"Сердце Шивы"

Проснулась Анна поздно. Муж уже встал, в спальне его не было. Окно было задёрнуто, чтобы яркий свет не тревожил спящую. На столе записка: «Аня, я уехал в полицейское управление изучать архивы. Ничего не предпринимай без меня».

Предпринимать ничего не хотелось. Даже после отдыха чувство некоторой разбитости оставалось. Анна благодарна была, что муж не стал подымать её с постели, что ей не пришлось влезать в корсет и тащиться куда-то по жаре. Куда приятнее было сидеть в номере в одном пеньюаре. Она ощущала лёгкую дурноту, это иногда случалась с ней до завтрака.

Завтрак не замедлил появиться. Услышав движение в номере, чуткий Карим возник на пороге, неся огромное блюдо с фруктами. Одет был киргиз, вопреки обыкновению, не в свой камзол, а почему-то в белую индийскую рубаху со штанами. И разило от него чем-то неимоверно отвратным: вроде тухлого лука с сыром. И ещё что-то химическое. Анна почувствовала, что приступ дурноты усилился.

– Карим, что это? – пробормотала она, зажимая нос и рот ладонью.

Парень выглядел смущённым:

– Пфуй, дурной фрукт, сапсем дурной! Ты ешь, Анна-апай, не бойся. Он вкусный, только сильно вонючий.

Анна расхохоталась. Кажется, верный оруженосец хотел угостить её дурианом, но что-то пошло не так.

– Я поем, Карим, спасибо. Только ты помойся, пожалуйста!

Киргиз кивнул и исчез.

Дуриан оказался приятным на вкус. Если есть его, заткнув нос. Попробовав, Анна отдала предпочтение другим фруктам – более привычным.

Настроение улучшалось. Самочувствие – тоже.

Штольман появился как раз перед обедом. Выглядел он мрачным. Впрочем, за работой Яков Платонович редко выглядел весёлым. Но если он трёт затылок, то дело плохо. А уж если начал грызть кулаки, значит, и вовсе хуже некуда.

– Быстро в этой стране дела делаются! – раздражённо сказал он в ответ на вопрошающие взгляды.

Вся четвёрка собралась за ресторанным столиком, только вместо десерта Штольман почему-то закусил кулак. Анна осторожно погладила его рукав. Когда Яков Платонович в таком состоянии, реакция может быть непредсказуемой.

К счастью, злился Штольман не на своё семейство.

– В наших услугах больше не нуждаются!
– коротко бросил он.

Дядюшка преувеличенно бодро, хотя и несколько неуверенно откликнулся:

– И слава богу? Кажется, вы и не хотели влезать в это дело, Яков Платоныч?

– Не хотел, - подтвердил Штольман. – но еще мне не хотелось бы иметь на совести смерть невинных людей. Из-за того, что мне было лень или недосуг.

– Яков, что случилось? Ты не смог ознакомиться с делом?

– Смог, - сыщик раздражённо покачал головой, дёргая ворот и ослабляя галстук. – Но решение уже приняли на самом верху. В это несчастное княжество, где погиб наследник, отправляется карательная экспедиция. Боюсь представить методы, какими англичане будут там устанавливать закон и порядок. Они этим на весь свет уже прославились.

– А что не так? – спросил дядюшка.

Яков снова нервно потёр затылок:

– Пока сам не могу понять. Т’аги – это всё же не босяки с Лиговки, о которых я знал всё. Возможно, я ошибаюсь. Но сомнение не оставляет.

Анна снова накрыла его ладонь своей:

– Может, я сумею развеять сомнения?

Сыщик посмотрел на неё тоскливым взглядом:

– Может, и сумеете, Анна Викторовна.

Не любил он прибегать к её дару. Особенно в последнее время.

На совет снова собрались в их номере. Яков Платонович коротко, без деталей обрисовал суть своего беспокойства:

– Мне не дают покоя эти платки на шее у убитых.

Дядя осторожно заметил:

– Но, кажется, душили-то действительно платками.

Сыщик кивнул:

– Это так. Майор Слиман в своих отчётах описал десятки убийств, совершённых т’агами. Детали совпадают. И способ захоронения жертв тот же. Но вот платки. Ни в одном отчёте я не видел, чтобы орудие убийства было найдено на шее жертвы.

– И это значит…

– Это слишком нарочито выглядит. Словно собственноручная подпись убийцы. Чтобы уж никто не усомнился. Просто на весь свет прокричали: «Здесь были т’аги!»

– Думаете, имитация?

– Закрадывается такое подозрение.

Анна вмешалась:

– Так давайте я посмотрю. Спрошу дух Бэрбиджа. Пусть он покажет, как его убили.

Штольмана аж перекосило:

– Аня, ты даже не представляешь, насколько зверски его убили. А потом ещё над телом надругались, искалечив его посмертно, чтобы легче было спрятать. Не хочу, чтобы ты это видела.

Она решительно возразила:

– А я не хочу, чтобы вы мучились совестью и сомнениями из-за того, что у вас было недостаточно фактов. Яков Платонович, сколько можно обсуждать уже давно принятое решение? Мы вместе! Всегда и во всём. В работе тоже.

В конце концов, он согласился. И Анна убедилась, что его опасения были вполне обоснованы. Видение оказалось ужасно.

Кристофер Бэрбидж, к счастью, не стал являться к ней в своём посмертном облике. Как явствовало из разговора, который вели Яков и местный полицмейстер, разглядывая фотографии, убитому вспороли живот и выкололи глаза. Этого она не видела. Светловолосый, долговязый молодой человек явился перед ней словно бы в ночном тумане – неясным силуэтом.

– Покажите мне!

Видение исчезло, зато Анна провалилась вглубь его предсмертной памяти. Как это бывало обычно, её тело ощутило на себе всё происходящее. Перед глазами мелькнули руки в перчатках, потом горло захлестнула скользкая ткань. Несчастный забился, пытаясь высвободиться, но не мог этого сделать, так как руки его были связаны.

В тот миг, когда ощущения стали уже непереносимы, Анну вырвали из видений крепкие и горячие мужские объятия. Холод смерти мгновенно рассеялся, и она обнаружила себя на руках у Штольмана.

– Это было в последний раз! – сквозь зубы процедил он, едва сдерживая ярость.

Кажется, до Якова только сейчас дошло, что во время этих видений она на себе переживает всё, что стряслось с несчастной жертвой.

– Вы были правы, Яков Платонович, - сказала она, переводя дух. – Это имитация. Кто-то хотел, чтобы подозрение пало на индусов. А душил человек в перчатках. И, кажется, это был военный.

Перед глазами снова встал край обшлага офицерского мундира. К сожалению, ничего больше, никаких знаков различия.