Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы

Да сердце — завьюженный чум —

Тревожит таинственный шум.

То стая фрегатов морских —

Стихов острокрылых живых,

У каждого в клюве улов —

Матросская горсть жемчугов.

У каждого в крыльях закат,

Чтоб рдян был поэзии сад.

Послушай фрегатов, дитя,

1630 В безбрежной груди у меня!

Послушай и крепче усни.

Уж зорче по чумам огни.

С провидящих кротких ресниц

Лапландия гонит ночниц,

И дробью оленьих копыт

Судьба в колотушку стучит.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

...Ив горенку входил отец...

«Поставить крест аль голубец

По тестю Митрию, Параша?..»

1640 Неупиваемая чаша,

Как ласточки звенящих лет,

Я дал пред родиной обет

Тебя в созвучья перелить,

Из лосьих мыков выпрясть нить,

Чтоб из нее сплести мережи!

Авось любовь, как ветер свежий,

Загонит в сети осетра,

Арабской черни, серебра,

Узорной яри, аксамита,

1650 Чем сказка русская расшита!

Что критик и газетный плут,

Чихнув, архаикой зовут.

Но это было! Было! Было!

Порукой лик нездешней силы —

Владимирская Божья Мать!

В ее очах Коринфа злать,

Мемфис и пурпур Финикии

Сквозят берёстою России

И нежной просинью Вифезды.

1660 В глухом Семеновском уезде —

Кто Светлояра не видал,

Тому и схима— чертов бал!

Но это было! Было! Было —

Порукой образ тихокрылый

Из радонежеских лесов!

Его писал Андрей Рублёв

Смиренной кисточкой из белки.

Века понатрудили стрелки,

Чтобы измерить светлый мир,

1670 Черемух пробель и сапфир —

Шести очей и крыл над чашей!

То русской женщины Параши,

Простой насельницы избы,

Душа — под песенку судьбы,

Но... многоточие — синицы,

Без журавля пусты страницы...

Увы... волшебный журавель

Издох в октябрьскую метель!

Его лодыжкою в запал

1680 Я книжку < «Ленин» > намарал,

В ней мошкара и жуть болота.

От птичьей жёлчи и помёта

Слезами отмываюсь я

И не сковать по мне гвоздя,

Чтобы повесить стыд на двери!..

В художнике, как в лицемере,

Гнездятся тысячи личин,

Но в кедре много ль сердцевин

С несметною пучиной игол? —

1690 Таков и я!.. Мне в плач и в иго

Громокипящий пир машин,

И в буйном мире я один —

Гадатель над кудесной книгой!

Мне скажут: жизнь — стальная пасть

Крушит во прах народы, классы...

Родной поэзии атласы

Не износил Руси дудец, —

Взгляните, полон коробец.

Вот объярь, штоф и канифасы!

1700 Любуйтесь и поплачьте всласть!

Принять, как антидора часть,

Пригоршню слез не всякий сможет...

Я помню лик... О Боже, Боже!

С апрельскою березкой схожий

Или с полосынькой льняной

Под платом куколя и мяты,

Или с гумном, где луч заката

Касаток гонит на покой

К стропилам в кровле восковой,

1710 Где в гнездышках пищат малютки!..

Она любила незабудки

И синий бархат васильков.

В ее прирубе от цветов

Тянуло пряником суропным,

Как будто за лежанку копны

Рожков, изюма, миндаля

С неведомого корабля

Дано повыгрузить арапам.

Оконца синие накрапы

1720 И синий строгий сарафан —

Над речкой мглица и туман,

Моленный плат одет на кромки...

Лишь золотом, струисто ломкий,

Зарел Феодор Стратилат.

Мои сегодня именины, —

Как листопадом котловины,

Я светлой радостью богат:

Атласной с бисером рубашкой

И сердоликовой букашкой

1730 На перстеньке — подарке тяти.

«Не надо ль розанцов соскати

Аль хватит колоба с наливом?»

Как ветерок по никлым ивам,

На стол и брашна веял плат.

«Обед-то ноне конопат, —

Забыли про кулич с рогулей

Да именинника на стуле

Не покачати без отца,

Чтоб рос до пятого венца,

1740 А матерел, как столб запечный.

Придется, грешнице, самой