Сердце Скал

— Я охотно объясню вам это, — хладнокровно ответил маршал. — Дело в том, что для командования авангардом необходимо иметь хоть какие-нибудь мозги, а даже у приглянувшейся мне собаки их было гораздо больше, чем у упомянутого вами генерала.

— Очевидно, что собачье общество, — зло произнес Феншо-Тримейн, — подходит вам гораздо больше, чем общество людей. Вы подло заманили в западню и убили моего брата, монсеньор! Я знаю, что вы пользуетесь милостью кардинала и покровительством самого Леворукого, но я найду на вас управу. Я требую удовлетворения! — И он сильно толкнул Алву в грудь рукой, затянутой в грубую замшевую перчатку. — Я требую, чтобы вы дрались со мной на линии до смерти одного из нас или нас обоих!

Алва даже не покачнулся и не утратил насмешливо-учтивого выражения лица.

— Кажется, господа Феншо-Тримейны пребывают во вражде с вами, капитан? — спросил он у Манрика, слегка поворачивая к нему голову.

— Совершенно верно, монсеньор, — подтвердил тот.

— Тогда вы не откажетесь стать моим секундантом в этом маленьком деле?

Манрик ухмыльнулся, сверкнув зубами.

— Мой секундант – теньент Миквиц, — заявил Феншо-Тримейн, полуобернувшись к своему спутнику, но тут его перебили.

— Постойте, дорогой Тримейн, — вмешался в разговор граф Ариго. — Я признаю, что герцог Алва глубоко оскорбил вашу семью и вы сейчас в своем праве, но дело в том, что мы с господином Первым маршалом, можно сказать, отчасти родственники.

Рот Марселя Валме, до того слегка приоткрытый от веселого удивления, теперь окончательно округлился. Виконт Мевен, стоящий с ним под руку, оторопел, а граф Тристрам, напротив, смутился.

— Простите? — со злой иронией переспросил герцог Алва.

— О, это так понятно, — любезно пояснил Ги. — Разве не вы, ваша светлость, рискуя жизнью, залезли в мой объятый пламенем особняк, и попытались героически спасти мои ковры и сервизы? И разве это не свидетельствует о дружеских чувствах, настолько глубоких, что их можно считать почти родственными?

— Несомненно, — иронически хмыкнул Джеймс Рокслей.

— Довольно, Ариго! — гневно воскликнул Феншо-Тримейн. — Сейчас не время для шутовства!

— Спокойно, дружище, — ответил ему Ариго, однако, не спуская глаз с Алвы. — Вы деретесь на линии, а линия – это случайность. Я буду в совершеннейшем отчаянии, если лишусь такого почти родственника, если вы убьете его раньше, чем мы уладим наши маленькие семейные дела. Вы же все равно не пострадаете из-за этого. Разве вам не известно, что герцог Алва прекрасный фехтовальщик? Позвольте ему сначала убить меня и моего брата. Если же удача или Леворукий отвернутся от него, то вы, дорогой Тримейн, будете всего лишь обязаны мне спасением души.

— А! — сказал Алва. — Так вот в чем дело. Вы тоже хотите драться со мною?

— Зачем же изъясняться так грубо? — вкрадчивым тоном спросил Ариго. — Я хочу всего лишь уладить небольшое недоразумение. Видите ли, когда мы с братом сидели в Багерлее, нам показали те бумаги, которые вы так мужественно спасли из моего дома. И знаете, что я обнаружил? Они действительно были написаны вами.

— В самом деле? — В голосе Алвы послышался неподдельный интерес. Виконт Валме посмотрел на него с восхищением.

— В самом деле. И я спросил себя: зачем бросаться в огонь, чтобы писать приказы коменданту, которого вы сами к тому времени уже отстранили от командования гарнизоном?

— Могу уверить вас, любезный Ариго, — ответил Алва с обычной насмешкой в голосе, — что в вашем горящем особняке было решительно невозможно писать.

— Я подумал то же самое! Следовательно, все представленные вами на Совете бумаги были написаны уже после. И меня стал мучить вопрос: зачем вам все это?

— Разве это не очевидно, любезный граф? — ответил Алва, поигрывая герцогской цепью. — Разумеется, такой мерзавец, как я, искал только удобного случая, чтобы отправить в Багерлее воплощенную невинность и добродетель в вашем лице.

— Это вовсе не очевидно, любезный герцог, — возразил Ариго. — Такой человек, как вы, не станет звать себе на помощь судью и палача. Покойный генерал Феншо-Тримейн тому свидетель. Почему бы нам не решить это дело тихо, по-родственному?

Тем временем Зеркальная галерея мало-помалу снова заполнялась народом. Уход герцога Алвы с графом Гирке не остался незамеченным. Откланявшись королю, придворные поспешили вернуться назад, чтобы стать свидетелями разворачивающегося действа. Капитан Манрик с неудовольствием обратил на это внимание.

— Господа, — вклинился он в разговор, — мне кажется, нам следует удалиться. Король скоро выйдет, чтобы отправиться в придворную церковь. Нам будет удобнее продолжить беседу у меня в комнате.

Алва словно бы не услышал его.

— Любезный граф, — задумчиво сказал он, — признаться, я не люблю, когда Люди Чести вроде вас набиваются ко мне в родственники. Вы и ваше очаровательное семейство способны опозорить любую родословную. Однако в этом деле я готов пойти вам навстречу, чтобы раз и навсегда избавиться от всех притязаний подобного рода. Насколько я понял, вы тоже желаете линии?

— Нет-нет, — возразил Ариго. — Я хочу убить вас, это правда, но спасение своей души я ценю больше.

— Это в высшей степени добродетельно. Дорогой Манрик, — Алва снова повернул голову к гвардейскому капитану, — мне помнится, что вы ненавидите этого господина. Не согласитесь ли вы поприсутствовать и на моем объяснении с ним?

— Охотно, — ответил тот и добавил с тревогой, — но нам пора покинуть галерею.

Действительно: камердинер королевы в сопровождении нескольких придворных уже входил в Парадную спальню короля. Это означало, что утренний прием близился к концу.

— Вы забыли про меня, — неожиданно выступил вперед граф Килеан-ур-Ломбах, таща за собой на буксире давешнего провинциала в модном костюме огородного пугала.

— О нет! — с комическим отчаянием воскликнул Алва, отшатываясь от этого явления. — Только не говорите, что и вы набиваетесь мне в родственники, Килеан! Я убью вас и за меньшее. Заведите себе, наконец, жену, или, по крайней мере, купите любовницу. От вынужденного целомудрия у мужчин портится характер. Или вы тоже хотите отомстить мне за брата, которому наследовали шесть лет тому назад? Что же, вы, как видно, очень основательно обдумывали свое решение!

— Я считал, что вы не вполне утратили крохи порядочности! — прорычал взбешенный Килеан к явному удовольствию виконта Валме. — Я подчинился вашему приказу в Олларианскую ночь и стерпел многое, чего терпеть не стоило. Больше я не намерен мириться с оскорблениями! Вы оболгали меня перед Советом, вы опозорили меня перед моими солдатами, вы убили моего оруженосца, прикидываясь, что защищали от обиды своего! Но теперь я не верю ни одному вашему слову. Я требую удовлетворения!

Провинциальные зеваки с восторгом вертели головами и с шумным одобрением встретили рев графа: каждое его слово было слышно во всех уголках галереи. Спутник же Килеана явно поздравлял себя с удачей: он прибыл в столицу прямехонько к дуэли века!