Сердце Льва

Лев пересел в кресло и закрыл глаза.

Леночку разбудила медсестра, которая перед обходом врачей мерила у больных температуру.

–

Доброе утро, девочка! – поздоровалась Натали

Арье. – Как спалось? – спросила она, обрадовавшись давно покинувшему это прекрасное личико еле заметному свежему румянцу.

–

Я проспала всю ночь в очень красивом саду! – улыбнулась в ответ Леночка. – Там были высокие горы. Никогда таких не видела. Я легко, как на лифте, поднималась по ним и выглядывала за облака. – Она оглядела комнату. К горлу подкатил комок, и дыхание сдавил спазм. – Я не хочу быть здесь… – Ребёнок насупился. На глаза навернулись слёзы.

Натали Арье машинально растолкала спящего Левана. Тот спросонья решил, что у Леночки снова начались боли. Он подошёл к её кровати, взглянул в плачущие глазки и увидел в них такое, что вместо заготовленного сострадательного: «Очень больно?» – у него вырвалось:

–

Чего плачешь?

–

Я не хочу быть здесь! – кричала больная девочка. – Я хочу, чтобы меня увезли отсюда. Я не хочу… – плач стал переходить в истерику. – Мне страшно! – Она схватилась за подол халата бабы Наты. – Страшно мне! Страшно!

–

Успокойся, – тихим, но твёрдым голосом заговорил Лев. – Посмотри на нас. Вот! Мы здесь, с тобой. Ты ничего не бойся.

–

Увезите меня отсюда!

–

Увезу.

–

Позвоните маме. Пусть они приедут и заберут меня.

–

Не плачь. Ну, чего ты, как маленькая! Я ведь сказал -

увезу.

Леночка вдруг перестала плакать и уставилась на Леванчика:

–

Куда увезёшь?!

Ната, «пришвартованная» к кровати цепкой рукой испуганной девочки, изумлённо наблюдала, как спокойно и естественно её внук перехватил инициативу.

–

Ты что, не помнишь? Кто я?

–

Лёва.

–

Э!.. Женщины нычэго нэ помнат! – утрируя свой и без того довольно ярко выраженный грузинский акцент и разглаживая несуществующий ус джигита, воскликнул он. – В горы увэзу! В высокый башня посажу! Бусы, сэрьги одэну! Ныкому нэ покажу!

У Леночки лицо изменилось до неузнаваемости. Сейчас

в кровати лежал ребёнок с выражением лица шаловливого амурчика. Она приняла условия игры, вспомнив все слышанные в детстве сказки и прочитанные истории:

–

И я буду кавказской пленницей? – улыбнулась девочка. – И поднимусь выше облаков?!

–

Ну канэшно!

–

А я оттуда убегу…

–

От джигита, – он подбоченился и выпятил грудь колесом, – эщё ныкто нэ бэгал!

–

А я сяду на облако и улечу! – она улыбалась. Глаза её искрились.

–

Твоё облако похоже на черепаху, а моё на скакуна. Кто быстрэе? Я осэдлаю скакуна. Выпью на дорогу вина. Одэну дорожную чоху*. И догоню… тэбя… – последние слова он произнёс медленно и неуверенно.

–

Уйди! – взгляд её потух. Она не прикрыла веки, но было понятно, что эти глаза никого больше не видят, – они повёрнуты внутрь, и сейчас девочка видела и слышала только себя.

Лев встал на колени перед кроватью больной:

–

Сегодня ты молилась с искренней верой, – начал он, сложив молитвенно ладони. – Мы молитвой победили боль. Поверь мне. Пожалуйста! Поверь, что Господь с тобой. Он не оставит тебя до тех пор, пока будет в тебе вера. Прими и от меня клятву: я, Лев Арье, перед Твоим лицом, Господи, клянусь, что никогда, ни при каких обстоятельствах не оставлю блаженную дочь Твою, Елену, в беде и болезни. Клянусь всегда и везде, где потребуется ей моя помощь, быть рядом. Если я нарушу эту клятву, то пусть меня постигнет кара Твоя! Аминь!

Лев поднял голову и открыл глаза. На него смотрели два больших синих огонька, полных веры и преданности. Он бережно взял её маленькую руку и поцеловал.

–

Хочешь в горы? – улыбнулся Леван. Она кивнула. – Поедем. Только больше не обижай меня недоверием. Ладно? – Леночка потупила взор и стала похожа на нашкодившего шалуна.

*Чоха – национальный грузинский костюм.

Леван встал. Появилась сестра, чтобы собрать термометры. Натали нашла свой термометр возле пояса халата, а Леночкин, не без труда, нашли в складках постели.

Люди, даже очень почтенного возраста, что дети малые. Достаточно было небольшого отвлечения – и от напряжённости, которая до этого царила в комнате, не осталось и следа.

Они сидели в ординаторской. Сильный здоровый мужчина с крупными волосатыми руками и седеющей шевелюрой и юноша, почти мальчик, с непослушной кудрявой копной смолисто-черных волос на голове и еле пробивающимся светлым пушком над верхней губой.

Оба были озадачены. Их отношения к проблемной ситуации тоже были противоположны. Чувствовалось, что мужчина явно ошеломлён, не владеет ситуацией. Юноша сидел чинно, однако реакция и блеск глаз выдавали в нём состояние еле сдерживаемого триумфа. Это доктор Саша и Леван старались разобраться в событиях минувшего дня.

Что могло заставить заведующего отделением Центра онкологических заболеваний, доктора медицинских наук, профессора запереться в ординаторской с юнцом, да ещё и вести с ним диалог в сфере своих профессиональных знаний?

Очередной анализ крови, взятый утром у больной Чадо– вой Елены Ивановны, дал неожиданный результат. Вместо ухудшения, в лучшем случае стабилизации процесса, анализ показал резкое улучшение состояния организма. Попытка анализа возможных причин получения подобного результата привела к выявлению их полного отсутствия. Тем более удивляло моральное состояние больной, а также почти полное исчезновение у неё болевых ощущений. Двадцатилетняя практика Александра Петровича не знала подобного. Ситуация, которую описала старший ординатор, доцент Вельбицкая Шела Моисеевна, показалась ему смешной и маловероятной. Даже теперь, сидя напротив этого парня, видя его умные, с характерной врождённой грустинкой глаза и явно ощущая силу его личности и зрелость мышления, доктор Саша не мог заставить себя поверить в реальность происшедшей метаморфозы.

– Нет, – спокойно, но настойчиво гнул свою логику Лев, – нет здесь никакой мистики. Давайте по-другому! Скажите, если бы резервы организма были полностью истощены, наступила бы смерть?

–

Конечно.

–

Тогда, если организм не прекратил функционировать, значит, в нём ещё есть жизненные силы? Виноват, – он улыбнулся про себя, – материальные ресурсы? – Доктор тоже улыбнулся и кивнул в знак согласия. – Вот, – продолжал юноша, – мозг, усилием его пробудившейся воли, получил команду направить этот рассредоточенный резерв для решения одной задачи.

–

Какой?

–

А кто может знать? Про эту задачу может знать только, – он хотел сказать «Бог», но сдержался, – сам мозг.

–

Так! Если мозг знает, как он себя должен вести, как распределять ресурсы и какие задачи решать, почему он этого не делает? Значит, есть существенные препятствия, и мозг не способен направить процессы так, чтобы спасти гибнущий организм. Существуют не только функциональные, но и физиологические, и анатомические изменения, возродить которые внутренними ресурсами организм уже не способен.