"Сердце Шивы"
Шрифт:
Пётр Иванович тоже заметил, что творилось с племянницей. Он обменялся взглядом со Штольманом и принялся задавать англичанам вопросы – большей частью бессмысленные, но прекрасно отвлекающие внимание от медиума.
Наконец, Анна вздрогнула и очнулась. Кажется, сегодня свидание с духами прошло несколько легче, чем обычно. Во всяком случае, она не хваталась за живот, не дышала судорожными всхлипами. Хотя руку мужа всё ещё не выпускала.
– Господа, Анне Викторовне нехорошо! – громко сказал Пётр Иванович. – Вы разрешите нам откланяться?
Колониальные чиновники и офицеры переглянулись. Взгляды говорили о том, что они думают о сумасбродных
Штольманы и Миронов вежливо простились и двинулись на выход. Анна всё ещё крепко сжимала руку Якова, сама того не замечая. Кажется, увиденное её потрясло. Окончательно она очнулась лишь на лестнице. Охнула, заглянула мужу в лицо.
– Яков, ты будешь этим заниматься? Ты найдёшь проклятый рубин?
Право, он сам пока не знал ответа на этот вопрос. Всё будет зависеть от её самочувствия. И от того, что она увидела. Но об этом поговорить лучше в гостинице, без свидетелей.
Яков Платонович через силу улыбнулся, отвлекая её, и наконец позволил себе захромать:
– Пока не знаю, Анна Викторовна. Но того сапожника я непременно найду. И руки из плеч выдерну. Или откуда там они у него растут?
========== Затонский цирк ==========
Уставшие рикши не очень бодро домчали их полуночными кварталами европейской Калькутты до гостиницы, где русские квартировали. Впрочем, и спешить ведь было некуда – разве что в постель. Однако вместо постели в номере Штольманов начался «военный совет в Филях». С плавным превращением в цирк. Очень не к месту и не ко времени, но поделать с этим Яков Платонович всё равно ничего не мог. Хотя мог бы и предвидеть, зная нрав Мироновых.
Были, конечно, на свете и другие Мироновы – спокойные и респектабельные, но те остались в Затонске, и, кстати, терпеть его не могли. В отличие от этих – буйных и авантюрных.
Вот кто бы ему сказал, что он будет являть собой образец благоразумия, стоя на пути уже совершенного сумасшествия – посмеялся бы тому шутнику в лицо. Это он-то, прославившийся на весь Петербург своими гусарскими выходками! Неисповедимы пути Господни! Что-то больно часто ему это стало приходить на ум.
Или так: «есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…»
Мудрецам не снилось, что едва войдя в номер, Анна обернётся, пылая энтузиазмом:
– Дядя, ты должен мне помочь!
Штольман только успел поймать её за руку. Кажется, вопрошать духов она намеревалась немедленно.
– Анна Викторовна, куда вы?
Анна изумлённо уставилась на него, словно он не понимал каких-то очевидных вещей.
Яков добавил металла в голос:
– Мне бы хотелось знать, что именно вы собираетесь делать. И где именно?
Анна посмотрела на него немного обиженно, надула губы. И захлопала своими огромными глазищами. Не мог он видеть её обиду, и так слишком часто обижал.
– Ночь на дворе, - заметно сбавив тон, произнёс Штольман. И вздохнул про себя.
Она мгновенно оценила обстановку. Ей всегда удавалось парой слов или жестов превратить матёрого волкодава, уже ощерившего клыки, в ласкового щенка, готового подставить пузо, чтобы его почесали.
Подошла и молча обняла его, на несколько мгновений приникнув щекой к плечу.
«А вот это ошибка, Анна Викторовна!
Я же чувствую, как вас трясёт».Он успел поймать жену за талию прежде, чем она рванулась вон – напряжённая, как лук.
Всё ясно! Бежать, искать, ловить! И находить… преимущественно, неприятности на свою голову.
На его голову, если уж точнее!
– Куда? – невинно спросил Штольман, не выпуская Анну из объятий.
– Ну, Яков Платонович! Мы же берёмся за это дело?
Глазки горят, щёчки пунцовые. От утреннего недомогания – ни следа. Уголовное расследование как процедура для поправки здоровья? Новое слово в медицине. Надо будет Милцу об этом написать.
– А кто так решил?
– А разве нет? – Анна искренне удивилась. – Яков Платонович, но вы же сразу согласились. Вы даже архивные материалы по делу запросить успели. – теперь в голосе жены прорезались явные нотки сарказма.
Надо было признавать своё полное поражение. Или объясняться.
– Анна Викторовна, похоже, вы прослушали, что именно я сказал.
– Вы сказали, что мы посоветуемся. Ну, вот мы и советуемся! – и выражение на лице уже совсем победительное.
Так. Сменим тактику!
Яков сел, не выпуская руку жены, и потянул её к себе. Деваться ей в таком положении было некуда – только к нему на колени. А он немедленно обхватил её обеими руками, заключая в кольцо объятий. Сразу не вырвется, а там…
Так, а теперь объясняем. Тихо-тихо, чтобы иметь основания слегка касаться губами её волос:
– Аня, я согласился бы, будь я по-прежнему один. Но теперь я не один…
Избранная тактика имела свои недостатки. Яков резко и шумно выдохнул.
А тут ещё и Пётр Иванович – стоит у двери и откровенно наслаждается моментом. И, кажется, Карим в дверях нарисовался – полусонный, но довольный зрелищем. Он всегда любил, когда шумно и весело.
Штольман глубоко вздохнул и выпустил жену из объятий.
Анна Викторовна, слава тебе боже, умела быть милосердной. Не стала ни смеяться, ни провоцировать. Отошла подальше и только потом обернулась, подарив ему лучезарную улыбку:
– Но ведь нас теперь много! Чего нам бояться? Карим – прекрасный стрелок, дядя и стреляет, и ножи мечет. Вы, Яков Платонович, вообще умеете всё на свете! И даже меня уже стрелять научили. Сами говорили, что теперь мы всегда вместе!
И мордашка - ярче солнца в вешний день. Замужняя дама, медиум? Полноте! Гимназистка на выпуске. А то и младше. Когда Аню одолевал охотничий азарт, она вновь становилась ребёнком. Очаровательным ребёнком, в которого он влюбился, едва увидев это неуёмное, сияющее, пушистое чудо.
Вот за какие грехи ему это всё?
Штольман почувствовал, что непослушные губы предательски дрогнули, готовые расплыться в улыбке.
– Ну, да. Затонский цирк на гастролях. В программе – вызов духов, метание ножей, хождение на голове. И эскапизм - выпутывание из немыслимых ситуаций, в которые мы сами попадём по собственной глупости. Анна Викторовна, я ничего не забыл?
И лично он, Штольман, в этом цирке – импресарио. И в придачу – главный клоун!
Кажется, он перегнул палку – Анна снова надулась. Не настолько, чтобы рассердиться на него уж совсем всерьёз, но где-то близко к этому.