Сердце огня и льда. Леди
Шрифт:
– Однообразно, – вторая рука блуждает то по моей талии, то по спине, то запутывается в волосах. – Медленная ежедневная агония. Это не особенно интересно. Лучше расскажи ещё о чём-нибудь.
И я готова ещё долго-долго лежать вот так, никуда не торопясь, слушая цикад, гудение шмелей и стрекоз, проносящихся над нами, вдыхать родной аромат и запах воды и травы. Мне хочется лишь, чтобы Нордан и Эстелла были рядом, хочется не бояться, не ждать предгрозовой неизвестности, но смело смотреть в будущее, не испытывая страха ни перед ним, ни за своих близких.
– Я всё рассказала, – улыбаюсь я. – Могу повторить про пелёнки.
Рука на спине замерла, и я увидела выше по пологому склону тоненькую рыжеволосую фигурку. Лиссет выбралась откуда-то
– Вы тут ещё долго? Не то чтобы я жалуюсь, но время идёт, и мы с Бевом уже весь дом перерыли в поисках чего-то съедобного.
– Есть консервированные бобы, – придерживая меня, Дрэйк сел, скользнул ладонью вниз по моей спине.
Лисица состроила недовольную гримаску.
– Наверное, нам и впрямь пора, – заметила я. – И… я всё равно пойду.
– Это рискованно, – ладонь замирает на границе между краем блузки и поясом брюк. Выражение глаз, пристальное, затягивающее во тьму, не вяжется с темой разговора, тревожит иные ощущения.
– Пожалуйста. Ты ведь сам сказал, что многое зависит от ответного хода Рейнхарта, а он, скорее всего, предполагает, что ты не подвергнешь меня опасности и потому не возьмёшь с собой. Меня он не будет ждать, – не знаю, что ещё сказать, чтобы убедить Дрэйка.
Мужчина смотрит на меня, и я понимаю, что он решает, просчитывает варианты и возможности.
– Пожалуйста, – повторила я с мольбой.
– Хорошо, – согласился Дрэйк наконец. – Но от Бевана ни на шаг. И никакой самодеятельности.
Я коснулась губ мужчины лёгким благодарным поцелуем. И вновь, углубляя его и сразу отступая под ответным натиском. Краем глаза отмечаю, как Лиссет вздохнула и подняла взор к небу. Чувствую, как мужская ладонь скользнула под блузку, поглаживая спину через сорочку, и сама обнимаю крепче, прижимаюсь теснее. Кажется, мы никак не можем остановиться, не можем удовлетворить жажду даже простых прикосновений.
Выразительное покашливание заставляет всё же прерваться, отстраниться друг от друга разочарованно, неохотно. В глазах Дрэйка мелькает тень сожаления, я поднимаюсь, поправляю одежду. Мужчина встаёт следом, подаёт мне руку. Отпускает, едва мы равняемся с Лиссет, уходит вперёд.
– Представляю, что будет после пробуждения ледышки, – прошептала лисица.
– Мы… – в плену страсти мне было всё равно, что нас могли услышать, я даже не пыталась вести себя потише, но сейчас смутилась вдруг от мысли, что нас слышали наверняка. У оборотней тонкий слух, да и у Бевана он по-прежнему куда как лучше человеческого. – Мы не… не слишком… шумели?
Лиссет бросила быстрый взгляд в спину удаляющегося Дрэйка и взяла меня под локоть.
– Шель, прекращай смущаться и краснеть. Мы всё прекрасно понимаем, и в этом нет ничего плохого, противоестественного и предосудительного. Ты же со своим мужчиной уединяешься, а не с чужим, и вы столько времени не виделись… Но Беву ещё надо кое-что обсудить с Дрэйком, и время, как ни печально, идёт, а до города путь долгий даже на личном транспорте, – лисица неожиданно улыбнулась лукаво. – Мы там дом весь осмотрели и участок тоже, после вашего ухода, разумеется. Коня железного видели. Не знала, что у Дрэйка такие игрушки есть. Как-то мои представления о нём не вяжутся с мотоциклом, кожаной курткой, скоростью, ветром в лицо…
Нынешний Беван мало похож на джентльмена холеного, высокомерного, каким я его увидела в первый раз. Глядя на Нордана, трудно заподозрить его в любви к чтению, трудно вообразить, что он может предпочесть библиотеку непристойным развлечениям на спор. Члены братства надевают маски, вживаются в новые роли и однажды срастаются с ними столь тесно, что настоящая личность, устремления, мечты скрываются за чужими одеждами, за напускным, тщательно оберегаемые от ока ордена и любого постороннего существа, способного задеть, заметить слабость, причинить вред. Но не исчезают полностью, лишь таятся, прячутся в ожидании своего часа.
И ещё вдруг захотелось самой испытать описанное
подругой – мотоцикл, скорость, запутавшийся в волосах ветер, тепло любимого рядом…Только не уверена, согласится ли Дрэйк?
* * *
Городской дом Дрэйка – изящный, кремово-розовый особняк в длинном ряду похожих двухэтажных зданий, что тянулись по обеим сторонам улицы, широкой, тихой, несмотря на близость к императорскому дворцу с одной стороны и целым шипастым лесом многоэтажек с другой. В самом доме тихо, пустынно – встретившая нас Хейзел сказала, что отпустила всю прислугу, и на мой вопрос о сыне ответила, что оставила малыша с надёжными друзьями в безопасном месте. Графиня осмотрела критично нашу с Лиссет одежду, покачала головой и принесла нам по чёрной куртке. В Эллорану мы вернулись на автомобиле Дрэйка, и мужчина ещё перед отъездом переоделся в обычный свой костюм. И я поймала шальную мысль, что тот Дрэйк, свободный, уютный, нравится мне больше, пусть я и терялась поначалу с непривычки. Сейчас мужчина снова собран, сдержан, чуть холоден. Его общение с Хейзел – общение давних коллег, напарников, понимающих порой друг друга без слов. В их фразах, коротких, чётких, нет никаких лишних эмоций, только сосредоточенность на деле и лёгкая обеспокоенность возможным неблагоприятным исходом. Я волновалась, мне не терпелось увидеть Нордана наяву, однако взаимопонимание между Дрэйком и Хейзел не могло не вызывать болезненных уколов в сердце и ощущения собственной ненужности, неуместности. Понимаю, их связывали не нежные чувства, это не любовь и не физическое влечение, но дружеская симпатия и участие, слаженность двоих, привыкших работать вместе, плечом к плечу, и осознаю с горечью, что я не могла ни предложить, ни заслужить подобного отношения.
Потому что я пара, своя женщина, хрупкий беспомощный цветок, который надлежит защищать и ограждать от жестокости окружающего мира. И нежный цветок не рассматривают в качестве напарника, готового в случае необходимости прикрыть спину боевому товарищу.
Беван легко, непринуждённо вливается в общую деятельность, мы же с Лиссет остаёмся словно в стороне. Переговорив с Хейзел и Беваном, Дрэйк даёт нам с лисицей последние указания и предостережения. Находит мою руку, гладит нежно пальцы, улыбается скупо и уезжает во дворец. Графиня провожает нас в подвал, показывает вход в тоннель. Сама остаётся снаружи, а мы втроём спускаемся в дышащее холодом подземелье.
Мои кошмары превращаются в явь.
Тёмный лабиринт.
Паутина коридоров, сменяющих, перетекающих друг в друга.
Шероховатые серые стены, по которым скользит свет от фонарей в руке моей и Лиссет. У Бевана план, желтоватый лист бумаги с пометками, сделанными Дрэйком. Мы следуем ему, руководствуемся знаками, что подмечает мужчина, указывая нам то на щербинку в старой каменной кладке, то на выбоину в полу, и без того неровном, местами обрывающимся небольшими ямками. Часть тоннелей сохранилась лучше, часть хуже. Часть шире, просторнее, и мы можем идти вдвоём рядом друг с другом, часть уже, с низким потолком, и нам приходится растягиваться цепочкой. В подземелье холодно, и одолженная Хейзел куртка перестаёт казаться лишней. Идём в молчании и тишине зябкой, мёртвой, нарушаемой лишь звуками наших шагов, хрупаньем камешков под ногами. Вдыхаем воздух стылый, замогильный, я и Лиссет ёжимся, опускаем плечи, сжимаемся в попытке сберечь драгоценное тепло.
Постепенно становится холоднее, свет фонаря выхватывает то тут, то там островки искрящейся наледи на стенах. И появляется запах.
Туман, мох, лесные ягоды.
Талый снег.
Я замерзаю и, чтобы немного отвлечься, сосредотачиваюсь на запахе. Он слаб, новый оттенок непонятен, но я иду за ним, слышу его, как могла бы слышать зов, речь или песню, как могла бы слышать голос, окликающий меня по имени. Иду всё быстрее, увереннее, отмечая отстранённо, что обогнала спутников, что уже не цепкий глаз Бевана и план ведёт нас, а я.