Сердце мужчины

На мгновение она подумала, что он имеет в виду Бака. Но тут же поняла, что разговор перешел на Чарльза Мартина.

— Ну, ведь больше ничего не оставалось. — Она надеялась, что это прозвучало правильно.

— Бедная беспутная девчонка!

«Это, конечно, о несуществующей Лени», — подумала Хилма. И с удовольствием, которое мог оценить и понять только Бак, добавила несколько живописных подробностей:

— Что поделаешь, Роджер, она еще очень молода, просто прелестный подросток. Было бы ужасно допустить, чтобы какой-то негодяй испортил ей жизнь.

Пока она все это говорила, у нее возникло странное чувство, будто речь идет не о мифической Лени, а о ней самой, той неосторожной и порывистой двадцатилетней...

— Это очень великодушно с твоей стороны, моя дорогая. Ты отнеслась к ней с большим пониманием, — Роджер говорил слегка нравоучительно, как всегда, когда употреблял такие выражения.

— В любом случае, все это уже в прошлом. Ты, конечно, никому не расскажешь об этом? Так ведь.

— Моя дорогая Хилма! Как я могу?!

Она поняла, что он сказал это абсолютно искренне. Роджер безумно боялся оказаться замешанным в какие-либо дела и никогда бы не позволил себе даже неосторожное замечание по поводу доверенной ему тайны.

Она благодарно вздохнула и, отбросив свободной рукой волосы со лба, почувствовала, что от всех этих волнений у нее и в самом деле разболелась голова.

— Роджер. Не знаю, собирался ли ты приехать сегодня вечером...

— Собирался. Я чувствую, что должен лично принести тебе свои извинения, — твердо сказал Роджер.

— Нет, дорогой, пожалуйста, не беспокойся.

— Хилма, в этом нет никакого беспокойства. Я считаю своим долгом сделать это, ведь я был так не прав.

Хилма взяла себя в руки и абсолютно спокойным голосом повторила:

— Нет, дорогой, я не хочу, чтобы ты снова винил себя. Кроме того, я очень устала и у меня болит голова. Приезжай, пожалуйста, завтра, а сегодня я лучше пораньше лягу спать.

— Что ж, если ты себя плохо чувствуешь... тогда конечно.

— Да, — твердо сказала Хилма.

— Может быть, ты хочешь увидеться завтра днем? Мы могли бы...

— Нет, Роджер, давай вечером.

— Я думал, мы с тобой прокатимся за город, если день будет хорошим, как сегодня.

Хилме хотелось закричать, но она сохранила выдержку.

— Мне ужасно жаль, Роджер, но днем я не смогу. В любом случае, я буду дома к шести часам.

— Хорошо. Но ты действительно в порядке... ну, из-за... из-за вчерашней неприятности? — Для Роджера было выше его эмоциональных возможностей спросить, простила она его или нет.

— Вполне, — успокоила его Хилма. — Только обещай мне больше не беспокоиться об этом.

С некоторой неохотой Роджер пообещал, и Хилма смогла наконец повесить трубку.

Когда она по пути наверх в свою спальню проходила через холл, из другой комнаты вышла мать:

— Что он сказал?

— О, он извиня... — Хилма поймала себя на полуслове, спохватившись. Мать естественно ничего не знала об этой истории. — О чем, мама? — проговорила она неопределенно.

— О материи на твое подвенечное платье, разумеется. О чем же еще ты могла с ним так долго разговаривать?

— Ах, это! — улыбнулась Хнлма. — Я не сказала ему. Разве ты не знаешь, что это плохая примета обсуждать свое свадебное платье с женихом?

— Глупый ты ребенок. Плохая примета, если он увидит тебя в нем до свадьбы, а рассказывать ему о платье ты можешь сколько угодно.

— Язавтра расскажу ему, — сказала Хилма. — Времени будет достаточно.

И она пошла к себе в спальню.

Глава 10

На следующее утро, еще не открыв глаза, Хилма поняла, что день будет чудесным. Совсем другое пробуждение, чем накануне.

Она села в постели, улыбаясь от удовольствия при виде зимнего солнца, при мысли, что все ее беды наконец закончились, что днем она встречается с Баком.

Эта встреча будет чем-то вроде салюта в честь их успеха, взаимная благодарность за то, что с помощью друг друга они преодолели все трудности и были на пороге достижения своих заветных целей. У них, несомненно, был повод поздравить друг друга.

Хилма не удивлялась, что на этот раз все шло гладко: никаких вопросов дома, не надо было изобретать какие-то объяснения для матери...

На эту встречу он пришел первым, и, когда Хилма приблизилась к воротам, она увидела стоявший у обочины маленький обтекаемый черный «ягуар».

Когда она поравнялась с машиной, он вышел из нее, и Хилма обратила внимание, что он тоже улыбается и тоже в хорошем настроении.

— Милая. — Он чуть церемонно взял ее за руку — по-моему, сегодня мы встречаемся на гребне волны.

— Безусловно, — улыбнулась она в ответ. — Спасибо.

— Друг другу, — закончил он ее фразу.

— Что ж, пожалуй, так и есть, — с готовностью согласилась Хилма.

— Прошу. — Он открыл ей дверцу машины и заботливо подоткнул вокруг нее меховой коврик, прежде чем обойти автомобиль и сесть на водительское место. — Тепло?

— Замечательно, спасибо. Какой чудесный автомобильчик.

— Да. Часть нашего естественного образа жизни, — объяснил он.

— Ну, уж если хотите, то вашего образа жизни. У меня ничего подобного нет.

— Но будет, Милая.

— Нет, — сказала Хилма. — Не думаю. Просто не могу себе представить, что Роджер разрешит мне иметь собственный автомобиль. Конечно, я смогу, когда захочу, пользоваться «роллс-ройсом».

— Конечно, всегда можно будет обойтись «роллс-ройсом», — успокоил ее Бак, и они оба рассмеялись.

— А теперь расскажите мне обо всем по порядку, — попросила Хилма.

— О вчерашнем?

— Разумеется.

— Ладно, Милая. Роджер приехал ко мне очень рано, в крайне возбужденном состоянии. Мне было жаль его. Знаете, он очень хороший парень, — задумчиво заметил он. — Можно сказать, чересчур хороший для такой золотоволосой авантюристки, как вы.

— Бак, я не...

— Мы давно согласились, что это так, — предостерег он ее.

— Ладно, продолжайте.

— Он держался гораздо в большей степени джентльменом, чем смог бы я в такой ситуации. Мы долго ходили в разговоре вокруг да около, прежде чем перешли к волнующей нас теме. Я должен был построить разговор так, чтобы он не догадался, что я предупрежден. Он искренне корил себя за свои подозрения по отношению к такой милой девушке, какой вы кажетесь... В то время как один взгляд на вас должен был показать ему...