайкой

И бьется крыльями под майкой.

За революцию, от страху,

Надел я майку под рубаху,

Чтобы в груди, где омут мглистый,

20 Родился жемчуг серебристый,

И звезды бороздили глуби.

Овсянник бурого голубит

Косматой пясткой земляники.

Мои же пестряди и лыки

Цветут для милого Китая,

Где в золотое море чая

Глядится остров — губ коралл

И тридцать шесть жемчужных скал;

За перевалом снежных пик —

30 Мыс олеандровый — язык.

Его взлюбили альбатросы

За арфы листьев и утесы,

За славу крыльев в небесах.

На стихотворных парусах

Любимый облик, как на плате,

Волной на пенном перекате

Свежит моих седин отроги...

У медной пышущей берлоги,

Где на любовь ворчит Топтыгин,

40 Я доплету, как лапоть, книги,

Таежные, в пурговых хлопьях.

И в час, когда заблещут копья

Моих врагов из преисподней,

Я уберу поспешно сходни.

Прощай, медвежий самовар!

Отчаливаю в чайный пар,

В Китай, какого нет на карте.

Пообещай прибытье в марте,

Когда фиалки на протале,

50 Чтоб в деревянном одеяле

Не зябло сердце-медвежонок,

Неприголубленный ребенок!

Январь 1933

497

Хозяин сада смугл и в рожках,

Пред ним бегут кусты, дорожки

И содрогается тюльпан,

Холодным страхом обуян.

Умылся желью бальзамин,

Лишь белена да мухоморы

Ведут отравленные споры,

Что в доме строгий господин,

Что проклевал у клавесин

10 Чумазый ворон грудь до ребер,

Чтоб не затеплилася в небе

Слезинкой девичьей звезда.

Седея, ивы у пруда

Одели саваны и четки —

Отчалить в сумеречной лодке

К невозмутимым берегам.

Хозяин дома делит сам

Пшеницу, жемчуг, горностаи,

И в жерла ночи бесов стаи

20 Уносят щедрую добычу.

Я липою медыни сычу,

Таинственный, с дуплистым глазом,

О полночь вижу, как проказам,

Нетопырям, рогатым юдам

Ватага слуг разносит блюда:

Собачий брёх, ребячьи ножки,

И в лунном фраке по дорожке

Проходит сатана на бал.

Дуплистым глазом видя зал,

30 Я, липа, содрогаюсь лубом,

И вот железным мертвым зубом

И мне грозят лихие силы:

В саду посвистывают пилы

Марш похоронный вязам, кленам,

У белой девушки с балкона

Уходит молодость поэта...

То было в бред и грозы лета,

Мне снился дом под старой липой,

Медынью лунною осыпан,

40 И сельский бал. На милом бале,

В жасминном бабушкином зале,

Мы повстречалися с тобой,

Ручей с купавой голубой.

Не слава ли — альбомной строчкой

Над окровавленной сорочкой,

Над угольком в виске — бряцать?!

Пускай поплачет ива-мать,

Отец — продроглый лысый тополь.

Уехать бы в Константинополь,

50 Нырнуть в сапог, в печную сажу,

Чтобы в стране прорех и скважин

Найти мой бал и в косах маки —

На страх рогатому во фраке:

Ему смертельна липа в шали...

1933

49

8Прощайте, не помните лихом,

Дубы осыпаются тихо

Под низкою ржавой луной.

Лишь вереск да терн узловатый,