Сердце ворона
Шрифт:
– Тиан, держитесь, мы близко! Меньше ча…
Призрачный облик пропал. Амулет рассыпался горсткой пепла.
Тиан собрал последние остатки сил и послал мысленное сообщение Хитару, который защищал ворота: «Эльфы идут», – после чего рухнул на холодный камень пола заклинательных покоев.
Два резервных полка эльфийской конницы во весь опор неслись к Дайкану. У каждого всадника за спиной, в специальных выемках в седле, стоял лучник, держа наготове свое оружие. Стены города были уже совсем близко, Витал видел огромную армию Проклятых, льющуюся в прореху в стене. Вторые ворота еще держались, но это не могло продолжаться долго. За спиной Эс-Кайнта стояла дочь, ее глаза горели синим негасимым огнем. Она держала заклинание, позволяющее полку двигаться в несколько раз быстрее, направив на армию течение невидимой реки времени.
Ворота города
Маги на стенах гасили все чары некромантов, какие только успевали, а сэр Ильдиар, орудуя мечом, вспоминал рассказы Двинна, когда гном вел его по подземным лабиринтам Ахана к Стальным пещерам. Там, переходя узкий мост над почти бездонной пропастью, Двинн Гареон сказал, что каждый Подгорный гном сможет остановить здесь любую армию. Тогда Ильдиар счел это лишь знаменитым гномьим хвастовством, но сейчас он понимал, что именно имел в виду Дор-Тегли. В узком пространстве, в кривых переулочках бедного района Дайкана, где результат сражения зависит не от численности, а от мастерства каждого из противников, небольшой отряд Ильдиара шаг за шагом теснил огромную армию Проклятых. Удар мечом, маленький шаг вперед, еще удар, еще один скелет оседает грудой костей под ноги… и так, пока хватит сил.
В пылу сражения Ильдиар не сразу заметил, что шаги он делает все чаще, что Проклятые сопротивляются все более вяло, а когда заметил, то стоял уже у главных ворот Дайкана и смотрел, как эльфийские воины на гордых серых скакунах теснят горловину воронки врага, давая защитникам возможность выйти из города и развернуть ряды. В армии мертвых началось легкое смятение: разворачивающиеся когорты сталкивались и смешивались, но с юга подтягивались все новые. Однако уже становилось ясно, что их поток не бесконечен.
Эс-Кайнт без устали крутил своим мечом; рядом рубился Мертингер. «Драконы» казались просто неуязвимыми, их волнистые клинки разрубали, разрезали, разбивали мертвую плоть скелетов и зомби… Вдруг за спиной Эс-Кайнта раздался короткий вскрик. Он обернулся и с ужасом увидел, как Аллаэ Таэль падает на землю, из груди у нее торчит чернооперенная стрела. Немой крик разорвал рот. Вокруг кипел жестокий бой, а для Верховного Лорда Конкра существовала только его дочь, лежащая на земле. Внезапно он увидел, что вся она облачена синим светом – три эльфийские волшебницы оплели ее каким-то заклинанием. Время вокруг поникшего тела их госпожи остановилось.
Лорд Мертингер с ужасом смотрел, как принцесса падает с коня – время для него застыло в том мгновении, и теперь все повторялось с самого начала раз за разом, будто в неправильном заклятии: сердце эльфа словно сорвалось с держащей его невидимой цепи и рухнуло куда-то во тьму. Пролетали мгновения, а оно все падало и падало, не в силах разбиться… Северный лорд, не слезая с лошади, извернулся, подхватил ее тело, положил перед собой на коня и погнал животное сквозь полчища врагов туда, где виднелась свободная от боя земля.
А с востока уже подходила эльфийская пехота, готовая ударить в незащищенный фланг армии некромантов.
– Все резервы из города! Все в бой! – что есть мочи прокричал граф де Нот и первым рванулся в самую гущу битвы.
Остальные рыцари отстали от него лишь на миг.
Тиан стоял на стене, поддерживаемый двумя молодыми магами, и смотрел в подзорную трубу на юго-запад, наблюдая, как Проклятые отступают к Междугорью. Как только всадник на грифоне вытащил его из превратившейся в ловушку башни, силы, и колдовские, и человеческие, стали возвращаться к Архимагу. Сейчас он чувствовал себя уже вполне сносно. Рядом с ним стоял Витал. Голова Эс-Кайнта была перевязана, но он уверенно держался на ногах на самом краю стены под резкими порывами южного ветра.
– Уходят, – Тиан оторвал взгляд от гномьей оптики и посмотрел на эльфа, – но ненадолго.
– Ты освобождаешь меня от данного обещания, маг?
– Да, конечно. Но ведь они вернутся…
– Прости, но это меня не заботит. Мы и так заплатили очень дорого за это обещание. Нас мало, маг, и смерть даже одного из нас – уже трагедия. Ты знаешь, скольких мы потеряли?
Тиан молчал, глядя вдаль.
– Я даже не уверен, стоит ли такого Чаша Времени, – тихо продолжал Витал. – Моя дочь при смерти, и я не знаю, выживет она или нет. Знаешь, маг, я никогда
вам не прощу того, что вы вынудили меня ввязаться в вашу войну. Я увожу своих воинов, и, скорее всего, когда мы увидимся в следующий раз, то будем по разные стороны… А пока прими от меня прощальный подарок.– Еще один амулет? – усмехнулся Архимаг.
– Нет, на этот раз кое-что менее дорогое, – хмуро отвечал эльф.
Тиан посмотрел на него. Эс-Кайнт указывал куда-то к основанию стены. Там, в большой железной клетке, распростерлась орчиха. Женщина была без сознания и истекала кровью. Ее растрепанные синие волосы, некогда заплетенные в длинную красивую косу, сейчас бессильно свисали сквозь прутья решетки.
Пока волшебник разглядывал пленницу, эльф развернулся и медленно побрел прочь, к лестнице. А Тиан оторвал взгляд от «последнего подарка» и повернулся к зыбкой линии горизонта, где в туманной дымке колыхалось черное море разбитой, но не побежденной армии Проклятых.
Глава 9
Западный океан, или Ворона в силке
Логнир Арвест смотрел на слегка раскачивающийся, торчащий из деревянного стола кривой кинжал. В тесном мрачном кубрике воцарилась гробовая тишина. Корсары жестоко смотрели на сотника.
Напротив него, на деревянной койке, сидел вороватого вида моряк с грязными спутанными волосами неопределенного цвета и кольцами в ушах – ему и принадлежал нож. Корсар нагло ухмылялся и, зло сощурив глаза, оглядывал спутников Логнира, которые завороженно смотрели на все еще подрагивающий в доске клинок. Моряки затихли, уже зная, что будет дальше. Один оторвался от своей трубки, раскачиваясь в подвешенном гамаке, другой так и застыл с поднятым кулаком, в котором остались зажаты обшарпанные «морские кости». Помещение, где спали матросы, располагалось в носовой части судна и являлось темным и тесным местом, невероятно душным и пропитанным запахом смолы и пота никогда не мытых тел. Под бортами располагались лежаки в несколько ярусов, по центру треугольного кубрика свисали и раскачивались гамаки. Самое невыгодное место находилось в углу, у носа, там, где борта сходились к брусу форштевня. Самое выгодное занимал подозрительный старик, который уже разменял, должно быть, восьмой десяток, – оно располагалось у левого борта на самом верхнем лежаке, подле небольшой световой щели, круглого окошка, закрывающегося ставней. Только здесь можно было глотнуть немного свежего воздуха. Из кубрика вело три выхода: первый – через небольшую дверь отходил к банкам гребцов, к центральной части корабля, второй – деревянный люк, закрывающий спуск в носовой трюм, а третий – по трапу и наверх, в «шкварную», где всем заправлял монстр в человечьем обличье, огромный чернокожий боцман Гор.
Сотника и его спутников поселили вместе с остальными матросами – ожидать привилегий здесь не приходилось – уж скорее, обратного.
Шел седьмой день плавания, и еще в первые часы после выхода из порта Сар-Итиад Логнир понял, что ненавидит море. В неудобном и тесном углу, где располагались койки бывших солдат, было просто невозможно находиться. Корабль, когда он поднимался на гребень или же спускался к подошве волны, так качало, что казалось, будто сам Тайдерр решил позабавиться с этой бансротовой посудиной, – оттого совсем невозможно было заснуть. Неудивительно, что место в самом носу кубрика раньше никто не занимал. Небогатая еда, что готовил местный, с позволения сказать, кок, вода, которую они пили, да и сам воздух – все это насквозь пропиталось солью. Одеял нормальных не было и в помине – их заменяли выпачканные в масле, покрытые смоляными пятнами, кое-где даже прожженные обрывки старой парусины, превратившиеся в жуткие лохмотья. Бывший сотник и его солдаты ходили все зеленые, будто Гарк, их постоянно тошнило, а единственным средством от непрекращающейся морской болезни было, казалось, перетянуть себе горло петлей и спрыгнуть с реи. На радость матросов и корсаров, кстати.