Сердце мексиканца

— Да, но тогда до меня еще не дошло, что семья бывает не только по крови. Иногда ближе те, кого выбрал сам и кто прикрыд твою спину. А попытки совместить, как видишь, заканчиваются очень плохо.

Аля дотронулась до каменной плиты, чувствуя, как из глубины земли доносится ритмичный пульс, будто стук сердца — и отдается в кончиках пальцев.

— …или очень хорошо, — шепнул он, снова притягивая ее к себе.

Как всегда, когда они были рядом, он дотрагивался до нее, целовал, гладил, прижимал к себе, насыщаясь ее присутствием. И Алю это не утомляло, хотя бывали времена, когда она даже постоянного бойфренда отправляла посреди ночи на такси домой.

Она тоже льнула к Сантьяго, словно касаться его горячей кожи — естественное состояние ее тела, а поцелуи нужнее дыхания. Не говоря обо всем остальном. Ей не нужно было готовиться к сексу, когда он рядом, она сливалась с ним с каким-то облегчением, словно возвращалась домой после долгой прогулки. Под его прикосновениями кожа вспыхивала огнем, пока все тело не начинало пылать, требуя как можно скорее соединиться с его пламенем.

Аля оперлась на плиту позади себя, скользнула ладонями по шершавой выемке, темной в глубине и выбеленной солнцем на поверхности. Пульс земли стал чаще, откликаясь на стук ее сердца, ускорившийся от того, что делали пальцы Змея с ее грудью прямо через футболку.

— Возьми меня прямо здесь, — сказала она хрипло. — На алтаре. Вдруг богам, как и тебе, понравится вкус кончающей женщины?

Пусть крови больше не будет. Так она смогла бы примириться с его жестоким миром.

Но Сантьяго покачал головой:

— Не хочу гневить богов.

Острое чувство разочарования не смыла даже волна сладкого оргазма, полученного уже внизу, на густой траве в тени внедорожника.

13

Три дня, во время которых Але все-таки пригодились купленные Сантьяго вместе с ночнушкой тампоны, пережить было нелегко. Все еще не насытившись прикосновениями друг друга, они останавливались в самом разгаре ласк, когда дыхание уже перехватывает, а мышцы скручиваются жгутами, подрагивая от предвкушения взрыва.

Ей нравились его пальцы и язык, заставляющие разливаться горячий мед в крови, но это все были игрушки, сладости, десерты. По настоящему она чувствовала себя цельной только когда он был внутри нее полностью.

Он обожал погружаться в ее влажный рот, но еще больше — смотреть в глаза, когда входит на полную длину, когда она кончает, извиваясь под ним.

В следующий раз, когда они оказались в постели уже без всяких ограничений, в самый ответственный момент Змей вдруг достал из-под подушки презерватив. Невозмутимо надорвал упаковку и быстро натянул, тут же вновь набросившись на Алю. Она невероятно удивилась и даже сразу не нашла слов, а потом забыла, что вообще хотела что-то сказать, но как только разум вернулся к ней, встрепенулась:

— Почему же ты раньше ими не пользовался?

Сантьяго как раз его снимал и направлялся в ванную. Он остановился на полпути и пожал плечами:

— Само собой так вышло, ты же помнишь.

— А если бы я забеременела? — с замиранием сердца спросила Аля, которая встретила первый день месячных с изрядным облегчением. В плену у банды! В сердце Мексики! Еще и беременная — было бы чересчур.

— Значит был бы ребенок, — спокойно ответил он. — Но раз его нет, значит время не пришло. Не стоит его слишком торопить.

Он скрылся за дверью, и через минуту там зашумела вода.

Аля медленно положила ладонь на живот и представила себе, каким могло бы быть дитя смешения их крови — майя, испанцев и русских. И каким отцом мог бы стать Змей. На секунду сердце замерло от нежности, а потом заколотилось быстрее, когда она вообразила его улыбку, когда он впервые взял бы на руки своего сына или дочь.

Но потом она выкинула эти мысли из головы. Со своим образом жизни он мог бы стать отцом-воспоминанием еще до рождения этого ребенка.

Все потихоньку устаканивалось. Змей и правда был прирожденным лидером: в объединенной банде почти не было конфликтов между старыми и новыми членами, его уважали даже те, кто еще недавно был его врагом, причем для этого не требовалось ни угрожать, ни повышать голос. Договоренности с другими бандами и крупными картелями достигались легко, за одну-две встречи, и постепенно ранчо снова становилось тихим и сонным, особенно в полдень и по ночам.

Але больше не приходилось прятаться, к ней постепенно привыкли.

Как-то раз она, как обычно, вышла к вечернему костру, чтобы взять Сантьяго за руку и увести в спальню. Кто-то из новых парней попытался было присвистнуть и отпустить шуточку, но Змей медленно обернулся и раскатал всех, начиная с шутника, своим тяжелым взгдядом так качественно, что разговор после их ухода возобновился далеко не сразу. И больше никогда не касался личной жизни главаря.

Потихоньку привыкнув, что сладкий туман в голове — обычное состояние, Аля научилась связно думать, даже когда Змей был рядом с ней: сильный, смуглый, опасный, невыразимо привлекательный. И все чаще она думала о том, что будет дальше. И о том, что будет именно с ней.

Понятно, почему он отказал ей тогда, в первый раз, когда она попросила ее отпустить. Похвальное стремление соединить сердца влюбленных с головой выдавало истинный характер Сантьяго, успешно притворявшегося жестким тираном перед парнями из банды.

Но что сейчас? Что он думает о ней и их будущем сейчас?

Человек, который так разумно и спокойно выстраивает политическую стратегию своей названной семьи в стране, славящейся своей организованной преступностью, не мог не учесть то, что Аля вообще-то скоро начнет нарушать закон своим пребыванием здесь. Он должен был думать об этом. Но ей ничего пока не говорил.

Этой ночью он вновь поймал ее в свои объятия и начал ласкать — как всегда, беспроигрышно, ловя малейшие оттенки реакций… именно поэтому почти сразу остановился, когда она не отозвалась. Он убрал пальцы из нее, выпустил из зубов сосок и вопросительно посмотрел.

В постели им все еще было сложно разговаривать — оба бормотали что-то на родных языках, когда становилось невыносимо прекрасно, но почти никогда не переходили на английский, обходясь руками, губами и взглядами.

Аля хотела бы спросить его — что дальше?

Что будет через неделю? Через две?

Когда ему надоест?

Правда, Надя не надоела довольно долго.

Но та была независимой женщиной, ее никто не держал насильно в офигительно сладком плену, где вся реальная власть у искусителя. У Али же есть лишь право выбирать, какую часть своего тела подставлять под поцелуи и какое отверстие под член.

Она так и не знала, изменилось ли что-нибудь в ее статусе с той огненной страшной ночи и до сих пор не спрашивала, упиваясь любовью Сантьяго так, словно каждый день может стать последним. Но, кажется, пришло время.