Сердце

— Что это значит? — спросил он. — Что с моей матерью? Что с ней делают?

Тогда инженер Мекинес, спокойным голосом, пытаясь всё время увести мальчика подальше, стал объяснять ему:

— Вот что, слушай. Сейчас я тебе всё скажу. Твоя мать больна, ей нужно сделать небольшую операцию; пойдем со мной, я всё тебе объясню…

— Нет, — возразил Марко, не двигаясь с места, — я хочу оставаться здесь, объясните мне всё здесь.

Инженер стал рассказывать ему всё подробно…

Но вот в дверях появился доктор и сказал:

— Твоя мать спасена. Она будет жить.

Марко взглянул на него и вдруг бросился к его ногам, повторяя:

— Спасибо, спасибо, доктор! Доктор бережно поднял его, говоря:

— Встань… это ты, маленький герой, это ты спас свою мать.

Лето

Среда, 24 мая

Генуэзец Марко — предпоследний маленький герой, с которым мы познакомились в этом году. Теперь нас ожидает только еще один, в июне.

Вообще нам осталось всего два месячных испытания, двадцать шесть дней занятий, шесть четвергов и пять воскресений. Чувствуется, что наступает конец учебного года. Деревья в саду, покрытые листьями и цветами, бросают приятную тень на гимнастическую площадку. Школьники одеты по-летнему, и когда мы выходим на улицу, то приятно видеть, как всё изменилось по сравнению с прошлыми месяцами. Нет больше волос, падающих на плечи, все головы острижены. Всюду мелькают голые ноги и голые шеи, соломенные шляпы самых разнообразных фасонов, с развевающимися сзади лентами, рубашки и галстуки всех цветов и оттенков. На каждом из малышей сверкает что-нибудь красное или голубое: отвороты, Кантики, кисточки, какая-нибудь яркая тряпочка, пришитая заботливыми материнскими руками, чтобы ее сынок выглядел понаряднее. Принарядились даже самые бедные.

Некоторые мальчики приходят в школу без пальто, как будто они случайно выбежали из дому. Многие носят белые спортивные костюмы. Один малыш из класса учительницы Делькати одет с головы до ног во всё красное и похож поэтому на вареного рака. Кое-кто щеголяет в матросских костюмчиках.

Но лучше всех выглядит Кирпичонок: он надел соломенную шляпу, которая делает его похожим на свечу под абажуром, и нельзя удержаться от смеха, когда он строит свою «заячью мордочку» из-под этого головного убора.

Коретти снял свой берет из кошачьего меха и теперь ходит в сером шелковом дорожном картузе. Вотини одет в шотландский костюм и выглядит очень элегантно. Кросси щеголяет с открытой грудью. Прекосси утопает в синей блузе кузнеца.

А Гароффи? Ему пришлось расстаться с накидкой, под которой он прятал свои товары, и теперь всем видны его карманы, набитые всякой всячиной.

Сейчас хорошо видно, что у кого в карманах: сложенные из газетной бумаги веера, дудочки, рогатки, чтобы стрелять в птиц, всякие травки, майские жуки, которые вылезают из карманов и потихоньку ползают по курточкам.

Многие малыши приносят учительницам букетики.

Учительницы тоже все одеты по-летнему в светлые или яркие платья. Только «монашка» по-прежнему во всем черном, да учительница с красным пером на шляпе не заменила его ничем другим, но зато повязала себе на шею розовый бант, весь измятый лапками ее учеников, с которыми она всё время бегает и смеется.

Настало время черешен, бабочек, музыки на улицах и поездок за город. Многие мальчики из четвертого класса уже бегали купаться в По.

Все уже мечтают о каникулах.

Каждый день мы выходим из школы всё более нетерпеливые и веселые.

Мне грустно только смотреть на Гарроне, одетого в траур и на мою бедную учительницу первого класса, которая с каждым днем всё худеет и бледнеет, и всё больше кашляет. Она теперь ходит сгорбившись и так грустно со мной здоровается.

Школа

Пятница, 26 мая

Ты начинаешь уже понимать, Энрико, всё поэтическое очарование школы. Но теперь ты видишь свою школу только изнутри, а она покажется тебе еще намного прекраснее и поэтичнее лет через тридцать, когда ты посмотришь на нее со стороны, провожая туда своих сыновей. Ты увидишь ее тогда такой, какой я вижу ее сейчас. Ожидая тебя, я повернул по пустынной, улице, обошел здание и прислушался к тому, что происходило за окнами первого этажа, закрытыми ставнями.

У одного из окон я услышал голос учительницы, которая говорила: «Ах, какое огромное „Т“, сынок мой, это не годится…» Из соседнего класса слышался громкий голос учителя; он диктовал: «Купили пятьдесят метров материи… по четыре лиры пятьдесят чентезимо за метр… перепродали ее…»

Потом я услышал, как учительница с красным пером на шляпе читала вслух: «Тогда Пьетро Микка с зажженным фитилем…»

В следующем классе что-то жужжало, как будто в нем заперта была стайка птиц, — это означало, что учитель на минуту вышел из класса.

Я пошел дальше и, повернув за угол, услышал, как кто-то из школьников плачет, а учительница и укоряет и утешает его. Из других окон до меня долетали стихи, имена великих людей, отрывки фраз, в которых говорится о доблести, любви к родине, мужестве.

Потом следовали минуты молчания, когда казалось, что школа совершенно пуста, и трудно было представить себе, что в здании находится семьсот мальчиков.

Затем слышались громкие взрывы веселого смеха, вызванные шуткой хорошо настроенного учителя.

Проходящие мимо люди останавливались и прислушивались, и все ласково смотрели на благородное школьное здание, в котором находилось сейчас столько молодости и столько надежд.

Потом вдруг раздался глухой шум, мы услышали, как захлопывались книги и закрывались сумки, как затопали ноги… Жужжание побежало из класса в класс и снизу вверх, как будто бы по всей школе распространялась добрая весть: это сторож обходил классы, объявляя о конце занятий.

Тогда толпа женщин, мужчин, мальчиков, юношей бросилась со всех сторон к дверям школы, навстречу сыновьям, братьям, племянникам.

И вот из дверей младших классов словно фонтан забил. Это начали выскакивать в залу малыши, хватать свои пальтишки и шапочки, в ужасном беспорядке кружа по зале, пока сторож не переловил их одного за другим. И, в конце концов, они вышли длинной шеренгой, отбивая такт ногами.

Тут со стороны ожидающих родителей посыпался дождь вопросов: