Сердце Пармы

Что-то плескалось рядом с Юмшаном, и он, отстранив ветку, увидел, что это третий воин с первой лодки. Воин зацепился воротом кольчуги за сучок и теперь бился, задыхаясь. Он глядел на Юмшана из-под воды, разевал рот, из которого вылетали гроздья пузырей, царапал ногтями кору ствола. Юмшан еще подождал, прислушиваясь к схватке на той стороне завала и не глядя на тонущего, а потом обернулся, спустил в воду ногу, наступил на лицо воина и притопил его еще глубже. Глаза под водой выпучились и стали совсем рыбьими.

Тогда Юмшан выпрямился и крикнул по-русски:

— Рочча! Не стреляй! Я с миром!

Он полез через ветви на другую сторону.

Нифонт с разрубленной грудью лежал на своей сосне, ногами уходя в воду. Он был еще жив, хрипло дышал. Кровь из раны толчками выплескивалась на рубаху. Тыран — мертвый, с ножом в горле — лежал рядом, лицом вниз, в ветвях. Наверху сидел Латып, дрожащими руками сжимая меч.

Юмшан оглядел место схватки и, не торопясь, спустился к Нифонту.

— Ты все сделал хорошо, чердынский богатур, — с трудом подбирая слова, по-русски сказал он. — Юмшан тебе благодарен.

Он вытащил из-за пояся нож, приподнял Нифонта за шею и лезвием обвел его голову по кругу. Затем убрал нож, вцепился в волосы Нифонта и сорвал их с черепа вместе с кожей. Положив Нифонта обратно на бревно, Юмшан поднялся к Латыпу и протянул ему окровавленный косматый ком.

— Это твое, — сказал он.

— Его убил Тыран, а не я, — задыхаясь, ответил Латып.

— Ты — молодой воин. У тебя еще нет ни одних волос врага. А это был настоящий враг, очень хороший, сильный и умный. Тебе будет, чем гордиться. Возьми. Я ничего не скажу другим манси.

Латып перевел взгляд с Юмшана на волосы в его руке, и в глазах его страх начал таять, сменяясь радостью.

— А что я должен сделать за это? — спросил он.

— Ты должен вернуться и сказать, что Юмшан поплыл догонять русских один. Он один, сам, догонит их и убьет.

— Но ведь все манси спросят меня, почему я оставил тебя одного? Ведь я даже не ранен.

— Ты хочешь, чтобы я тебя ранил?

— Нет, — быстро сказал Латып, отодвигаясь.

— Тогда отвечай, что Юмшан был очень зол. Он сам хотел наказать русских за гибель четырех своих воинов. Он отослал тебя обратно, и ты ушел, потому что он — князь.

— Я понял. Давай волосы.

Юмшан кинул волосы на колени Латыпа и вновь повернулся к Нифонту. Нифонт до сих пор был жив. Сквозь кровь на вогула смотрели его страшные глаза, в которых были ужас и неверие в то, что случилось. Юмшан наклонился и спихнул Нифонта в воду, и еще притопил его ногой и дослал под завал, как только что сделал со своим манси.

Семь Сосен стояли ровно по кругу. Может, они сами так выросли, как по ведьминым кругам вырастают грибы, а может, были посажены в незапамятные времена. Между ними располагалось древнее святилище, давно заброшенное пермяками, ограбленное ушкуйниками и затоптанное проезжим людом. Матвей проснулся заполночь. Над ним, в кольце черных, косматых вершин, словно ожерелье на дне болотной чарусьи, лежало на небе семизвездье Ковша.

Посреди поляны горел небольшой костер. Возле него сидели двое: Леваш и какой-то пожилой человек в одежде из звериных шкур. Матвей поднялся и подошел к огню. Разговаривали по-вогульски.

— Кто это? — резко спросил Матвей, перебивая незнакомца.

— Юмшан, — кратко ответил Леваш.

Матвей открыл рот, закрыл, снова открыл и еле выдавил:

— Э… мы… в плену?

— Нет. Юмшан один.

— Он у нас в плену?

— Тоже нет. Он назначил тебе и мне встречу под Семью Соснами. Вот мы и встретились.

— Ничего не понимаю!.. — Матвей помотал головой.

— Я договорился с ним, — пояснил Леваш. — Помнишь, там, за Покчей, когда проплывали вогульский дозор? Нифонт убил его воинов, чтобы те не донесли о нашей встрече Асыке, а Юмшан убил Нифонта, чтобы Нифонт не донес о ней князю Михаилу. Так было условлено. Понятно?

— У-у, какие дела…— протянул Матвей, усаживаясь на корточки. — И зачем же Юмшану эта встреча? И почему нашим отцам не надо про нее знать?

Леваш усмехнулся, пошурудил палочкой в костре. Юмшан глядел на Матвея.

— Ладно, давай напрямоту, — раздраженно велел Матвей.

— Хорошо, — согласился Леваш. — Владыка знает о том, о чем мы сейчас будем говорить. И он благословил желание Юмшана, потому что оно — на пользу русскому делу. А желание таково… Нам с тобой не надо торопиться на Вычегду. Ехать — надо, а торопиться — нет.

— Это почему?

— Потому что надо дать Асыке время, чтобы Чердынь ослабла. Тогда князь Михаил выйдет с дружиной биться в поле.

— И… что? — замерев, осторожно спросил Матвей.

— И князь Асыка убьет князя Михаила.

Матвей долго молчал, глядя в огонь.

— Я Покчу сгубил, — наконец сказал он. — И вогул хочет, чтобы в придачу я сгубил и отца с Чердынью?

— Ты не понял. Твоего отца убьет его отец, а не ты. А убив князя Михаила, князь Асыка не станет дальше жить. Он обещал. Ему больше незачем будет жить. Он умрет. Просто от старости. Он ведь очень старый.

— Что за чушь? — Матвей поморщился.

— Это ты так думаешь. А вогулы и думают, и поступают иначе. Так и вправду будет: Асыка убьет Михаила и умрет. Он только ради этого и пришел. Город ему не нужен. Он убьет князя, снимет осаду, а потом умрет. Погибнет Михаил — и Чердынь будет спасена. Ты станешь князем, и Юмшан тоже станет князем.

— Князем? — тихо переспросил Матвей. Лицо его окаменело.

— Ты меня понял? — вкрадчиво осведомился Леваш.

Матвей кивнул.

— И епископ тоже хочет, чтобы я стал князем?

— Да. Твой отец — плохой князь.

— Он хороший князь. Его любят люди.

— Возможно. Но владыка считает, что ты будешь князем лучшим, чем твой отец.

— Ты предлагаешь мне стать отцеубийцей?

— Не ты его убьешь, а вогул Асыка. Зато ты спасешь свой город. И ты даже выполнишь отцов приказ — приведешь рать Мишнева, отгонишь вогульские хонты. Надо только немного подождать. Не торопиться.

— Ты предлагаешь мне стать отцеубийцей…— повторил Матвей.

— Не я! — разозлился Леваш. — Он предлагает! — Леваш указал на Юмшана. — Владыка предлагает! Будь мужчиной! Будь князем!

— Быстро говорите…— вдруг сказал Юмшан. — Я плохо понимаю роччиз… Перескажи, как манси.

Леваш заговорил по-вогульски. Юмшан выслушал, утвердительно покачивая головой. Потом он вдруг тронул Матвея за плечо и тоже начал говорить, показывая на небо. Леваш переводил:

— Вот что хочет сказать тебе Юмшан… Всему в мире есть своя мера. Грех — прерывать дело, пока его мера не исполнена. Но бессмысленно тянуть дело дальше, когда мера отмерена до конца. Князь Асыка доделает свое дело и умрет, потому что он — Призванный, он — хумляльт. Но русские не верят в мудрость людей Каменных гор. И князь Михаил исполнил свою меру. Он совершил великие дела. Он создал княжество, построил столицу, родил детей и постиг истину. Он сделал все, чего от него надо богам. Его будут помнить всегда. Зачем ему еще жить дальше? Эта жизнь будет нужна ему одному. Пусть лучше он уйдет по Пути Птиц как герой, сраженный достойным врагом. Это славная смерть! А если его душа-птица одряхлеет вместе с телом, она уже не пролетит по Пути Птиц. Князьям, героям, воинам надо жить, как птицы, чтобы после смерти пройти этим Путем. Когда вожак молод и силен, он летит во главе клина, и все летят за ним, гордятся и любуются им. Но когда вожак стареет, он падает, и ни одна птица не поддержит его своим крылом. Такова судьба. Никто не виноват. Юмшан говорит тебе, княжич, чтобы ты был птицей.