Сердце Скал
Шрифт:
Ричард вскинул голову:
— Прекрасно, монсеньор. Однако… Вы все-таки не допустите, чтобы Дорак начал бракоразводный процесс против королевы?
— Я могу вас утешить, юноша, — спокойно ответил Алва. — Королева относится к тем женщинам, которые вполне способны сами постоять за себя. Поверьте, она совершенно не нуждается в защитниках… и меньше всего – в вас.
Глава 1, вступительная. Покушение. 3
3
«Подлец!..» — горько подумал Ричард.
Ренкваха повторилась, как в навязчивом кошмаре. Алва опять
— Вы странный поклонник, герцог, — произнес Алва, глядя на Ричарда прежним цепким взглядом. — Любовь – вещь эгоистическая, и мужчина, не задумываясь, отобьет любовницу даже у законного мужа. А вы целомудренно тревожитесь о крепости брачных уз.
Ричард не отвечал: при мысли о том, что он выдал Катари, он готов был взвыть в голос.
Алва отвернулся к камину и, словно потеряв к Дику всякий интерес, принялся рассеянно ворошить угли концом сапога. Казалось, он о чем-то задумался.
— Вы очень напоминаете мне героя одного нелепого романа, юноша, — негромко произнес он и тут же добавил, криво усмехнувшись: — Истинного Человека Чести, разумеется… Так вот, этот достойный дворянин как-то решил, что должен посвятить свою жизнь восстановлению справедливости, помощи обиженным, защите угнетенных – в их числе, конечно же, и прекрасных дам. Он напялил на себя латы предков, за четыреста лет основательно проржавевшие, и отправился сражаться со злом во славу некой благородной девицы… которая ею не была.
Ричард сжал зубы, сунул руки в карманы и медленно выпустил из легких воздух, пытаясь сохранить остатки самообладания. Хватит! Он больше не даст себя спровоцировать. Кончики его пальцев ударились обо что-то твердое, и он вздрогнул как от удара молнией.
Алва поднял голову и внимательно посмотрел на него. Красные сполохи на лице Ворона придавали ему вид Закатной твари.
— К несчастью, — продолжала тварь скучным голосом, — безумец видел вокруг себя только химеры. Овцы представлялись ему войском, мельницы – великанами, нищенствующие монахи – язычниками… Впрочем, последнее, может быть, не так уж и неверно. Разумеется, его попытки восстановить справедливость ни к чему не приводили, если не считать телесного ущерба лично для него. Однако во всех своих бедах рыцарь упорно винил злых волшебников. Представьте себе, юноша: он видел их повсюду, хотя они жили только у него в голове.
— Я читал этот роман, монсеньор, — тускло сказал Ричард, едва шевеля губами. — И всегда считал, что рыцарь – хороший человек.
…Зачем он взял кольцо эра Августа, если был так уверен в благородстве Ворона?..
— Как и вы, — иронически подытожил Алва.
— Нет. Нет… я не он. — Ричарду казалось, будто в груди у него застрял камень; он с усилием вздохнул и договорил уже много тверже: — Я только ваш оруженосец, монсеньор. А вот вы… Ведь вы и есть тот герой Амадео, из-за подвигов которого бедный рыцарь сошел с ума?
Рокэ так стремительно обернулся к Ричарду, что тот едва не попятился. Похоже, оруженосцу удалось-таки удивить
своего эра.— Вот как!.. Я чрезвычайно польщен вашим сравнением, юноша. Я не ожидал… Какие, однако, любопытные мысли вам внушает ваш любезный эр Август!..
Ричард не стал возражать на «эра Августа»: его занимало другое. Подушечкой большого пальца он ощупывал гравировку на камне перстня.
— Весьма обязан вам за комплимент, Ричард, — тон Алвы был полон сарказма. — Однако, как ваш эр, я дам вам один совет: не верьте. В жизни таких Амадео не бывает. Они рождаются в той же больной голове, которая творит все прочие химеры… вроде злых волшебников.
Или вроде Октавианской ночи, зло подумал Ричард, нажимая на камень.
— Вы наслушались досужих сплетен, а ваши личные обиды и пристрастия сделали вас легковерным, — продолжал Алва жестким тоном. — Я понимаю, что в вашем… впечатлительном возрасте очень хочется видеть себя героем Дидериха. Только в реальной жизни все эти Дидерихи и Амадео, юноша, – ярмарочные шуты на ходулях. Оставьте возвышенные страсти и напыщенное благородство тем, кому они больше пристали – старым лицемерам и подлецам.
Дик прерывисто вздохнул: по его ладони нежно и невесомо скользнули две невидимые крупинки. Он бережно зажал их мизинцем.
— Если вы не Амадео, — спросил он, поднимая голову, — то кто же тогда, монсеньор?
Алва, не отвечая, уселся в кресло и провел руками по глазам. Теперь, когда он отошел от камина, его лицо больше не напоминало Закатную тварь. Его черты, казалось, смягчились, и сейчас в них сквозила легкая усталость. Ричард редко видел у своего эра столь простое и естественное выражение.
— Вы удивитесь, юноша. Я такой же человек, как и вы.
— Хорошая шутка, монсеньор, — Дик скривил губы почти так же, как Алва.
— Я не шучу. Впрочем, раз уж сегодня у нас вечер откровений… Хотите, я расскажу вам, каким я был в ваши годы? — Ричард машинально кивнул, почти не поняв вопроса, и Алва распорядился обычным властным тоном: — Тогда налейте нам обоим вина и садитесь сюда.
Ричард шагнул к столу и взялся за кувшин. Внутри у него все окаменело. Дарамское поле, Вараста и Ворон, его люди и его эр – вот что околдовало его! Он, последний герцог Окделл, как безумец, поверил химерам. Как убитый Оноре…
Крупинки упали в вино и растворились, даже не достигнув дна бокалов. Ричард протянул один из них эру и сел. Ему казалось, что яд уже струится по его венам, и все предстоящее – формальность, вроде скучной светской болтовни. Сейчас он с холодной ясностью понимал, что было на душе у его отца, когда тот стоял на линии. Пустота. Линия не имела никакого значения. На самом деле герцог Эгмонт Окделл умер гораздо раньше. Он умер тогда, когда согласился выйти на проклятый поединок, чтобы спасти своих людей.
— За что бы нам выпить? — задумчиво спросил Алва.
Дику было абсолютно все равно, но недавние слова эра еще звучали в его ушах.
— За бедного рыцаря, монсеньор. Он служил справедливости, как мог.
— Вы верны себе, Ричард! — насмешливо отозвался Рокэ. — Впрочем, пейте за своего рыцаря, если вам угодно. А я выпью… — он задумался, — не за прекрасную даму, разумеется, и не за любовь, поскольку ее не существует. И не за друга: дружбы нет тем более. Я выпью… Я выпью за жизнь!