Серебро и сталь
Шрифт:
Боль в руке унялась, а вот усталость дала о себе знать. И лорд Штейнберг явно это заметил.
— Но, кажется, мы заговорились. — Он направился к двери и слегка приоткрыл её. — А вы, должно быть, устали, вам нужен покой. Дикон!
Оруженосец появился в кабинете буквально через несколько мгновений, чуть зевая.
— Проводи леди в западное крыло. Отдыхайте, миледи, силы вам ещё понадобятся.
Кристина вздохнула и направилась к двери, сопровождаемая Диконом. За окном раздался очередной раскат грома, и её передёрнуло. Девушка на мгновение остановилась, повернулась лицом к лорду Генриху и тихо произнесла:
— Спасибо, милорд.
Она лежала и смотрела в потолок. Чужая земля, чужой замок, чужие люди вокруг… А в родном замке сидит враг,
Кристина вздохнула и осторожно приложила руку к едва успокоившейся ране.
Постель была непривычной и холодной, но не это тревожило её в данный момент. Противоречивые чувства раздирали разум. С одной стороны, она обрела союзника: милосердие и благородство лорда Штейнберга не знали границ… Но с другой, Кристина чувствовала, что грядёт буря — и она оказалась в самом её эпицентре. Она и так ходила по краю пропасти, рискуя сделать неверный шаг и сорваться в бездну. От неё зависело слишком многое, и это давило на плечи тяжким грузом. Кристина не привыкла к такой ответственности, не привыкла решать подобные вопросы, не привыкла руководить… Дома её власть была основана на хозяйственных делах — с остальным разбирался отец. Но теперь он мёртв, и это произошло так внезапно, так быстро, что она просто не успела осознать, что на её плечах и совести оказалась огромная земля. Захваченная земля… Может, уже выжженная и разорённая. Земля, которую нужно спасти, отбить, восстановить, чего бы ей этого ни стоило.
В глубине своего сознания девушка понимала, что ей самой больше незачем жить. Но так уж вышло, что её жизнь не ограничивалась её личными интересами и желаниями. Под началом леди Коллинз было множество людей, которые нуждались в ней, и она не могла их подвести. Да, ради себя ей жить не было смысла, но ради других…
Кристина была обязана вернуть наследие Коллинзов, и эта новая обязанность её немного воодушевила. У неё появилась цель, пусть сложная, пусть полная опасности, но всё же цель, которая заполняла пустоту в груди. Словно спасительный свет среди непроглядной тьмы. Словно луч надежды, разорвавший пелену чёрной тоски.
Терпеть скопившееся в душе напряжение больше не было сил. Кристина закуталась в одеяло, чувствуя, как оно приятно щекочет кожу. Она не спала в нормальной постели много дней и теперь почувствовала, будто оказалась в раю. Из головы мигом вылетели и болезненные ощущения, и осознание случившейся беды, и тревога… Лишь голова немного кружилась от утомления.
Вскоре она заснула впервые за долгое время спокойным, глубоким и долгим сном.
Дверь за Кристиной закрылась с разорвавшим тишину хлопком, заставившим его непроизвольно вздрогнуть. В опустевшей комнате тут же стало ещё более холодно и темно, а за окном наконец всыпал дождь, громко и навязчиво барабанивший по стёклам.
Его жутко клонило в сон, но Генрих старался гнать прочь всякую усталость и сонливость. Замок уже уснул, а вот он, возможно, сегодня вообще не ляжет — сначала стоило сделать всё, что он задумал, и чем быстрее, тем лучше. После охоты нужно было хотя бы переодеться и побриться, но это тоже подождёт. Он зажёг единственную свечу, извлёк из ящика стола перья, чернила и пергаменты и принялся за дело.
Перебраться из седла в мягкое просторное кресло было, несомненно, приятно, но Генрих почти не обратил на это внимания — напряжение никуда не исчезло.
Строки сами собой ложились на мягкий пергамент, скупо освещённый маленьким языком жёлто-красного пламени, и ему даже не приходилось особо задумываться над тем, что он пишет — все слова, все просьбы и приказы уже давно вырисовались и в голове.
Генрих не ожидал, что это случится так скоро. Впрочем, главное, что Кристина осталась жива — иначе бы всё оказалось потерянным окончательно. Она же буквально рвалась всё исправить, и Генрих вполне разделял её рвение. Хотя он до последнего надеялся, что лорд Джеймс тоже не погибнет, да и сейчас эта мизерная, совсем жалкая надежда не покидала его души. Карпер ведь мог соврать, чтобы окончательно запугать девушку, сбить её с толку и лишить повода вернуться и возвратить своё… Делиться с Кристиной
этой своей надеждой Генрих не стал: ведь ей будет ещё больнее, чем ему, когда выяснится, что она была напрасной. А боли ей в этой жизни уже явно хватило.Кристина… Она оказалась совсем другой, не такой, какой он её представлял. Она была похожа на леди Лилиан, но глаза у неё были отцовские — серо-голубые, напоминающие ледяной блеск стали и мягкие переливы серебра. И в этих глазах вместе с усталостью, тоской и страхом плескалась твёрдая решительность. Девушка улыбалась, но улыбалась измождённо, через силу, пытаясь сделать вид, что всё в порядке, что помощь ей не нужна. Хотя было в этой улыбке что-то очаровательное… Оставалось только поражаться стойкости Кристины: не каждый на её месте нашёл бы в себе силы не отчаяться, не сломаться, а попытаться предпринять хоть что-то, на что есть возможность. Да и эти твёрдость, непоколебимость и решительность явно разнились с образом той испуганной, смиренной девочки, которую Генрих видел шесть лет назад.
Он поставил кляксу и выругался.
Когда все послания были готовы, печати поставлены, а свитки запечатаны, он наконец позволил себе откинуться на спинку кресла и на мгновение прикрыть глаза. Впрочем, не до отдыха сейчас — о покое можно будет грезить, когда он вернёт Эори его законной владелице.
В смерть лорда Джеймса почему-то не верилось. Они не виделись много лет, и Генрих уже начал постепенно забывать своего старого наставника. Все эти годы он находился где-то там, далеко, за сотни километров к северу и… и как будто уже не был живым. Но теперь, когда его действительно не стало, Генрих чётко ощутил эту острую, режущую, зудящую пустоту в груди. А последнее письмо лорда Коллинза, так и не покинувшее внутреннего кармана его камзола с тех пор, как он его получил, как будто обжигало (или, точнее сказать, выжигало), делая боль ещё сильнее и невыносимее.
Генрих сжал руки в кулаки, пытаясь отогнать эту боль. За окном всё ещё хлестал дождь и завывал ветер, но эти звуки были такими монотонными и постоянными, ничем не нарушаемыми, что на них невозможно было отвлечься. Иногда небо распарывали молнии, и тогда в холодном кабинете на долю мгновения становилось светлее.
Он открыл глаза и бросил усталый взгляд на прозрачную бутылку с виски, которым только что обеззараживал рану Кристины. Рука как будто непроизвольно дёрнулась к стеклянному сосуду, Генрих осторожно откупорил его и сделал маленький, неуверенный глоток. Живой огонь наполнил всё нутро, чуть избавив его от того мерзкого ощущения пустоты.
Да, лорд Джеймс умер, но ведь осталась Кристина. Хоть Генрих совсем не знал её, но почему-то ему хотелось верить, что она станет достойной преемницей своего отца. В конце концов, не могла девушка с таким характером оказаться глупой неумехой безо всяких способностей и талантов. На Генриха она произвела положительное впечатление, а он редко ошибался в людях. Да, она пока не знала, что конкретно ей нужно делать, она явно нуждалась в утешении и поддержке… Она совершила ошибку, в конце концов, но это не делало её плохим, никчёмным, слабым человеком. А дуэль… Дуэль явно была одним из пунктов плана Карперов. У неё ведь могло быть только два варианта концовки: смерть Кристины — и избавление от нежелательной помехи на пути к трону Эори и смерть Анабеллы — и объявление Кристины виновницей войны. Карпер попросту её подставил, и хотя бы только за это Генриху хотелось вырвать его прогнившее сердце.
Его же собственное сердце отчаянно стучало в предвкушении чего-то грандиозного и при этом страшного. На самом деле, Генрих не очень-то горел желанием развязывать войну. Почти девять лет мира в Драффарии прошли тревожно, словно в предчувствии ещё большей катастрофы, чем Фарелловская война. Ведь одно дело — защитить свою страну от внешнего врага, и совсем другое — бросить вызов соседу, с которым ты совсем недавно сражался бок о бок против общего противника. Это, конечно, всего лишь фигура речи: во время Фарелловской войны Карперу было лет шестнадцать, но Шингстен в целом тогда предоставил довольно-таки большую боеспособную армию, неплохо показавшую себя во многих битвах. А теперь сам стал врагом… Но иначе Карпера из Нолда не выгнать. Иначе за лорда Джеймса не отомстить.