Серебряная лоза

— Осторожничаете, значит? — рассмеялась Каверза. — Это правильно. Незнакомцам доверять нельзя.

Тем временем Марта провела пальцем по странному предмету, который Каверза притащила с собой, и раздался тонкий нежный гул.

— Что это? — с восторгом спросила девчонка и тут же провела пальцем снова.

— Гитара, — ответила Каверза, подтягивая инструмент к себе. — Никогда не видела, что ли? Струны-то не порви.

И она, всё ещё лёжа на спине, прижала гитару к груди и закрыла глаза. Тонкие пальцы тронули струны, ещё и ещё, и отдельные звуки слились в мелодию.

Вагон мотало, грохотали колёса, что-то хрипело под днищем состава, но музыка пробивалась сквозь этот шум и была так невыразимо прекрасна, что у Хитринки даже слёзы выступили на глазах. Прохвост, этот остолоп, и вовсе раскрыл рот — конечно, это ему не стук по тарелкам. Марта восторженно пискнула.

Вокруг тянулись пустые поля с чахлой растительностью, небо светлело, зарделась полоса на востоке. На краткий миг Хитринка забыла про все беды, про голод, озябшие руки и отсыревшую одежду, и ей захотелось, чтобы они вечно ехали всё вперёд да вперёд под эту дивную музыку.

— Голодные, может? — спросила Каверза, не раскрывая глаз и не отпуская струны. — А то у меня там хлеб и сыр.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Прохвост.

Но Марта уже с довольным видом потрошила узел. Она отхватила себе два здоровенных ломтя и принялась уписывать за обе щёки.

— И как только ты до этих лет дожил, такой скромный, — фыркнула Каверза, откладывая гитару в сторону и садясь.

Затем она задрала свои юбки так высоко, что Прохвост стал алее восходящего солнца, и из закреплённых на бедре ножен достала небольшой кинжал. Покачав головой, поглядела на растерзанный Мартой хлеб и разрезала остаток на три почти ровных части. То же проделала и с сыром.

— Угощайтесь, — скомандовала она, протирая кинжал о край накидки и вкладывая его обратно в ножны. Затем поправила юбки.

Хитринка не стала дожидаться повторного приглашения. Они и вправду давно не ели, тут уж не до вежливости. Однако Прохвост всё ещё сидел, смущённый, и не решался взять свою долю.

— Ох, ну до чего милый мальчик! — развеселилась Каверза. — Может, мне тебя с рук покормить?

— Не надо, — буркнул Прохвост и принялся, наконец, за еду. Уши его при этом могли освещать пространство не хуже светляков.

Хитринка подумала, что спутница всё-таки ей не нравится. Может, и некрасиво так думать о той, чей хлеб ты ешь в эту самую минуту, но не нравится, и всё тут.

Состав миновал, не останавливаясь, небольшую станцию. Каверза скомандовала всем лечь, чтобы не торчать над бортами вагона, и при этом оказалась слишком уж близко к Прохвосту. А после, когда вагоны снова ползли среди голых равнин, эта вертихвостка (вот бы подходящее было для неё имечко!) ещё и принялась обучать Прохвоста игре на гитаре. Этот оболтус прямо-таки светился от счастья. То ли гитара ему так понравилась, то ли то, что Каверза обнимала за плечи и клала свои пальцы поверх его рук.

Марта лежала на животе, подперев руками подбородок, и с довольным видом наблюдала за этими двумя. И Хитринка, пышущая гневом, чувствовала себя ужасно одинокой.

— Подъезжаем, — сказала, наконец, Каверза. — Сойти бы нам лучше пораньше, верно? Или у вас при себе билеты, которые вы сможете предъявить на станции?

И она рассмеялась, сверкая своими омерзительно ровными зубами. Прохвост, конечно, тут же закивал, едва ли не заглядывая ей в рот.

Прозвучал длинный гудок. Ритм, отбиваемый колёсами, замедлился, зазмеились слева и справа пустые пути. Впереди виднелся уже город, не обнесённый стеной, и темнело здание вокзала. От него навстречу путникам тронулся состав.

— Самое время прыгать, — скомандовала Каверза, закидывая гитару на плечо. — Этот поезд нас прикроет, и никто не заметит, откуда мы взялись. А если повезёт, мы тут никого и не встретим.

Она бросила свой узел прямо на насыпь и спрыгнула следом, едва удержавшись на ногах. Затем в два прыжка нагнала вагон и поймала пискнувшую Марту, которую ей подал Прохвост.

— Вперёд, — сказал то ли названой сестре, то ли самому себе Прохвост, сел на борт и соскользнул вниз.

Хитринка, проклиная всё на свете, тоже села, свесив ноги за борт. Было высоковато, и в глазах рябило от вагонов напротив, набирающих ускорение. Внизу широким шагом, порой переходя на бег, спешил Прохвост, протягивая руки. Наконец он устал ждать и просто сдёрнул её за ногу. Ловкого приземления не вышло.

— На вокзал, что ли, уехать собиралась? — насмешливо пропела Каверза над ухом. — Поднимайтесь, проведу вас по окраинам, так уж и быть. Пропусков-то у вас нет?

— Сегодня есть, — ответил Прохвост. — А у тебя?

— И я свой вернула. Да только нам всё равно лучше по большим улицам не бродить. Таким оборванцам, как вы, там не будут рады. Да вот ещё что. Уж не знаю, как вы сбились в этакую компанию, но младшенькая-то ваша не хвостатая. Поглядит кто из добропорядочных горожан в её голубые глаза да и поднимет шум, что мы ребёнка похитили.

— О таком мы и не думали, — нахмурился Прохвост. — А что же делать?

— Можно раздобыть ей очки. У старьёвщика, я покажу, — и Каверза взмахнула рукой, приглашая следовать за ней.

Однако первым делом они совершили кое-что похуже.

Случилось это на маленькой сонной улочке недалеко от вокзала. Было здесь ещё пусто, доносился порой механический голос со станции, издалека слышался шум уходящего состава.

Компания шла среди двухэтажных домов из красного кирпича. Кое-где в облупленных рамах виднелись треснувшие стёкла, склеенные полосками бумаги. Ступени были истёрты, дыры в тротуарах замощены старыми досками со следами гвоздей. Порой из приоткрытых окон доносились шум и голоса — вероятно, обитатели этого уголка готовились к новому рабочему дню.

Тут дверь неподалёку отворилась, и на улицу вышел, широко зевая, толстяк в чёрной шляпе и сером пальто. Всё в нём, от новенького котелка до носков начищенных ботинок, говорило о достатке, и выглядел этот почтенный обыватель слишком уж лощёным для бедной улочки. Вялой рукой он пытался вложить туго набитый кошелёк в свой широкий карман. Вышло это не с первого раза.

Каверза что-то прошептала Марте, вынула небольшой свёрток из своего узла, вручила ей. Это заняло мало времени, так что Хитринка не успела ни услышать, о чём секретничали эти двое, ни понять, что они задумали. А когда сообразила, было уже поздно.

Каверза широким шагом двинула вперёд, обогнала толстяка, покачивая бёдрами, а затем остановилась поправить сползший чулок. И тот, для кого затевалось это представление, не остался равнодушным: он даже замер, причмокивая, в сонных глазках засветился интерес.

В это самое время тонкая ручка Марты опустилась в его карман, а затем вынырнула — уже с кошельком.

Хитринка хотела крикнуть, но тут же и застыла, прикрыв рот. Прохвост тоже замер. Останавливать этих двоих было уже поздно, и лишнего внимания лучше не привлекать.