Сердце Сумерек

— Понятия не имею, что тут твориться, — прошившись пятерней по волосам, зло бросил Граз’зт. От того, каким знакомым был этот жест, меня словно полоснули ножом по сердцу. — Но меня наизнанку выворачивает от необходимости дышать с вами одним воздухом.

Я молча проглотила и эти обидные слова. И даже улыбнулась, пусть и сквозь слезы. Это не мой Рогалик. Но в моих силах вернуть его прежнего. Даже если ради этого придется обойти сто тысяч миров. Даже если ради этого придется сразиться с противником, во сто крат сильнее каждого из нас.

— Мы уедем завтра, — предвидя следующую реплику брата, сказал Тан. — Чтобы не мешать тебе дышать.

Я видела, что он хоть и понимает, что перед нами совершенно другой Граз’зт, мучается точно так же, как и я.

— Буду очень тебе признателен, если ты перетерпишь одну ночь и не станешь устраивать нам показательную казнь.

Тан подошел ко мне, вопросительно уставился на лекарку, мол, и тебе объяснить, что лучше держать язык за зубами? Та энергично замотала головой, сбивчиво пробормотала, что займется мной, и чтобы он не изволил волноваться.

— Хадалис, отведи Маа’шалин к себе, а я пока заберу книги из комнаты брата. В таком состоянии он, чего доброго, бросит их в камин.

— Говоришь так, будто тебе это не в новинку, — с подозрением подметил Крылатка.

— Скажем так, я уже видел нечто подобное, — нехотя, сквозь зубы, ответил тот. — Все, уходите, чем меньше он будет вас видеть — тем лучше. И имейте в виду, у вас не так много времени, чтобы откопать Ид’тара. Если, конечно, это все не одна большая подстава.

— Сомневаюсь, что кто-то стал бы просчитывать все до мелочей, чтобы ввести в заблуждение парочку любопытных дурачков, — высказался Хадалис.

— Ты говоришь это после того, что мы все видели? И слышали? — уточнил Тан — и Хадалису расхотелось ворчать.

Крылатка почти на руках отнес меня в свою комнату, лекарка шла следом. На всякий случай Тан еще раз «проинструктировал» ее о необходимости держать язык за зубами, но по тому, как он хмурился, я сделала вывод, что о присутствии в замке человека с порчей будут знать даже местные аналоги летучих мышей.

В полной тишине я озиралась по сторонам, пытаясь связать все, что случилось в тот короткий промежуток времени между вчерашним вечером и сегодняшним утром. Я потеряла все? Или у меня ничего и не было?

Лекарка даже попричитала, что у меня ненормальная заторможенность и что я не чувствую боли, и, возможно, это последствия порчи. Хадалис, впрочем, быстро выставил ее за двери, как только в ее услугах пропала необходимость.

— Тебе лучше? — спросил он, прислоняясь к противоположной стене, даже не пытаясь скрыть тот факт, что чем больше между нами дистанция — тем ему комфортнее.

Я сидела на кровати, вцепившись руками в край покрывала и продолжала мысленно анализировать случившееся.

— Просто не могу взять в толк, как так может быть, что я не знала, что мой отец — кхистанджут. И что я сама из… этих. В голове не укладывается.

— Если он в самом деле собирался сделать из себя сосуд для аватара божества, то вполне понятно, почему держал в неведении.

Я вопросительно, с выражением лица «А ну-ка разъясни, мистер умник», уставилась на него.

— Если бы ты была кхистанджуткой и знала о своей силе, разве не попыталась бы использовать ее единолично и с выгодной для себя? Никто бы не устоял перед искушением всевластья, Маа’шалин. Хочешь начистоту? Мне не нравится идея ехать за помощью к культистам, потому что я понятия не имею, во что они в итоге тебя превратят, и кем ты станешь: той же Маа’шалин, но с безграничной силой, или обезумевшей от вседозволенности кхистанджуткой.

Я пожала плечами. Что ему ответить, не зная элементарных вещей о себе самой? Может я сойду с ума или, того хуже, превращусь в бездушное подобие своего отца? Кто бы на моем месте бил себя в грудь и зарекался?

— Маа’шалин, пока не поздно… — Крылатка сглотнул, уставился куда-то в стену. — Мы можем просто убежать. Прямо сейчас. Никого из нас здесь ничего не держит, ни у одного нет обязательств.

— Говоришь так, будто не видел того, что случилось только что.

— Видел — поэтому и говорю.

— Тогда в твоих словах нет логики. Пока жив тот человек, которого мне не посчастливилось считать своим отцом — никто ни в одном из миров никогда не будет в безопасности. Ты и я — не исключение. И потом, — я протянула руки, криво усмехаясь над тем, что орнаменты стали почти черными и шипы среди крохотных листиков кололи кожу почти так же сильно, как и настоящие. — Что будет, когда порча окончательно меня переродит? Ты знаешь?

Он нехотя отрицательно качнул головой.

Я улыбнулась — и притихла, когда услышала шаги за дверью. Через минуту в комнату, пнув дверь ногой, протиснулся Тан. Стопки книг в его руках просто поражали. Хадалис помог ему и вскоре все это добро лежало на столе.

— Расскажи, что это такое, раз ты уже видел, — потребовала я, кое-как доковыляв до двери и загородив проход. Конечно, ему ничего не стоит меня подвинуть, но не станет же он этого делать, в самом деле. — Я хочу знать все… последствия.

— Не хочешь, Маа’шалин.

— Хочу! И хватит уже решать за меня. Как будто мне собственного отца мало.

Тан потеребил корешок толстого тома с витиеватой, но наполовину истертой надписью золотыми буквами.

— Наша мать… Она потеряла душу. И медленно сошла с ума. Кончилось тем, что она стала настоящим чудовищем и отцу пришлось… — Он сглотнул, мотнул головой.

До чего же больно на него смотреть! Смотреть — и видеть эту похожесть на моего Рогалика. И непохожесть одновременно. И видеть, что он живой, настоящий, с тем же горящим взглядом, а нее потухшей серой пустотой в глазницах.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы переварить приступ грусти и мысленно врезать себе под зад. Нет, Семенова, ты не сдашься, не сломаешься, не испугаешься и не сбежишь. Кто угодно, но не ты. В конце концов, отец испугался, когда мы с дариканцем, пусть и ненадолго, но действовали как одно целое. Если культисты научат меня контролировать силу, которая сидит во мне, то половина дела в кармане. Ради такого не страшно и голову в пасть льву сунуть.

И потом — Рогалик бы сделал то же самое ради меня. Ради любого из нас, даже Крылатке, хотя скорее откусил бы себе ухо, чем признался в подобной «слабости».

— Ее душу тоже украл мой отец? — не слишком удачно пошутила я.

— Нет, Маа’шалин, всего лишь один жрец из Мрачной песни, — тем же фальшиво-беззаботным голосом ответил он. — Видишь ли, это не так уж сложно, как может показаться… Ну, для человека умеющего.

— И сколько времени прошло от начала и до… ну, когда она… — Произнести это вслух я так и не смогла.