Сердце трона

– И что теперь будет? – Ее голос едва слышен. – Я не справлюсь, не смогу. – Отрицательно качает головой. – Ну какая из меня королева? Я не готова. И я теперь совсем одна. Тебе, наверное… – она делает паузу, делает шаг навстречу и встает совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. – Тебе ведь знакомо, каково потерять всех, кого любишь?

– Да.

Она на пару секунд отрывает взгляд от звезд и смотрит на меня.

– Мы столько лет живем бок о бок, – говорит, – а я о тебе так мало знаю.

Дэмьен не запрещал нам общаться, но я знал, что ему это не понравится, и на всякий случай держался от госпожи подальше.

– Наверняка Вы много слышали обо мне, – отвечаю.

– Человека не узнаешь, пока он сам о себе не расскажет.

– По-моему, наоборот. Самого себя понять, а тем более объяснить другим, довольно-таки трудно. Со стороны виднее, что человек из себя представляет.

– Расскажи что-нибудь о себе, пожалуйста.

Самый странный вопрос на свете. Что значит рассказать о себе? Перечислить факты из биографии, выделить какие-то важные моменты, рассказать о своих интересах, о взглядах на мир? Я не знаю, что отвечать. Я сбит с толку хотя бы потому, что мне впервые задают такой вопрос не в деловом ключе.

– Расскажи о своей сестре, – помогает она. Ее глаза, успевшие к этому моменту высохнуть, горят искренним, но не жадным интересом.

– Ее звали Мерт. – Это все, что я могу выговорить. Неужели мне больше нечего рассказать о самом близком человеке? – Мы родились в один день, – продолжаю спустя время. – Она выглядела точно так же, как я, прямо копия. А так мы были совсем разные. Мерт хотела вернуться домой, к родителям, я – нет.

– Почему?

– Я знал, что нас нигде не ждут, а она верила в лучшее. Адресов и имен мы бы все равно не узнали, так что… Один раз мы, правда, попытались сбежать. Нам было по восемь лет.

Легко же я ей открылся. Я вроде как не собирался говорить на столь личные темы. Жизнь научила меня быть сдержанным в чувствах. Зачем их обнажать? Недругов они забавляют, а друзей – заставляют жалеть. Ни то, ни другое мне не нужно.

– И чем все кончилось? – робко спрашивает госпожа.

– Прислужникам за такое нарушение полагается по двадцать ударов плетью. – Мой голос, к счастью, ровный, не навязывается на жалость, а тело, напротив, напряжено до предела. Я снова чувствую ненависть, но теперь могу ее укротить.

– Двадцать?.. Извини, я не должна была спрашивать. Это все так ужасно… Двадцать ударов! Она ведь…

– В этот день Мерт и умерла, если Вы это хотели спросить.

В глазах Ларрэт вновь мелькают слезы.

– Этот мир слишком несправедлив, – шепчет.

– Я потом узнал, что они приходили забирать ее тело, но не застал их. Или они не захотели меня навестить, или я был в таком состоянии, что не заметил. Вообще, я плохо помню, что было после.

– Ты о ком?

– О родителях.

Возможно, мне сказали неправду. Они не могли появиться из ниоткуда, если в наших документах не было имен. Странно, но, в общем-то, какая разница.

Это было слишком давно, в другой жизни. Это случилось десять лет назад, мне было всего восемь. Я прокручивал сцену ее смерти в голове слишком часто, не раз видел во снах, и мне кажется, я отчетливо помню каждое слово, сказанное мной, королем и палачом. Я помню каждое движение, каждую деталь – мне кажется, именно так оно и было. Но мог ли я все это запомнить? Или додумал позже и убедил себя, что я прав? Я старался восстановить у себя в памяти полную картину, чтобы было проще жить дальше, но мне никогда не узнать и не вспомнить всей правды.

Одно мне известно точно: моя сестра мертва. Я не знаю, кого в этом обвинять, но знаю, что пытался ее защитить. Мой шрам – доказательство. Я не раз задавался вопросом: быть может, я ее и убил своей непокорностью?

– Ты сказал, ее звали Мерт, – говорит госпожа, когда я уже успел вновь во всех деталях вспомнить события того дня.

– Да. Вам, наверное, это что-то напомнило.

– Твое полное имя.

– Я был Веном при рождении, меня так звали и зовут по сей день. А полное – Венемерт – появилось позже, после тех событий. Есть такая адасская традиция, брать себе имена тобою убитых. Будто бы берешь на себя обязательство прожить чужую жизнь, которую отнял.

– Ты винишь себя в ее смерти?

– Да. Я уговорил ее сбежать, она не виновата.

– По-моему, виноваты те, кто допускает эту несправедливость.

– Законы, какими бы они ни были, общеизвестны. Вина на тех, кто сопротивляется.

– Я… Я хотела бы это все изменить. Нельзя лить кровь напрасно.

– Совсем недавно Вы говорили, что не хотите трона. Теперь Вы в себе уверены?

– Хотела бы, но не выходит. А ты в меня веришь?

Впервые за все это время мы по-настоящему смотрим друг на друга.

– Верю. – Я не люблю лукавить и обычно говорю ровно то, что думаю. Пусть этот раз станет исключением. Быть может, ей это нужно сейчас больше всего остального.

Возможно, я ее недооцениваю. Неуверенность при должном подходе можно превратить в преимущество. Все просто: человек взвешивает каждый шаг и потому идет по жизни более осознанно, он легко замечает собственные ошибки и исправляет их. Сомневающийся способен преодолеть любое препятствие, если найдет в себе силы начать и не сдаваться ни под каким предлогом. Для этого порою достаточно, чтобы в него верил кто-то другой.

Небо светлеет, и на границе с землей вот-вот появится красная полоса. Балкон замка – единственное место во Дворце, где можно встретить новый день. А сегодня мы увидим рождение новой эпохи.

– Я не сломаюсь, – говорит Ларрэт, устремив взгляд в горизонт. – У меня нет на это права.

Глава 2. Траур

Траур продлится десять дней и закончится коронацией наследницы. Дэмьен похоронен еще вчера, но по обычаю до окончания срока близким нельзя навещать гробницу: нужно дать душе время смириться со своей судьбой и стать единым целым с землей.

С утра я, так и не сумевший толком выспаться, направляюсь к Председателю узнать, нет ли для меня поручений. Здание Совета находится в нескольких десятках шагов от замка. Это двухэтажная постройка круглой формы с открытым небом в коридоре второго этажа. Зачем нужна крыша, если наша планета много веков уже не видала дождей?

На первом этаже зал для заседаний с круглым столом, на втором – кабинеты восьми членов Совета, а между ними пустое пространство с большими солнечными часами посередине.