Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь
Шрифт:
– Мы одни, вы обеспокоены. Чем?
– Все мы пребываем в тревоге…
– Верно, но подвиги Котика вас не взволновали. Поверьте, самый верный способ напугать женщину – это предоставить ее собственному воображению. Страх, названный по имени, – четверть страха. Что случилось?
– Ничего нового.
– Хорошо, – Арлетта избавилась от чашки, – я спрошу Габетто, не скажет – пойду к капитану. Мне не нравится бояться не за себя. Что с герцогом Эпинэ?
– Я не знаю ничего, что заставляло бы тревожиться о Проэмперадоре особо.
7
Фабианова площадь
На углу Триумфальной Робер привстал в стременах и оглянулся. Увидел. Собственную кавалькаду, настороженную и ощетинившуюся оружием. Такого даже зимой не бывало, в дни суда над Алвой.
– Вам что-то не нравится? – хмыкнул так и не отцепившийся Салиган. – Мне тоже.
– Тогда за какими кошками вы за мной таскаетесь?
– Боюсь.
– Чего?!
– Боюсь. Страшусь. Трушу. – Неряха маркиз коротко хохотнул, но Робер внезапно ему поверил. – Стоит мне от вас отстать, сразу будто веревка на шее… И волочет.
– Куда?
– На живодерню, видимо, – с отвращением предположил Салиган. – И еще деточка наша вопить принимается.
«Деточка…» Щербатая девчонка без тени, которой ты так боялся и о которой вдруг забыл. Напрочь!
– И сейчас вопит?
– Нет, под бочком у вас тихо, будто в гробике.
– Тогда заткнитесь.
Несколько минут почти тишины, и вот вам! Справа и впереди – шум и гул, то и дело дополняемый треском, который ни с чем не спутать. Проклятье, стреляют часто, это не попытка кого-то напугать, это действительно бой!
Дать бы Дракко шпоры и в галоп, только нечего брать пример с неосторожного Халлорана.
– Перейти на рысь. Тератье, бери пару человек, и вперед, на разведку. Мы – за вами.
Стрельба будто в насмешку становится реже, шум стихает. Справляются.
Позади заголосили колокола – кому-то приспичило молиться или… наоборот? Неумелый колокольный звон и конский топот вытесняют другие звуки, а ослепшие дома и лавки так похожи. Слепые тоже похожи, насмотрелся он на них в Агарисе, лица самые разные, а выражение одно – отрешенное, знающее, обреченное. Еще один колокол, совсем близко! Этот звонит как положено – отбивает время… Надо же, хоть кто-то в этом городе занят своим делом.
– Монсеньор, чисто!
«Чисто»… Пусто. Мертво. Площадь люди Халлорана так или иначе очистили. По крайней мере, от живых.
– Господин Проэмперадор, мы были вынуждены… Они подняли руку на солдат. И полковник… – Взявший командование на себя худой капитан был полон решимости защитить подчиненных, в отместку за своего полковника уложивших на брусчатку не меньше дюжины обывателей. Тела говорили сами за себя: опять обычные горожане, прилично одетые, сытые, не чужаки-голодранцы и даже не «висельники».
– Что Халлоран? Рана тяжелая? Лекаря хоть нашли?
– Полковник Халлоран умер. Арбалетная стрела с чердака. В спину, чуть ниже лопатки…
– Проклятье!.. – Значит, крыши и чердаки… Как осенью с Жанно. Вот только сейчас не одинокого стрелка гонять придется, а взнуздывать разбушевавшуюся толпу. Толпы… –
Где тело?– В церкви. – Ах да, тут же еще и церковь торчит. Двери распахнуты, будто идет служба.
– Живые внутри есть?
– Только наши, при полковнике. Эти… Пытались там спрятаться, ребята повыгоняли. Нам только удара в спину из божьего храма и не хватало.
– В церкви тоже стреляли?
Нет, выгоняли криком и пинками, оружие в ход не пошло. Напуганные яростью кавалеристов, горожане внезапно смирились и растеклись по ближайшим улицам и переулкам, не осмеливаясь приближаться к солдатам, держащим мушкеты наготове. Пара дюжин кавалеристов, где уговорами, а где силой открыв двери выходящих на площадь домов, поднялись на крыши, сейчас оттуда смотрят.
– Капитан…
– Гедлер.
– Я помню. Смените перевязь на полковничью. – Темноты еще ждать и ждать, хотя сейчас сам Леворукий не скажет, принесет ночь покой или город окончательно свихнется. – Жильбер!
– Монсеньор?
– Пошли к Мевену… Не меньше десятка пошли, чтоб добрались наверняка. Пусть Рокслей выметается, как только будет готов. Если барки в порядке, лучше по Данару… Нет, никаких «как только»! Эдак он с няньками и тряпками до ночи провозится. Час от получения приказа, и ни минутой больше. Гедлер, я хочу проститься с полковником.
8
– Герцог Алва, – проникновенно солгала графиня, – при всем своем безбожии очень ценит ваши… молитвы.
– Создатель да позволит мне и впредь…
Ли она уламывала полночи. Уломала, но родную кровь понять легче, даже слегка озмеевшую, к тому же Бертрам не желал видеть в Эпинэ Маранов, а единственный уцелевший сын Жозины по закону оставался наследником. До поимки и королевского суда, но оставался.
– Графиня, – Марианна стояла совсем не в тех дверях, через которые вышла, и Арлетта вспомнила о ходе для слуг, – солдат внизу говорит, вокруг Нохи собирается народ… Нам нельзя выходить из наших комнат.
– Значит, не выйдем. Пьетро, что вы теперь скажете?
– Будем уповать на милость Его.
– Я уповаю. Когда жду сыновей, потому что больше мне не остается ничего, а сейчас я просто хочу знать. Чтобы, в конце концов, переодеться! Однажды я уже бежала в домашних туфлях, поверьте, это очень неудобно.
Такие вещи до мужчин доходят, до настоящих мужчин, вот мэтр Капотта нипочем бы не понял… Турухтану опять повезло, он в безопасности под замком у Бертрама, как и Шабли в Лаик. Трусам часто везет, но ведь трусами были и матерьялисты. Пока не сбесились.
– Горожане, – Пьетро достал четки, – бродят вокруг аббатства.
– И только?
– Я бы сказал, что их число увеличивается. – Жемчужинки катились по нитке мутными дождевыми каплями. – Я видел со стен, как те, чьи сердца исполнены злобы, грозят обители кулаками и палками. Некто с черной лентой швырнул в ворота камень и, гордый своим злодеяньем, торопливо удалился. Подобное зрелище наполняет душу тревогой и скорбью о заблудших, я не стал задерживаться.
– Я бы тоже не стала. – Марианна опустилась в кресло и положила руки на колени. Коко хорошо ее вышколил, прямо-таки отменно, но не тискать платье и не причитать еще не значит не бояться.