Сердце Проклятого

Казнимые страшно кричали, Дисмас при каждом ударе не орал, а выдыхал со стоном, и это было так пугающе, что Афранию хотелось заткнуть уши, именно услышав этот нечеловеческий всхлип.

Начальник тайной стражи встал и заставил себя посмотреть на работающий в поте лица палачей. Легионеры были злы и веселы. Они уже чуяли запах крови — та в изобилии лилась по исполосованным спинам, покрывая ноги и ягодицы осужденных красными блестящими ручьями. Из разрывов выползало вспухшее мясо и густо плевали алым перебитые сосуды, а палачи переговаривались и похохатывали, соревнуясь в силе и точности удара.

А ведь еще час назад мне казалось, что я люблю свое ремесло, подумал Афраний и стиснул челюсти так, что хрустнули зубы. Это необходимо. Если нас не будут бояться, у нас не получится править. Этих людей казнят справедливо, они преступники…

Он посмотрел на повисшего на ремнях Иешуа, на его спину, сочащуюся, словно только что освежеванная туша. Изо рта бродячего философа свисали розовые нити слюны, закатившийся глаз уставился на солнце, тело, покрытое потом и кровью, блестело в свете дня, будто под слюдяной пленкой.

Афраний снова сел и начал разглядывать руки. Ладони были сухими, кожа поскрипывала, когда он тер ее пальцами.

Еще несколько минут, и бичевание закончится. Закончится, закончится, закончится…

Удар, крик, удар…

Зазвучали голоса легионеров. С шумом упало на землю первое тело. За ним второе. Афраний услышал, как кто-то плачет, и поднял взгляд.

Плакал Дисмас. Плакал, и изо рта у него текла густая, почти черная кровь, между губ болтался наполовину откушенный язык. Из его круглых, навыкате, глаз катились крупные горошины слез.

Иешуа не плакал и не стонал, он лежал на спине возле своего столба, загребая ногами пыль, в которой перекатывались тусклые шарики кровавых брызг. Он был в сознании, но взгляд у него был мутный, бродящий из стороны в сторону бесцельно — так смотрит на мир смертельно раненое животное. Например, жертвенный агнец, которому острый клинок жреца уже перерезал горло.

Ремесло, подумал начальник тайной службы при прокураторе Иудеи, проклятое ремесло…

Глава 5

Израиль. Ершалаим

Район Яффских ворот

Наши дни

Как ни странно, опасность первым заметил Ави. Он глянул в боковое зеркало и сразу стал меньше, сдулся, словно воздушный шарик, проколотый булавкой. Парень не был трусом. Боевого опыта, конечно, не хватало, но учили в контрразведке на совесть, загоняя некоторые действия в область рефлексов. Рефлексы и сработали. Можно было, конечно, попробовать использовать металл дверец, как щит, но АК легко прошивает тонкий штампованный лист автомобильной стали. В принципе, вариантов было немного, но они были, и, возможно, Ави выбрал не самый лучший из них. Но сагам [47] повел себя, как боец и как мужчина. И умер, как мужчина.

47

Сагам — сокращенное от сегем мишне — соответствует российскому или украинскому лейтенанту.

Он успел крикнуть: «Беги!», распахнуть дверцу и вывалиться из джипа в вполоборота, уже со штатным «глоком» в руках. Он даже успел выстрелить, но, увы, не попал — пуля лишь оцарапала Седому плечо. Зато Седому не пришлось целится. Он только надавил на спусковой крючок, а Ави сам влетел под струю свинца из ствола АКСУ. Расстояние между убийцей и жертвой было не более четырех метров, и у сагама просто не было шансов. Ни один жилет не выдерживает попадания в него высокоскоростной пули в металлической оболочке на такой дистанции, Ави же был одет в стандартный кевларовый жилет, который прошило с легкостью. Из спины контрразведчика полетели клочья. Он рухнул на камни мостовой, суча ногами, еще не мертвый, но с разорванной грудью и бесчувственный. С каждым вздохом жизнь утекала из него, на губах вспухали кровавые пузыри.

Сухой щелчок пистолетного выстрела и громогласное стаккато автоматной очереди разорвали время на «до» и «после».

Шимон должен был погибнуть следующим, но опыт и навыки сыграли на его стороне, поэтому он умер несколькими секундами позже — шансов на спасение у него не было. Он пригнулся к рулю, перехватил девятимиллиметровый «глок» в левую руку, а правой вырвал из-под приборной доски громадный «дезерт игл». «Глок» залаял, заплясал в его руках — он стрелял через металл дверей, сунув ствол себе подмышку. Палил не целясь, просто в сторону террористов, стараясь скорее их испугать, чем ранить, выигрывая мгновения, но не для того, чтобы выжить. Он был очень опытным оперативником и мог реально оценить шансы уцелеть — их не было вовсе. Ствол крупнокалиберного «игла» был повернут к открытой дверце, через которую несколько секунд назад навстречу смерти вывалился напарник. Террористов трое. Может быть и больше, но видит он только троих. Положить всех не в его силах, но достать хотя бы одного из них… О, да… Это вполне.

Лысоватый не стал стрелять в «ниссан», этим было кому заняться. Его задача уже маячила перед глазами. Он продолжал двигаться, не сводя глаз с профессора и Арин. Они были единственными, кто при звуках стрельбы не побежал, а замер, словно жена Лота. Двадцать шагов — прекрасное расстояние для прицельной стрельбы из автомата. Особенно по беззащитным людям! Он даже видел пот на лице старика, видел расширенные от испуга глаза девки! Арабка! Предательница! Вот что значит быть из христианской семьи! Смотри, смотри, девка! Вот она — ваша скорая смерть! Иншалла!

Ствол в руках Лысоватого начал подниматься. Совсем рядом, можно даже понюхать их страх! Вот и все, он просто разрежет этих двоих напополам первой же очередью!

Низкорослый, похожий на тумбочку крепыш, не обращая внимание на пальбу из «глока» и свистящий вокруг свинец, стал в трех шагах от кабины джипа и открыл огонь из своего АК чуть ниже линии стекол. Для «калашникова» автомобильная дверца все равно что картонный ящик. Пули вспороли сталь, как консервную банку, распотрошили приборную доску, прошили сидение (несколько ударились о стальной каркас и срикошетировали мимо цели) и ударили Шимона в левую руку, бок и спину.

Одна пуля перебила кисть и «глок» выскочил из разжавшихся пальцев. Шимон попытался ухватить пистолет за рукоятку и закричал от боли и бессилия. Кровь била из разорванных сосудов, заливая сидения, сквозь кожу торчали обломки раздробленной кости. Кусок стекла, разлетевшегося от попадания, отрубил ему ухо и вспорол скулу, но он почти не чувствовал новой боли.

Глупая, глупая, глупая смерть! Сколько раз он обманывал ее? Сколько раз дразнил и оставался цел и невредим! Умереть здесь, в центре Иерусалима, почти что в Еврейском квартале, в месте, которое считается совершенно безопасным! Какой абсурд! Он ведь мог умереть тысячи раз до того!

Сталь и свинец полосовали его плоть, но он все еще был жив, когда в открытом дверном проеме показался Седой с АКСу наизготовку. Доля секунды понадобилась ему, чтобы увидеть упавшего на руль Шимона. Доля секунды понадобилась Шимону, чтобы нажать на легкий, как перышко, спуск мощного пистолета. «Игл» на самом деле — охотничье оружие, и пуля калибра.50 на вылете из ствола не обладает ни колоссальной скоростью, ни колоссальной пробивной силой. Но за счет массы остановить она может даже буйвола.