Сердце огня и льда. Леди

– Ты уверена?

– Уверена. Надеюсь, так ты будешь капельку меньше тревожиться. И в общине Эсти в безопасности, даже если братству и известно о ней.

– Вряд ли, – Беван встал на пороге спальни, прислонился плечом к косяку. – Когда я увидел тебя по возвращению с острова, то сразу понял, что ты беременна. Понимание на уровне инстинкта – женщина не только занята, но и носит чужого ребёнка, что окончательно отбивает желание связываться. Если спросишь, откуда оно взялось и на что похоже, я всё равно не смогу объяснить толком. А вечером следующего дня в императорском дворце на тебе ощущались лишь отметки Норда и Дрэйка.

– Рейнхарт пришёл уже после полной инициации привязки с Дрэйком, – вспомнила я. – И напрямую спрашивал, не беременна ли я. Зачем, если бы он мог сразу определить это по моему запаху?

– Не почуял сам из-за двойной привязки? – предположила волчица.

– Вероятно, – согласился мужчина. – Но обольщаться не стоит. Они могут не знать о ребёнке наверняка, однако предполагают, учитывая, что времени и возможностей у тебя было более чем достаточно. И Рейнхарт опасается твоего возвращения, а не воспользоваться его страхами было бы в высшей степени недальновидно…

Тайя вскинула выразительно брови, намекая откровенно на неизжитую привычку братства играть на чужих чувствах и слабостях, добиваться желаемого, предлагая людям то, чего они хотят, и Беван улыбнулся покаянно.

– Издержки старой профессии.

– Как-то не слишком достойно искателя истины.

– А кто знает, где эта самая истина обнаружится?

– Мама? – Эстелла подняла голову, указала на свою картину.

Я наклонилась к дочери, погладила её по тёмно-каштановым кудряшкам.

– Да, моя Звёздочка, очень красиво. Расскажешь, что ты нарисовала?

Я приняла решение. Сделала выбор, каким бы тяжёлым он ни был, какую бы боль ни причинял.

И останусь верна ему до конца.

Глава 2

…Тёмный лабиринт.

Паутина коридоров, сменяющих, перетекающих друг в друга.

Дыхание давно сбилось, сердце стучит отчаянно у горла, страх захлёстывает, сжимает в тисках.

Я бегу, спотыкаюсь, цепляюсь за стены, неровные, шероховатые. Бьюсь бабочкой, угодившей в сети паука. Ищу выход из западни, но не нахожу.

Маленькая комната с ледяными стенами, без окон, без дверей. Льющегося с потолка света хватает, чтобы увидеть посреди помещения чёрный гроб с прозрачной крышкой. Дышу тяжело, иду к гробу медленно, с трудом переставляя одеревеневшие ноги.

Ближе.

И ещё ближе. Сердце замирает, я пытаюсь разглядеть под узорами, морозными, разукрасившими причудливо крышку, того, кто покоится внутри. Закусываю губу, заставляя себя не срываться на крик раньше времени.

Я должна знать, должна убедиться.

Гроб пуст.

Но осознание это не приносит успокоения, облегчения, лишь усиливает ужас. Рождает ощущение, скребущее неприятно, будто позади меня кто-то есть.

Я знаю, кто. Знаю, что он стоит за моей спиной, вдыхает запах, которого нет, не может быть во сне. Мне кажется, будто я чувствую его дыхание на волосах. Будто он вот-вот коснётся меня.

Хочу обернуться и не могу. Боюсь. Боюсь ошибиться, увидеть не его. Или его, но что-то будет не так и я пойму, что ему плохо, что случилось непоправимое. В конце концов, что я знаю о той игле, о том снотворном, с помощью которого его усыпили?

Зажмуриваюсь с отчаянием ребёнка, ощущаю привкус крови на губах…

– Котёнок…

Просыпаюсь с колотящимся бешено сердцем. В спальне темно, за окном ночь, напоенная доносящимися из леса звуками.

Я перевернулась с бока на спину, села, облизнула нижнюю губу, чувствуя ранку от собственного укуса. Давно я не видела этого сна. К пятому месяцу беременности кошмары оставили меня, равно как и прекратил терзать холод, охватывающий всё тело, концентрирующийся в кончиках пальцев силой, готовой в любой момент вырваться на волю. Тогда мне казалось, что помогли тренировки и медитации, которым учила одна из старейшин, что я если не успокоилась, то хотя бы отринула, отложила до поры свои страхи и тревоги.

Возможно, я ошиблась.

Я выбралась осторожно из-под одеяла, проверила Эстеллу. Звёздочка спала безмятежно, и я, накинув халат, вышла из спальни.

В общей комнате никого, лавка у стены, где мы постелили Бевану, пуста. Я приблизилась к входной двери, толкнула её, незапертую, – в общине не принято закрываться на множество замков и щеколд, прятаться от соседей. Здесь все друг друга знают и уверены, что никто ничего не украдёт. Да, по сути, и красть-то нечего.

Беван, в одних штанах, босой, сидел на короткой скамейке слева от входа. Маленький фонарь, висевший на крючке на столбе, поддерживавшим навес над входом, озарял неярким светом бородатое лицо, задумчивый, устремлённый в пространство взгляд, ещё один шрам, перечеркнувший наискосок широкую мускулистую грудь.

– Тоже не спится? – спросил мужчина, не глядя на меня.

– Да.

Беван подвинулся, уступая мне часть скамейки, и, едва я села на узкое деревянное сиденье, протянул откупоренную жестяную флягу. Я взяла, принюхалась к плескавшемуся внутри содержимому.

– Почему все пытаются меня споить?

– Потому что у тебя такой благочестивый вид, что сразу хочется сбить тебя с пути истинного.

– Вот спасибо, – тем не менее, я сделала глоток и сразу закашлялась, чувствуя, как жидкость, крепкая, горькая, обожгла горло.

Беван с усмешкой забрал у меня флягу, глотнул сам. В свете фонаря я вдруг заметила тонкую золотую цепочку, обмотанную вокруг мужской ладони. Беван перехватил мой взгляд, повернул руку, раскрывая ладонь. Маленькая, искусно выполненная золотая подвеска в форме бутона розы.

– Семьдесят девять лет назад в Афаллии на каком-то очередном дурацком маскараде, которые в те времена устраивались повсеместно и пачками, я встретил девушку. Она представилась Розой, хотя мы оба понимали, что она соврала. Мы провели вместе мало времени, она уехала до полуночи, и я так и не увидел её лица без маски. Этот кулон принадлежал ей. Цепочка порвалась, и Роза, скорее всего, даже не заметила, как потеряла его. После империи я часто жалел, что не спросил Дрэйка или Норда, на что это похоже – когда встречаешь не просто случайную женщину, одну из многих, а свою женщину. Как понять, что она именно та, которую назовёшь своей парой.

– Норд говорил, что нашёл меня по запаху.

– Она пахла шиповником. И с каждой минутой, проведённой рядом с ней, запах становился сильнее. Позже я пытался её разыскать, конечно, втайне от братства, но то оказывался слишком далеко от Афаллии, то партия требовала полного в неё погружения, то одно, то другое. Как оно обычно бывает? – новая усмешка, и я слышу печаль, разочарование, горечь презрения к себе самому, к собственной нарочитой занятости, за которой недосуг остановиться, вдохнуть глубоко, увидеть мир вокруг, играющий красками живыми, яркими. – Годы шли, я безуспешно искал Розу, но, как теперь понимаю, не слишком усердно. Я не особо торопился – возможно, где-то в душе попросту не знал, что буду делать, если вдруг всё-таки найду. Что скажу, что предложу. Правда, Роза знала, что я из братства, и, по-моему, не питала иллюзий на сей счёт. Однажды я поймал себя на мысли, что если Роза действительно человек, то наверняка ныне или пожилая женщина, или вообще умерла. Что она могла выйти замуж, нарожать детей, а может, у неё и внуки уже есть. И я прекратил поиски.