Сердце огня и льда. Леди

– И не собиралась. Но мне действительно повезло. После вашего бегства я оказалась в трудном положении: беременная и в немилости у императрицы, – графиня улыбнулась грустно. – Катаринна не особенно благоволит тем своим дамам, которые имели неосторожность забеременеть, будучи у неё на службе.

– Об этом, в общем-то, известно, – пожала плечами лисица. – Оно и понятно – как использовать фей по… м-м, назовём это прямыми профессиональными обязанностями, если фея в интересном положении? Меня только удивляет, почему ты не решила возникшую проблему традиционным способом? Среди дам Катаринны это в порядке вещей.

– Я не захотела. Передумала в последний момент, уже сидя в приёмной у врача, и после так и сказала императрице, что решила оставить ребёнка. Вскоре я получила задание, обозначенное как моё последнее. Догадываетесь, какое?

– Убить меня во время того ужина во дворце три года назад, – прошептала я.

– Ранить, – поправила Хейзел. – О твоём убийстве не шло и речи, приказ был чёткий и ясный – только ранить. Нордан и Дрэйк сидели рядом с тобой, и уже тогда я заподозрила, что с заданием не всё ладно. Даже с учётом того, что меня убедили в бездействии Дрэйка, риск был слишком велик. Рядом с тобой ещё оставался Нордан, и не стоило ожидать, что он вовремя отвернётся – я видела, как он ухаживал за тобой, как внимательно следил за остальными присутствующими, и это его «моя женщина». До сих пор не понимаю, почему он не убил меня. Промахнулся? Вряд ли. Позже я узнала, что Катаринна и Рейнхарт решили завалить двух оленей одной стрелой. Рейнхарту нужна была проверка для Дрэйка и отвлекающий манёвр для Нордана, а Катаринне – кусок пушечного мяса и возможность избавиться от дамы, пренебрёгшей негласным правилом. Знали, что Нордан может убить меня только за попытку причинить тебе вред, – графиня вздохнула, перебирая рассеянно чёрные складки на юбке. – Будь я замужем, или при женихе, или хотя бы имей надёжного покровителя, то ситуация, возможно, сложилась бы иначе, но у меня не было ни того, ни другого, ни даже третьего, и потому меня без малейших сожалений пустили в расход. Дальше стало хуже. Меня ожидала ссылка в деревню без возможности вернуться когда-нибудь ко двору и жизнь фактически в нищете, потому что за невыполненное задание наша добрая императрица собиралась лишить меня состояния, оставив жалкие крохи, – сама-то я из семьи небогатой и неродовитой и почти всем обязана Катаринне. Дрэйк внезапно вступился за меня, заявил, что с некоторых пор нас связывают близкие и тёплые отношения, что он готов позаботиться обо мне и ребёнке и что его не волнует, кто отец моего сына. Странно, но Рейнхарт поддержал его, и Катаринна вынужденно оставила меня в покое, не тронув мои деньги. Правда, с частью недвижимости пришлось расстаться, надо же как-то возместить короне ущерб от моего вопиющего неповиновения и неточной руки мятежного Нордана. Мы с Дрэйком заключили соглашение: он защищает меня и моего ребёнка от императрицы, от других мужчин, желающих воспользоваться моим уязвимым положением, от света с его ядовитыми языками, а я обеспечиваю Дрэйку видимость его занятости конкретной дамой. Мы живём в одном доме, но спим в разных спальнях, более того, Дрэйку не интересны другие женщины, ни в качестве постоянной любовницы, ни одноразовой, а о его пренебрежении публичными домами было известно и раньше. Хотя, не скрою, первое время, особенно когда я не могла посещать балы, ему многие оказывали весьма недвусмысленные знаки внимания.

– Печальная история, но от нас-то ты чего хочешь? Чтобы мы дружно порадовались, что все эти годы ты, сил не жалея, стояла на страже чести Дрэйка?

– Я подумала, что Айшель будет интересно узнать, как обстояли дела в её отсутствие. И потому что, – Хейзел шагнул вдруг ко мне, понизила голос до едва слышного шёпота, – он ждёт тебя на втором балконе через полчаса, – и отстранилась сразу, улыбнулась вновь вежливо. Кивнула мне и Лиссет и отошла.

– Ты ей веришь?

– Нет. Не знаю.

Я верю моим близким, тем, кого люблю, кто дорог мне. Но Хейзел я не знала, ни тогда, ни сейчас. История графини действительно печальна, страшно оказаться вышвырнутой за дверь, словно надоевший домашний питомец, страшно остаться без средств к существованию, быть преданной своей правительницей и всё за отказ сделать аборт, убить по первому требованию крошечную, несформированную ещё жизнь в себе. Странно, что Катаринна, сама прошедшая через неудачные беременности и тяжёлые роды, столь нетерпимо относится к будущему материнству среди своих дам.

Не знаю, как принимать эту новую графиню, сочувствовать ей или искать подвоха в её словах, действиях. Остаётся надеяться лишь, что Дрэйк, как и Беван, понимает, что делает.

* * *

Веледа

Семьдесят девять лет.

Целая человеческая жизнь.

Я шла через зал, едва ли не расталкивая попадающихся мне на пути людей, ни с кем не здороваясь и не отвечая на приветствия знакомых, с трудом соображая, куда и зачем я иду. Всё равно куда, только бы подальше от яркой, слепящей толпы, от удивлённых, непонимающих, возмущённых взглядов.

Подальше от него.

Одинокая песчинка момента, затерявшегося в неподвижных водах небытия. За гранью не существовало времени в привычном понимании, и я не могла сказать точно, когда именно встретила его.

Безликая серая тень, подобная множеству других. Подобная мне – с той лишь разницей, что я только временный постоялец и однажды вернусь обратно в мир живых. Вернусь к жизни, солнцу, беззаботному смеху.

Эта тень ничем не отличалась от тех, кто готовился исчезнуть в долинах мира мёртвых. И я до сих пор не могла понять, как заметила его, как выделила среди прочих. Интуиция? Странный, непостижимый зов? Я узнала его, хотя души действительно фактически безлики и в похожих очертаниях эфемерных тел их с трудом можно угадать, кто перед тобой – мужчина или женщина – и каким, кем он был при жизни.

Осознание словно вспышка, мгновенное понимание – это он. И ледяная в своей безысходности мысль – раз он здесь, значит, умер. Никто не может попасть за грань живым. Я сама ни жива, ни мертва, почти что труп с возможностью воскрешения.

И он же член ордена бессмертных, как, ну как он мог умереть?!

По пробуждению узнала – умер. Предал братство, покинул круг. Все собратья почувствовали изменения, падение общего уровня силы, а уйти из магического круга можно лишь прямиком в объятия смерти, и никак иначе.

Семьдесят девять лет.

Столько прошло с нашего бал-маскарада, столько я спала в этот раз. Целая жизнь и одно мгновение.

Вспоминал ли он обо мне? Пытался ли разыскать, как пообещал легкомысленно на прощание? Или уже через полчаса после нашего расставания привёл в зимний сад другую девушку, готовую отдаться с охотой и без возражений?

На пути возник лакей с подносом. Я жестом остановила слугу, взяла бокал с шампанским, выпила содержимое залпом, не чувствуя вкуса. Поставила пустую тару обратно, взяла другую и продолжила бессодержательное движение в неизвестность.

На мои осторожные расспросы папа ответил резко: забудь об этом отбросе. Я бы забыла, наверняка стёрла со временем его из памяти, как стираются ненужные мелочи, забываются незначительные события, да только для меня не было этих десятилетий, не было этой жизни. И бал был будто всего несколько месяцев назад.

Я выскочила через ближайшую дверь на один из балконов, приблизилась к балюстраде, вдохнула глубоко прохладный вечерний воздух. Стоявшая на другой стороне компания из четырёх человек даже не обратила на меня внимания. Стук стеклянной двери затерялся в доносящейся из зала музыке и взрыве смеха компании, но шаги за спиной я расслышала.

– Госпожа Ритт?

Моя грёза. Мой сладкий несбыточный сон.

И мой кошмар.

Отпив сразу половину бокала, я обернулась к Бевану, улыбнулась по возможности непринуждённо.

– И всё-таки мне кажется, мы с вами где-то встречались, – мужчина улыбнулся в ответ.

Я ухватилась свободной рукой за балюстраду позади, опасаясь справедливо, что от улыбки Бевана ноги перестанут держать хозяйку.

– А мне кажется, что едва ли это возможно, – парировала я.

Хоть бы голос не сорвался предательски!

Мужчина бросил через плечо быстрый взгляд в сторону компании, живо обсуждавшей что-то между собой, и шагнул почти вплотную ко мне. Втянул воздух возле моего лица. Я прижалась к балюстраде, пытаясь сохранить какое-то подобие дистанции между нами.

– Понимаете, в чём дело, госпожа Ритт, вы кажетесь мне знакомой, но, глядя на ваше лицо, я не могу вас вспомнить, – заговорил Беван негромко. – Вы ведёте себя отнюдь не так, как следовало бы вести, не встречайся мы никогда раньше. И ваш запах… его я знаю.