Сергей Петрович Хозаров и Мари Ступицына (Брак по страсти)

– Да что вы, проказник этакий, клад, что ли, нашли?

– Погодите, погодите, терпение, мадам, это еще не все: regardez!* - И он одернул перчатку с руки, на большом пальце которой красовался богатый перстень.

______________

* смотрите! (франц.).

– Ах, какой отличный солитер{80}! Батюшка, Сергей Петрович, да где вы все эти богатства приобрели?

– Уж, конечно, не у вашего скота, Ферапонта Григорьича, позаимствовался. Всем этим богатством, что видите, наградила меня заимообразно моя милая фея, моя бесценная Barbe Мамилова.

– Варвара Александровна? Скажите, какая превосходнейшая женщина!

– Да-с, найдите-ка другую в нашем свете! С первого слова, только что заикнулся о нужде в трех тысячах, так даже сконфузилась, что нет у ней столько наличных денег; принесла свою шкатулку и отперла. "Берите, говорит, сколько тут есть!" Вот так женщина! Вот так душа! Истинно будешь благоговеть перед ней, потому что она, кажется, то существо, о котором именно можно оказать словами Пушкина: "В ней все гармония, все диво, все выше мира и страстей".

– Ну, я думаю, и вещи тоже ценные?
– сказала Татьяна Ивановна.
– Ах, какая прелестная работа!
– продолжала она, с любопытством рассматривая баул.

– Да-с, я вам окажу, что для этой женщины нет слов на языке, чтобы выразить все ее добродетели: мало того, что отсчитала чистыми деньгами тысячу рублей; я бы, без сомнения, и этим удовлетворился, и это было бы для меня величайшее одолжение, так нет, этого мало: принесла еще вещи, говорит: "Возьмите и достаньте себе денег под них; это, я полагаю, говорит, самое лучшее употребление, какое только может женщина сделать из своего украшения". А?.. Как вам покажется? Сколько в этих словах благородства, великодушия! Я, разумеется, намерен ей отплатить тем же и потому тотчас же поехал к маклеру и написал ей в три тысячи вексель; так даже и этого не хотела взять. Я убедил ее только тем, что я человек, и человек смертный, могу умереть и потому за ее великодушие не хочу на тот свет унести черной неблагодарности. Вот какова эта женщина, Татьяна Ивановна!

– Прекрасная должна быть дама! Вот, как я по всем словам вашим вижу, так, должно быть, предобрейшее она имеет сердце!

– И говорить нечего, она выше всяких слов! Но постойте, я никогда и нигде не позволял себе забывать людей, сделавших мне какое-либо одолжение: сегодняшнее же первое мое дело будет хоть часть заплатить моей Татьяне Ивановне, и потому не угодно ли вам взять покуда полтораста рублей!
– сказал Хозаров.
– Примите, почтеннейшая, с моею искреннею благодарностью, продолжал он, подавая хозяйке пачку ассигнаций, и затем первоначально сжал ее руку, а потом поцеловал в щеку.

– Что это, бесстыдник какой, как это вам не совестно?..
– сказала, оконфузившись, но с явным удовольствием девица Замшева.
– Да постойте еще, повеса этакой, расплачиваться, дайте прежде сосчитаться.

– Без счетов, почтеннейшая!
– воскликнул Хозаров.
– Сегодня для меня такой веселый и торжественный день, что я решительно не могу вести никакого рода счетов. Будем жить и веселиться, ненадолго жизнь дана!
– произнес он и, вскочив, схватил Татьяну Ивановну и начал с нею вальсировать по комнатам.

– Перестаньте, проказник этакой! Ай, батюшки, завертели... посмотрите, гребенка выпала, - говорила сорокалетняя девица, делая быстрые туры с ловким танцором.

– C'est assez, madame, merci, grand merci*, - сказал Хозаров, останавливая и сажая даму на стул.

______________

* Довольно, сударыня, спасибо, большое спасибо (франц.).

Походя по комнате, он остановился перед хозяйкой.

– Мне пришла в голову прекрасная идея, - сказал он, - я хочу вашим постояльцам дать маленькую вечеринку.

– Ой, Сергей Петрович, не советовала бы я вам, - возразила Татьяна Ивановна, - народ-то, знаете, такой все пустой, не вашего сорта люди; да и зачем вам?

– Нет, очень есть зачем: у меня тут есть особые виды. Вот, например, если я вздумаю увезти Мари, а это очень может случиться, в таком случае эти господа могут оказать мне великую помощь; то есть одни будут свидетелями, другой господин кучером, третий лакеем. Подобные вещи всегда делаются в присутствии благородных людей; а во-вторых, если будет оттуда, для спроса обо мне, какой-нибудь подсыл, то теперь они на меня могут бог знает что наболтать; но, побывав на пирушке, другое дело; тут они увидят, что я живу не по-ихнему, и невольно, знаете, по чувству этакого уважения и даже благодарности отзовутся в пользу мою. Я намерен позвать их всех, кроме этого свиньи, вашего Ферапонта Григорьича.

– Позовите и его: он хороший человек, только знаете, этакий деревенский, груб немного на словах.

– Ну, и то дело, - зла не надобно помнить.

– А музыканта позовете?
– спросила Татьяна Ивановна не совсем твердым голосом.

– Непременно; как же могу я его не позвать? Это было бы, кажется, низко и неблагородно с моей стороны.

– Он прекрасный человек и вас чрезвычайно любит. Ревнует даже меня к вам.

– Скажите, какой Отелло, - сказал Хозаров с улыбкой.

– Вы, мужчины, все таковы... Что же у вас будет на вечеринке?.. Когда думаете, так уж время приготовляться.

– Да, это правда. Впрочем, я большого не думаю: подать сперва чай, потом сварю жженку, а тут можно подать мороженое и какие-нибудь фрукты.

– Ой, не годится... совсем не годится... вовсе будет не по гостям вечер. Это ведь хорошо для каких-нибудь модных дам, а этим гораздо будет приличнее велеть приготовить чаю с ромом, да после велеть подать закуску с водкой и винца побольше.

– Но это будет как-то гадко, пошло... что-то такое купеческое.

– Вовсе не купеческое, а так, как обыкновенно между мужчинами.

– Нет, почтеннейшая, между мужчинами другого сорта это бывает не так; но, впрочем, хорошо... будь по-вашему; однако все-таки без шампанского нельзя.

– Ну, шампанское, конечно, будет очень прилично.

– Итак, почтеннейшая, первоначально отправляйтесь и возьмите, сколько по вашему соображению нужно будет, вина и извольте готовить чай, а я между тем пойду сзывать братию, и вот еще "стати: свечей возьмите побольше, чтобы освещение было приличное, я терпеть не моту темноты. A propos*: мне пришла в голову счастливая мысль! По всем нумерам таскаться и всякого звать особо скучно, да и не принято в свете, а потому я всем этим господам напишу пригласительные записки, как обыкновенно это делается.

______________

* Кстати (франц.).

– Что же, можно и так, - сказала Татьяна Ивановна.
– Ах, Сергей Петрович, как я вот посмотрю на вас, живали вы, видно, в богатстве, видали вы людей.

– Да, почтеннейшая моя, живал и видал людей, да и опять так заживу... Однако скажите мне имена и фамилии этих господ: на адресе надобно будет означить имена их и фамилии.

– А как их фамилии-то. В первом нумере: сибарит - Виктор Прохорыч Казаненко; во втором - Семен Дмитрич Мазеневский; в третьем... этого вы знаете, - Ферапонт Григорьевич Телятин; в четвертом уж и позабыла, да! Черноволосый - Разумник Антиохыч Рушевич, а белокурый - Эспер Аркадьич Нумизмацкий. Но, впрочем, лучше бы вы не приглашали их... неприятный такой народ.