Серебряная свадьба

Т о н я. Наглая! Выгнали?

Н и к и т а. Ничего вы, хиппешники, не сечете! Взяли! А теперь еще за версту шапку ломят!

Т о н я. Чего это? (Увлеченно.) А как ее фамилия?

Н и к и т а. Не о том думаешь… Если вообще думаешь.

Т о н я. А я поняла!.. Делов-то! Конечно, нас с вашими бабами не сравнить! У них что? Одна косметика. Хоть из Парижа привези, а такой кожи лица все равно не будет. (Прошлась по комнате, уже чувствует некоторые права.) Прибраться бы надо… Ты этот рулон когда выбросишь?

Н и к и т а (резко). Тс-сс!

Т о н я. Чего это ты?

Н и к и т а. Обходи его за километр! Ясно?

Т о н я (пытаясь быть независимой). А я видела — фото там какие-то…

Н и к и т а (почти кричит). На работу!

Т о н я (качает головой). Спрятал, да? Чего из себя мученика-то строишь? Уж пей!

Снова телефонный звонок.

Н и к и т а (резко в трубку). Ну, разродитесь вы, наконец! Кто? (Пауза.) Ты? Откуда? Это ты, что ли, звонил? Да так, одна моя аспирантка… Дуй, конечно, дождусь… Дождусь! (Кладет трубку. На наших глазах молодеет лет на десять. На двадцать! Тень счастья родилась на его лице. Не очень понимает, где он, что с ним, кто рядом.)

Т о н я (почти испуганно). Аспирантка? Все юморишь! А я, может быть, в сто раз чище ваших аспиранток…

Н и к и т а. Хозяин вернулся!

Т о н я. Какой хозяин? Ты же говорил…

Н и к и т а. Испанец вернулся. Николас! Николито… «Бандьера росса… Аппассионария… Гвадалахара…»

Т о н я. С семьей, что ли?

Н и к и т а (смеется ее глупости, счастливый). Думаешь, я всегда был ханыгой? Алкашом? Хануриком? И в нашей голове носились великие идеи! И мы работали по шестнадцать часов в сутки и спали на столах в лаборатории, укрывшись куртками. И мы старались перекричать трубы Армагеддона!..

Т о н я. Он же навсегда уехал. Этот твой… Испанец! Вот дурень-то!

Н и к и т а. Не-ет! Эти стены видели многое! Великие клятвы. Святые надежды! Чистоту юности. А какие были годы! (Ехидно.) Ва-ам с этого стола уже не обломилось!

Т о н я. В саму Испанию уехать и — вернуться! Он что — того?

Н и к и т а. Все мы были того. А остался только он один. Ты когда-нибудь слышала такое слово — очищение?

Т о н я (осторожно). Ты — баптист, что ли?

Н и к и т а (хохочет). Химик я…

Т о н я (глянула на часы). Ой… Я часа через два вернусь. Можешь не трусить, за любую аспирантку сойду. Он красивый, да? Черный? Потом, наверно, чемодана два подарков. А?

Н и к и т а. Три… Три чемодана! Только приходить-то не надо. Понятно?

Т о н я (чмокнула его). И вообще ты у меня в большо-ом долгу! Знаешь, какие я тебе неприятности могу сделать?

Н и к и т а. Ты еще можешь, а я уже делаю… (Гонится за ней, та с довольным визгом выскакивает из квартиры. Оставшись один, на мгновение замирает, словно прислушивается к себе.)

Пауза.

(Тихо.) «Другая жизнь»?.. «И берег дальний»? (Берет телефон, набирает номер.) Соедини-ка меня с Грачом. Да, я, Турчанинов. Ну и пусть совещание. (Пауза.) Васька, только не отвечай, я сам буду говорить. Так вот, не падай со стула — Николас вернулся! «Откуда-откуда»!.. Из своей родной, борющейся с остатками франкизма Испании. Ничего больше не знаю. Сейчас будет здесь. Ты там говорильню свою закругляй и аллюр два креста. (Кладет трубку и снова быстро набирает номер.) Екатерина Пафнутьевна? Это Гурам… Помните семнадцатый этаж гостиницы «Иверия»? Вы еще намекнули, что хотели бы иметь мужа-грузина. Рыцаря, добытчика, нежного и одновременно мускулистого. Да, проездом… Знаете, всякий тюльпан-мимоз… Из «Националя»! Номер для Вальдхайма оставляли, только администраторше от меня больше пользы. Что с Вальдхайма возьмешь? По-прежнему любишь? Почему кретина? А развод ты мне все равно дашь! Дашь, дашь! Ладно, ладно, гони сюда. Не могу больше — Фидель Кастро по другому проводу уже час добивается! (Кладет трубку, берет со стола тарелку с остатками еды, машинально ест… Потом, слегка опомнившись, вытаскивает из-под тахты початую бутылку водки. Сидит некоторое время застыв. Прячет бутылку. Диковатым взглядом обводит комнату.) Вечно валидол забываю. А где его в этом бедламе найдешь? (Снова быстро набирает телефонный номер.) Варвара Архиповна? Вы кого это пустили в свою квартиру? Да, да, в квартиру, где раньше жили с сыном Николасом. Меня? Никогда я не стану взрослым! Вот именно — «паинька»! Наконец-то мне слово найдено. Я — паинька! Не могли бы, кстати, забежать и еще раз взглянуть на мою цветущую юность. Нет, нет, никаких подвигов и трат, никаких бутылок! Летите? Целую. (Кладет трубку. Оглядывается — что бы еще сделать? В нем борются физическая слабость и моторное воодушевление, утренняя горестная растерянность и уверенность в приближении чуда. Стремительно вскакивает на подоконник и пытается прикрепить штору.)

Никита не замечает, что на пороге появляется смуглый, сильно поседевший, но еще очень красивый человек. Особенно хороши глаза, где смешаны радость, стеснительность и свет. Это Н и к о л а с.

Н и к о л а с (шепотом). Никита…

Н и к и т а (оборачивается). Ну!

Н и к о л а с. Никита!

Н и к и т а. Иди… иди же сюда! Дай я переломаю тебе кости! (Юношески легко спрыгивает с подоконника и почти падает на испанца.) Почему не растолстел? Ну, держись, жертва инфляции! (Пронес Николаса по комнате. Так стиснул, что тот чуть не застонал.)

Н и к о л а с (смеется). Поставь меня на место. (Огляделся.) Как все-таки хорошо дома…

Н и к и т а. А главное — уютно! (Обвел рукой комнату, погруженную в хаос.)

Бьют старинные часы.

Н и к о л а с. И так же бьют часы. Как мама?

Н и к и т а. В полном блеске. Живет у Софочки. Как верная подруга, возвела счастье этой парализованной в смысл своей жизни. Отмела все лекарства — питаются только пирожными. Деньги по-прежнему добывает на ипподроме. Подозреваю, что свела дружбу с наездниками. Проигрывает в два раза больше.

Н и к о л а с (хохочет). Чудесно!

Н и к и т а. Васька Грач теперь замдиректора института. В общем, все процветают, только я один гибну.

Н и к о л а с. Все-таки это был инфаркт? Я привез…

Н и к и т а (лезет под тахту). У меня свое лекарство. (Достал бутылку, быстро разлил по стаканам.)

Н и к о л а с. Ты с ума сошел! Сейчас же брось!

Н и к и т а. Идиот! Для некоторых инфаркт — это шоссе к счастью! Все вдруг приобретает другой смысл. Вещи и понятия становятся тяжелее. Они как бы наливаются смыслом.

Н и к о л а с (в бешенстве). Поставь на место!

Н и к и т а. Ты будешь драться с больным человеком? Гуманно ли это?

Николас видит, что Никита опускает руку со стаканом.

Господи, как я тебя люблю! Особенно в броне твоей европейской глупости. Как сказал один старик — страстями надо жить. Страстями!

Н и к о л а с (покачал головой). Значит, все правда. Но Катя! Она куда смотрит?

Н и к и т а. Я же ушел от нее!

Н и к о л а с. Очередной испепеляющий роман?

Н и к и т а (разводит руками). Дите наше заброшено. Очевидно, не перейдет в третий класс. Естественно — пошла в отца. (Бьет себя по лбу.)

Н и к о л а с. А почему ты перестал мне писать? Вы поехали на испытания, на какое-то смешное озеро…

Н и к и т а. Озеро называется Няня. Ничего смешного.

Н и к о л а с. Почему ты отводишь глаза?

Н и к и т а (естественное движение в угол, к рулону, но заставил себя остановиться). Отрицательный результат — тоже результат. Во всяком случае, так утверждают неудачники.