Сердце волка

Но самое главное — она совершенно не желала отходить от Дэйнара ни на шаг. Форс смеялся, говорил, что у воспитанника появился хвостик, вот только в глазах мага светилась тревога.

Фрэн ходила за Дэйном по пятам, он еле уговаривал девушку отпустить его на работу в больницу, и спасало только то, что Фрэн теперь очень много спала. И когда рядом не было Дэйнара, она просто ложилась спать. Зато стоило оборотню прийти…

Нет, общество девушки не тяготило его. Просто такое поведение не казалось Дэйну нормальным, вот только как это исправить, юноша не знал.

Фрэн теперь жила у них с Форсом. Оборотень за неделю сделал для девушки небольшую пристройку, а старый дом Лирда начал потихоньку восстанавливать, надеясь, что когда-нибудь она — или они? — всё-таки смогут туда переехать.

Если Дэйнара не было рядом и Фрэн не спала, она впадала в настоящую панику. Садилась на землю, обнимала руками колени и начинала раскачиваться туда-сюда. При этом взгляд у неё становился абсолютно бессмысленным. Форс пробовал говорить с Фрэн, но всё оказалось бесполезно — до прихода Дэйна девушка не выходила из своеобразного ступора.

Помогла, как это ни удивительно, Чара. Однажды аксал села рядом с девушкой и начала тыкаться носом в её ноги, руки, щёку, вылизывать лицо… Поначалу Фрэн никак не реагировала, потом стала отмахиваться, морщиться, отворачиваться. А спустя пару недель вдруг завизжала:

— Чара, перестань!!

Услышав этот вопль, Форс так обрадовался, что нечаянно запорол зелье, которое готовил на продажу. В другой день маг бы страшно расстроился, но сейчас лишь улыбнулся и кивнул.

Справимся. Переживём. Переболеем.

Правильно говорят — беда не приходит одна.

Это случилось через три недели после того, как Дэйнар совершил невозможное, вытащив Фрэн из цепких ручек Дариды.

Он весь день работал в больнице, но домой возвращался с хорошими новостями — мастер Гордур дал ему два выходных дня. И Дэйн уже предвкушал, как вечером скажет Фрэн, что они смогут провести вместе двое суток.

На Нерейск опускались сумерки, принося вечернюю прохладу, которая быстро сменялась холодом. Приближалась осень; ветер становился крепче и злее, колол невидимыми иголочками, выл в промежутках между домами. Погода изменилась очень резко, из мягкой и приветливой став суровой и почти жестокой.

Фрэн сидела на крыльце своей пристройки. Дэйнар с трудом различил её силуэт в неярком свете, льющемся из окон дома Форса. У ног девушки лежала Чара.

— Что-то случилось, хвостик? — тихо спросил Дэйн. Он иногда называл так Фрэн в шутку — ей нравилось.

Но в этот раз девушка не улыбнулась, только чуть приподняла голову, чтобы взглянуть оборотню в глаза.

Наверное, если бы не нечеловеческое зрение Дэйнара, он бы никогда не заметил горькой тоски, притаившейся во взгляде Фрэн. Но он заметил.

— Ты не чувствуешь? — прошептала она, почти не размыкая губ.

Дэйн нахмурился.

Что именно он должен почувствовать? Он уже почти открыл рот, чтобы спросить об этом, как…

Сначала Дэйнар увидел руку, которую Фрэн прижимала к животу. Потом уловил запах… тонкий запах кислого молока. Так пахли все те, кто… кто…

А затем он почувствовал чужой разум. Он прощупывался с трудом, но прощупывался… Как биение крошечного сердечка — крошечный разум пока нерожденного малыша.

Да, кислое молоко… Так пахли все беременные женщины — независимо от расы и возраста.

Дэйнар сел рядом с Фрэн и положил ладонь поверх её руки, прижатой к животу. Она всхлипнула.

— Как ты поняла?

— Не знаю… Просто почувствовала.

В глазах Фрэн вскипали слёзы.

— Пожалуйста, не плачь, хвостик. Я буду рядом. Я сделаю всё, что ты хочешь. Клянусь. — Дэйнар чуть сжал её пальцы, впервые начиная жалеть, что не убил Гольца и его дружков.

Она всё-таки заплакала.

— Я… Я не знаю, чего хочу, Дэйн… Я должна его ненавидеть, да? Я даже не знаю, кто его отец! Но я не могу… почему-то не могу… Ты хочешь его убить? Наверное, хочешь… А я не знаю, чего хочу… Но я почему-то не могу его ненавидеть…

Оборотень поднял руку и легко прикоснулся к щеке Фрэн. Вторую ладонь он продолжал прижимать к животу девушки.

— Всё правильно, хвостик. Не нужно его ненавидеть, он не виноват. Ты же не ненавидишь меня? Или своего отца? Чем же он отличается?

Первая слезинка выкатилась из её глаз — Дэйнар поймал её пальцами и осторожно стёр.

— Я даже не знаю, кто из них — его отец…

Он вздохнул.

И вспомнил своего отца. Что ж, Дэйн всегда знал, как зовут его родителей, но… разве этот факт сделал его более счастливым?

Любовь — единственное, что по-настоящему важно. И только. При чём здесь имена?

Дэйнар придвинулся чуть ближе к Фрэн, заглядывая ей в глаза и ласково поглаживая нежную кожу на щеке девушки.

— Если ты позволишь… Если захочешь… Фрэн, я буду его отцом… Я буду…

От её близости у оборотня кружилась голова. Он намеренно не давал волю своему волку, сдерживая его изо всех сил — только не спугнуть, только не сейчас, только не…

Но Фрэн сама подалась вперёд, обдавая робким, но горячим дыханием губы Дэйнара, и сказала:

— Да.

— Что?.. Что «да»? — прошептал он, мысленно хлопая по лбу своего нетерпеливого волка.

— Я хочу, — девушка подняла руки и обняла его за плечи. — Хочу быть с тобой, я не могу без тебя, Дэйн. Но хочешь ли ты этого? Я ведь сумасшедшая и… — она запнулась, — и изнасилованная…

Он не выдержал — поцеловал её.

У губ Фрэн был вкус орехов. Только чуть солоноватых — наверное, от слёз.

— Глупышка. Хвостик, ты такая глупышка. Но я тебя люблю.

— Правда?..

Дэйнар засмеялся.

— Я никого и никогда не любил так, как тебя. И я хочу быть с тобой. Ты веришь мне, Фрэн?

— Верю. Но, Дэйн… Ребёнок… Он ведь не твой…

— Глупышка…

Он, подхватив девушку, пересадил её себе на колени, прижал к себе, обнял, чтобы не замёрзла.

— Ты ведь моя. Так?

— Да, Дэйн, — улыбнулась.

— Значит, и ребёнок мой. Ты же моя. Разве может быть иначе?

От этой простой и такой правильной логики Фрэн рассмеялась и, уже не смущаясь, поцеловала Дэйнара так, как до этого никого и никогда не целовала.