Сердце огня и льда. Леди

Я села, прислонившись спиной к подушке. Странно, но я почти не удивлена, хотя до этого момента даже не задумывалась, что ламия может увлекаться чем-то ещё, кроме мужчин, оргий и убийств.

– Выходит, это её рук дело? Она взломала защиту на загородной резиденции?

– Она нашла способ, как вскрыть защитный полог, не будучи одним из братства. Лично она, естественно, те пологи не вскрывала, учитывая, что прорыв произошёл практически одновременно в империи, в Тарийском княжестве и в королевстве Фария, – Дрэйк заложил руку под голову, по-прежнему глядя в потолок. – В определённых сферах Регина довольно талантлива – нечеловеческое происхождение позволяет ей видеть силовые плетения и всю структуру в целом, находить слабые места и без особых затрат преобразовывать энергию, к тому же к её услугам знания, собираемые и сохраняемые многими поколениями ламий. К другим недавним достижениям Регины стоит отнести снотворное, созданное ею на основе яда Рейнхарта, введённого в кровь Норда.

– Снотворное? – повторила я. – Такое же, как… – я умолкла, не решаясь напоминать Нордану о заточении в мире снов.

– Исходя из отчёта Вэйдалла, не совсем такое же, но оно способно усыпить нас на несколько часов и имеет побочный эффект в виде сильной слабости по пробуждению. Спустя какое-то время она проходит, однако при правильном использовании и недолгая слабость может стать фатальной.

Второе снотворное. Видит Серебряная, в складывающейся ситуации хватает и изобретения Рейнхарта, противопоставить которому нам нечего. Не уверена, что мне удастся повторно разбудить Нордана или Дрэйка, реши старшие рискнуть и пойти напролом, сочти они усыпление почти половины круга меньшим злом, нежели попытки вернуть мятежных собратьев в лоно создавшего их ордена.

– Беван говорил, тот прорыв устроили некие заговорщики, выступающие против ордена, – вспомнила я. – Получается, Регина… одна из них, из этих заговорщиков?

– Скорее всего, – подтвердил Дрэйк. – Как и господин Игнаси, который следил сегодня за нами в детском магазине и по подозрительно удачному стечению обстоятельств находился при дворе Афаллии именно тогда, когда королевство разорвало союз с орденом, как и другие уже известные участники. Каждый так или иначе был связан с братством, заключал с орденом сделку или неудачно попал под его руку. Пока неясно, какой интерес у господина Лэнгхэма, но он вполне может быть обычным подручным.

– На первом балу Эрин представил Пейтона как своего слугу.

– Что же, вероятно, таковым он и является. И сейчас, и три года назад он мог лишь выполнять поручения тех, кто его нанял.

Поселиться в доме по соседству с членами ордена. Наблюдать. Попытатся познакомиться со мной, девушкой, явно небезразличной одному из них. И, будучи человеком, Пейтон не мог узнать о привязке тогда, но всё же странно, что он решил предупредить меня о Регине сейчас.

– Но как… Регина получила образец? – если ламия использовала введённое в кровь снотворное, то…

– Проникла в дворцовое подземелье.

И впрямь, что стоило Регине, способной вскрыть защитный полог братства, словно опытный вор – простенький замок, выяснить, где держат Нордана, и пройти туда свободно, будто визит хорошим друзьям нанести?

Нордан молчит с того момента, как речь зашла о бывшей возлюбленной, и, кажется, даже не слушает нас, лишь воздух слева от меня становится всё холоднее, рождая инстинктивное желание придвинуться ближе к теплу справа.

– Что с запиской от Галена? – я сменила тему – обсудить подробности участия Регины в заговоре мы можем и утром, всё одно прямо сейчас детали деятельности ламии не решат ничего, только окончательно вынудят Нордана замкнуться, отгородиться холодом и показным, вымораживающим равнодушием.

– Они поженились, – усмехнулся Дрэйк. – Воспользовались способностью сирен создавать порталы и отправились в Гаалию, где возможно официально оформить тройной союз.

– О-о, это же замечательно, – я рада, искренне рада, мне приятна мысль, что у кого-то из членов братства и их пары всё складывается хорошо вопреки непростым обстоятельствам. – Надо послать поздравительную открытку и выбрать подарок… – я оборвала себя, повернулась к Нордану, сообразив вдруг, что могло послужить причиной неожиданного его предложения. – Так в этом всё дело – в том, что ваши собратья узаконили отношения со своей парой раньше вас?

– Нет. Не только, – Нордан ответил неохотно, посмотрел внимательно на меня. – Причин много и одна из них – моё нежелание видеть на собственной дочери клеймо незаконнорожденной.

– Никто никогда не называл Эсти…

– Это в звериной общине, обитатели которой не задают лишних вопросов. А большой цивилизованный мир куда как более жесток.

Мне и хочется возразить, заверить, что с Эстеллой никогда не случится ничего подобного, никто не назовёт её бастардом или кем похуже, и одновременно я осознаю, что Нордан прав. Живя в общине среди женщин, привычно, деликатно не интересовавшихся отцом моей дочери и нашими с ним отношениями, я редко задумывалась о вопросах законности рождения Звёздочки, о том, как примут её в мире, казавшимся тогда бесконечно далёким, чужим нам обеим. Я предполагала однажды – не сейчас, но когда-нибудь – поведать об Эстелле родителям, познакомить их, и была уверена, что мама с папой не скажут дурного слова о внучке, не станут упрекать меня и отрекаться от малышки только потому, что я не состояла с её отцом в освящённом в храме браке. Однако о прочих нуждах и возможных проблемах я не думала, как стараются не думать о том, что должно произойти ещё очень и очень нескоро.

У Звёздочки нет документов – в затерянной в лесах общине не выдают свидетельство о рождении. А даже если бы вдруг и выдавали, как бы я указала Нордана в графе «отец»? Я не знаю его фамилии, если она вообще была…

– И о чём таком серьёзном ты задумалась? – Нордан коснулся моей руки, погладил запястье. – Судя по удручённому выражению твоего лица, мысли тебя не радуют.

– Пустяки.

– Уверена?

– Да.

– А если подумать? – пальцы Нордана скользили легко по коже, иногда мимолётно задевая серебряное кольцо. – Я собираюсь жениться на тебе не только ради благополучия Эстеллы, хотя и ради него тоже, и уж точно не из-за матримониальных планов остальных. Даже если бы, не дай Кара, у нас не было Эстеллы, я бы всё равно женился на тебе. Так правильно, так принято, так должно быть, и, несмотря на понимание неразрывности привязки, мне хочется удержать тебя рядом любым способом, в том числе посредством человеческих брачных уз, каждому продемонстрировать, кому ты принадлежишь. Насчёт Дрэйка ничего сказать не могу, впрочем, учитывая, что он надел тебе кольцо на соответствующий палец правой руки, предположу, что он уже сделал предложение в своей излюбленной манере, то есть без лишних церемоний, молча и с донельзя суровым выражением лица.

Я улыбнулась невольно и тут же закусила губу, пытаясь сохранить серьёзность.

– Можем поспорить, чьё предложение было романтичнее, – с толикой насмешки заметил Дрэйк.

– Ничьё, – возразила я прежде, чем Нордан вновь вступит в словесную пикировку с собратом, пусть и беззлобную, безобидную, но утомляющую несколько своей бесконечностью, стремлением каждого собеседника оставить последнее слово за собой. – Да, я выйду замуж за вас обоих, хотя, видит Серебряная, всё же это немного безумно.

– Этот мир давно сошёл с ума, – парировал Дрэйк философски.

– И ты и есть маленькое безумие, котёнок. Безумие, от которого уже невозможно отказаться, от которого нет желания отказываться, – Нордан потянул меня за руку, вынуждая повернуться лицом к нему.

Он уже не раз говорил мне нечто похожее, совсем недавно и тогда, хотя то время порой кажется чересчур далёким, будто всё произошло не три года назад, но все тридцать лет. Нордан же смотрит на меня пристально, откидывает одеяло, привлекает ближе к себе. Приподнимается, целует меня, и робкая, инстинктивная наполовину попытка возразить, напоминая, что мы не вдвоём, растворяется в знакомых, кружащих голову ощущениях. Ароматы привычно смешиваются, я не только вдыхаю их, но чувствую кожей, чувствую, как они проникают в меня, становятся частью меня, неделимой, неразрывной. Поцелуй делается глубже, настойчивее, Нордан откидывается на подушку, устраивает меня на себе. Я подчиняюсь, едва осознавая разумом происходящее, да и не желая осознавать в полной мере. Артефакта на мне нет, перед сном я сняла и спрятала кольцо в надёжном, как мне показалось, месте, все прочие отвлекающие предлоги выглядят сейчас слишком несущественными, неважными, чтобы всерьёз думать о них. Губы горят, будто заклеймённые настоящим огнём, сердце бьётся суматошно, истома тяжело, тягуче окатывает тело, собирается в каждой клеточке каплями дождя долгожданного, принёсшего желанную влагу после затяжной засухи. Слышу шорох одеяла рядом и не вздрагиваю, ощутив осторожный поцелуй на плече, прикосновение к моим рассыпанным в беспорядке волосам, к спине через тонкую ткань ночной сорочки. Лишь чуть выгибаюсь ластящейся кошкой под цепочкой новых, ложащихся легко на шею, плечи, спину. Чувствую, как ладони Дрэйка скользят вдоль моего тела, останавливаются на бёдрах, среди складок сбившейся сорочки. Руки Нордана придерживают меня за талию, и я улавливаю в аромате тумана вяжущую кислинку вопроса, попытки понять по моему запаху, по моим эмоциям, нужно ли мне это на самом деле, нужно ли здесь и сейчас. Я отстраняюсь, перехватываю внимательный взгляд Нордана.

Знаю, я могу отказаться. Что бы там ни говорил Нордан, как бы ни поддразнивал меня или Дрэйка, он не станет принуждать меня к близости, если я действительно не захочу. И тем более этого не станет делать Дрэйк. Я свободна в своём выборе. Откажусь, засомневаюсь, намекну – не словами, но чувствами, – что мне не нравится происходящее, что мне неприятно, и они оба отступят, оставят меня в покое, и мы ляжем спать, как планировали, хотя сомневаюсь, что сумеем уснуть в ближайшие час-два.

До следующего раза.