Серебристое облако
Шрифт:
Тогда Наташа повернула голову в сторону Георгия и спросила:
– Как тебя зовут?
– Горка, – ответил он.
– Это значит Егор, – сказала Наташа.
– Я не Егор, – поправил Горка.
– Ну как же не Егор, если ты Егорка? – не унималась Наташа.
– Он Георгий, – пояснил Шурик.
– Когда ты вырастешь, тебя будут называть Георгием, а меня Натальей, – пояснила девочка.
– А меня Александром, – сказал Шурик. Для Горки это было настоящее открытие. Оказывается Шурик – это Александр!
– А сколько тебе лет? – спросила его Наташа.
– Скоро исполнится семь, – ответил он.
– А мне
– Моей сестре семь, – сообщил Толик. – А другой сестре – 18!
«Везет же людям, – подумал Горка, – у других есть сестры». И у Михи, и у Шурика имелось по сестре. Только у него сестры не было, был какой-то маленький братик, на целую неделю отдаваемый в круглосуточные ясли. А ему очень нравились девочки, они были такие милые, а играть приходилось с этими пацанами. Но вот беда, он очень легко находил общие темы для разговора с мальчишками, мог разговаривать сразу с несколькими, легко менял тему разговора, перескакивая с одного на другое, любил передразнивать тех, о ком рассказывают. В общем, был как рыба в воде, но – только с мальчишками. Девчонки – другое дело, с ними он терялся.
Вся компания направилась в другое место, выше по течению и повторила операцию. Там было глубоко, илисто, но вода казалась потеплее, о чем Толик и сообщил. Ира тоже захотела поучаствовать в ловле. Она сняла сандалии, белые гольфы и спустилась к рыбакам:
– Вон туда. К траве, – деловито распорядилась она.
– Там глыбко! – возразил Шурик.
Ира, более длинноногая, чем он, в платьице, едва прикрывавшем белые трусики, подошла к корзине и стала ее тянуть в глубокое место. Тут Миха, из чувства противоречия или из озорства, дернул корзину. Он был довольно плотный, сильный мальчуган, Ира от его толчка поскользнулась в иле и ушла под воду с головой. Она тут же бросила корзину, и, отплевываясь, выбралась из воды.
– Дурак! – закричала она.
– Я при чем? – оправдывался Миха.
– Ты нарочно! – обвиняла Ира.
– Не нарочно, – возразил Миха.
– Я все брату расскажу, он тебе врежет, – предупредила Ира.
– Да? А я отцу скажу, – парировал Миха. Это был серьезный аргумент.
– Ира, пошли, – предложила испуганная Наташа.
– Меня мамка убьет, если я приду мокрая, – сказала Ира. Она решительно стянула мокрое платьице, и они стали его выжимать. Потом аккуратно расстелили платье сушиться на траве. Ира села рядом на корточки, вся дрожа.
– Дай куртку! – потребовала она у Горки. Он тут же снял и дал ей свою щегольскую синюю курточку. Она накрылась ею и постепенно согрелась.
– Тут ветер, – сказала Ира. – Когда ветер – рыба вглубь уходит, на дно ложится.
Вся компания потянулась дальше, еще выше по течению. Только Миха потерял интерес к рыбалке:
– Я домой пойду, – сказал он.
– Ну, ты чего? – сказал Шурик. – Ни одной рыбки не поймали.
– Мне мамка велела пораньше прийти, – оправдывался Миха. Он натянул на влажные ноги носки, надел и, сопя, застегнул сандалии, а затем, ни на кого не оглядываясь, решительно пошел по узкому овражку, примыкавшему к большому оврагу вверх.
– Ты куда? – позвал его Горка, – не в ту сторону!
– Он напрямки, – пояснил Шурик, – через поле ему ближе.
– Я тоже пойду, – робко предложил Горка, – мне тоже мамка велела пораньше…
– Ты предатель, – ответил Шурик резко.
– А Миха, что,
не предатель? – недоуменно возразил Горка, больше всего ценивший справедливость. Он сам того не сознавая был прирожденный дипломат, готовый посмотреть на вопрос как с одной, так и с другой стороны.– Ну, давай, хоть одну рыбку поймаем, – смягчился Шурик, – держи корзину.
Горка в своих колготках не мог зайти в воду и держал корзину с берега. А снимать колготы – это была целая история. Но удержаться на суше было трудно. Сандалики скользили к воде, намокали и, наконец, намокли совсем. Но старанья были не напрасны, в корзинку попал маленький окунек с красными плавниками. Ира наполнила бидон водой и окунька пустили туда. Что и говорить, грусть и радость, как всегда, жили совсем рядом, заменяя одна другую с неуловимой быстротой.
– Потом отдашь, – сказал Шурик.
– Отдам, не бойся, – обещала Ира. Они прошли еще вверх по течению, тут в речку впадал другой ручей.
– Мы очень далеко зашли, – сказала Наташа. – Давайте дальше не пойдем.
– Дальше не надо, – сказал Толик. – Дальше Ведьмино место.
– Какое еще Ведьмино? – заинтересовался любознательный Горка.
– Вон там, на иве ведьма повесилась, – сказала Ира авторитетно. Все посмотрели в ту сторону.
– А что, разве бывают ведьмы? – спросил Горка, у которого папа был партийный, и носивший шляпу, пиджак и галстук, в отличие от других отцов, предпочитающих кепки и клетчатые рубахи.
– Раньше были, – пояснил Толик, – до революции.
– Спорим, я туда сбегаю, и мне ничего не будет, – предложил Шурик. Не дожидаясь ответа, и не надевая сандалий, он босиком побежал к ивам. Все смотрели ему вслед. Добежав, он стал прыгать под деревьями. Горка тоже бросился за ним. Бежать по траве было весело. Под ивами, он увидел, что там трава там меньше и реже, чем на склонах оврагов. Они посмотрели назад, Ира с Наташей о чем-то говорили. Наташа явно хотела уйти, но Ира трогала свое мокрое платьице. Они все трое не спеша пошли к ивам.
– Повесь свое платье на ветку, ветерок его обдует, оно быстро высохнет, – сказал Толик, когда они подошли. Ира, изловчившись, закинула мокрое платье на одном из корявых сучьев.
– Ну и где тут ведьма повесилась? – спросил Горка. Толик повертел головой, пожал плечами. Он сел, прислонившись спиной к иве, сорвал травинку и стал ее жевать. В этом месте речка протекала в низинке, в своеобразной траншее, глубиной метра два. Шурик отошел к склону, отвернулся, чуть приспустил спереди штаны и выпустил большую, дугообразную струю, блеснувшую на солнце. Девочки захихикали. Горка тоже встал на склон и попытался повторить подвиг Шурика, но такой большой мощной струи ему сделать не удалось.
Потом Шурик с Горкой тоже уселись у крайней ивы. Горке все время казалось, что на них кто-то внимательно смотрит. Он вертел головой, но кроме их детской компании никого вокруг не обнаружил.
У него были мокрые сандалики и колготки, когда он минуты три посидел на солнце, то увидел, как от его ног шел пар. Наблюдая за этим парам, он пошевелил ногами, свешенными над глинистым склоном, и его пятка наткнулась на что-то твердое под тоненьким крошащимся слоем глины. Он непроизвольно еще подвигал парящей ногой и расчистил что-то серое, округлое. Так он сидел и чистил пяткой выступающий предмет до тех пор, пока из-под земли не проступила его форма: