Сердце мужчины

— Да, понимаю. И все-таки, что вы ему сказали?

— Я призналась ему, что была в вашей квартире один раз, но по вашему делу...

— Какому делу? — осведомился он шутливым тоном, явно развлекаясь.

— Бак, это совсем не смешно! Я не сказала по какому. Я сказала, что оно касается только вас, и я не могу ничего объяснить, не нарушая ваше... чье-то еще... доверие. Об этом я говорила очень туманно.

— Но, разумеется, он не проглотил это?

— Нет. Конечно, нет. Он сказал, что ничего нелепее не слышал.

— Так оно и есть, — послышалось в трубке. — Бедная моя, Милая. Впрочем, что вы могли ему еще сказать.

— Я просто пыталась выиграть время. Во всяком случае, я сказала ему, что от вас зависит, захотите ли вы объяснить ему все или нет, так как это ваша тайна. Я приняла позу крайне оскорбленной. Это слегка на него подействовало, но он ни в коей мере не удовлетворится... И... Бак, он собирается завтра поехать к вам и выслушать ваши объяснения. Мы должны что-нибудь придумать.

Наступило молчание, и она обеспокоенно спросила:

— Вы слышите меня?

— Да, конечно. Я соображаю, не смогу ли я что-то придумать, например, насчет нескромности моей юной сестры, чью репутацию мы с вами оба старались защитить.

— Нет, это не годится, — поспешила разуверить его Хилма. — Кажется, Эвелин или вы сами в его присутствии сказали, что у вас нет сестер.

— Да, точно, кто-то сказал. Тогда это не пойдет. Надо придумать что-то еще.

— Бак!

— Да, дорогая?

— Мне ужасно жаль, что я вовлекла вас в эту историю. Я бы этого никогда не сделала, только в тот момент больше ничего не могла придумать... и потом... потом вы говорили...

— Что я говорил?

— Что вы мне тоже поможете, если мое замужество окажется под угрозой.

— Разумеется. Кроме того, кто же, как не я, вытащит вас из этой ситуации? Это ведь моя вина, что вы в ней оказались. Если бы я не стал, как дурак, возвращать эту вещь на людях...

— Ну, уж коль на то пошло, то все беды начались с меня. Если бы я тогда не залезла к вам в квартиру...

Она услышала его легкий смешок, как будто ему нравилось вспоминать это нелепое начало всех их неприятностей.

— Ладно. Сейчас нам надо думать не о том, с чего все это началось. Это, должно быть, наш последний барьер, Милая. Не волнуйтесь, я что-нибудь придумаю. Дайте мне посоображать...

Внезапно, к своему ужасу, Хилма услышала движение наверху. Ее мать проснулась и спускалась вниз.

— Бак, послушайте! Я должна положить трубку. Кажется, мама идет сюда. Я не знаю, что вы сможете, но очень надеюсь на вас...

— Все будет в порядке. Не волнуйтесь и не паникуйте. Я что-нибудь придумаю. Обещаю.

Она взяла себя в руки и быстро, решительно проговорила:

— Если ничего не сможете придумать, пожалуйста, расскажите Роджеру правду, все как есть. Я только сейчас по-настоящему поняла, как это все ужасно!

— Не волнуйтесь. Не надо. У меня еще в запасе несколько часов, я что-нибудь изобрету. И.. , Милая...

— Да?

— Спите спокойно. Я позабочусь обо всем.

Телефон замолчал, и Хилма с улыбкой положила трубку, а потом повернулась к удивленной матери, уже стоящей на пороге.

— Хилма, дорогая, в чем дело? Мне показалось, что я услышала твой голос. Ты не заболела? — Миссис Арнолл обеспокоенно приблизилась, придерживая по привычке свой распахивающийся розовый пеньюар.

— Нет, нет, мама, — успокоила ее Хилма. — Со мной все в порядке. Мы очень поздно приехали, и я, когда уже ложилась спать, вспомнила, что обещала на этом вечере одной девушке позвонить. Мне надо было кое-что ей сказать.

— В это время ночи? — миссис Арнолл перевела изумленный взгляд на часы.

— Да. это один адрес, который ей срочно нужен. Она рано утром уезжает, поэтому я позвонила ей сама, чтобы она не разбудила меня завтра чуть свет. — Все это Хилма объяснила матери с бойкостью, удивившей ее саму.

— Ну, ладно, право, я просто не представляю, когда же эти молодые друзья Барбары спят? — поинтересовалась миссис Арнолл.

Объяснение Хилмы по поводу столь позднего звонка ее удовлетворило, и, поднимаясь в свою спальню, она только добродушно спросила, хорошо ли Хилма провела время.

— Да, мама, все в порядке.

Еще раз позвонить Баку не было возможности, ей оставалось только полностью довериться ему и ждать. Теперь он должен был помочь ей спасти ее брак, как она только что спасла его.

Вдруг ей показалось, что она не все ему рассказала... и ему будет трудно придумать какую-нибудь правдоподобную историю. Чувство отчаяния не покидало ее. Она снова и снова принималась размышлять о случившемся. И снова приходила к мысли, что если уж так случилось, то вряд ли найдется кто-то другой, кто лучше справился бы со всем этим, чем этот улыбающийся слегка, циничный человек, который считает, что их взаимная симпатия основывается на схожести характеров и целей: оба они искатели приключений, романтики и немного авантюристы...

Как он это сказал: «Очень обаятельные авантюристы», — и при этом грустно улыбнулся.

Глава 9

Хилма просыпалась медленно и неохотно, с тем ощущением сжимающего все внутри холода, который сопутствует инстинктивному желанию убежать от неприятностей.

«Интересно, в котором часу Роджер встречается с Баком? Удалось ли ему придумать такую историю, в которой все выглядело бы логично, а главное — правдоподобно?» — с волнением подумала она. Но волноваться было бессмысленно, теперь надо было только ждать. Однако было невероятно трудно изобразить отцу и матери улыбающееся и невозмутимое лицо. И когда миссис Арнолл упомянула что-то о свадебном платье, Хилма почувствовала, что обсуждать это сейчас она просто не в силах.

— О, право, не знаю, мама. Мы решим это потом, — поспешно ответила она на какой-то очередной вопрос матери.

— Но, дорогая моя, оставшееся время ведь не бесконечно, — добродушно попеняла ей мать, а Хилма угрюмо подумала, что, возможно, свадебное платье и вовсе не понадобится.

Потом она стала ругать себя, что не позвонила Баку рано утром. Неужели она не сумела бы придумать какой-нибудь предлог, чтобы выйти из дома и позвонить из телефонной будки? Теперь это было уже поздно. Если она позвонит сейчас, не исключено, что Роджер может быть уже там. С другой стороны, он может отложить свой визит на вторую половину дня, и тогда она будет весь день пребывать в тревожном неведении.