Серое небо асфальта
Шрифт:
— А для чего? — Мураши поползли за ушами; давненько Витя не говорил с ним так.
— Может, видит тебя будущим Бодхисаттвой?! — усмешка снова обожгла.
— Демиург говорил, что Бодхисаттва — ты! — Димка недоверчиво посмотрел на Виктора.
— Я?
— Угу!
— Это новость! Я и не мучился в жизни никак, чтобы заслужить, ну разве… били пару раз малолетки — за усы, — он смачно сплюнул Димке под ноги. — Представляешь, сказал им, что меня зовут Сальвадор Дали… ну они мне и выдали по полной программе; еле отлежался; мать, за это время, чуть не утонула в своей "утке".
"Какой-то
— Но ты ведь сам сказал, что жил ради матери, а сейчас ради нас, — Дима улыбнулся, — Именно Бодхисаттва продолжает перерождаться из сострадания к ближним, добившись Просветления, не заканчивает цепь перевоплощений, чтобы здесь — на земле быть полезным людям.
— А ты откуда знаешь? — удивился Виктор.
— Не знаю! Лезет порой… может, из книжки, что была у меня?! — Димка пожал плечами.
— Не знаешь, так не болтай зря! Это ведь ты о Буддизме?
Димка кивнул.
— Там сам чёрт ногу сломит, одни — так говорят, другие… но смысл в твоих речах есть, это если по их, по индуски, смотреть на смысл учения. Он ко мне приходит, когда я пьян, к трезвому никогда! Что за интерес с пьяным болтать?
— Ты о ком это?
— О Демиурге!
— А…
— К тебе трезвому приходил хоть раз?
— Да, в КПЗ и туалете!
— Где?
— В туалете!
— Классно! Наверное, там лучше внушаемость!
— Не знаю! Думаю, что лучше, всё-таки, в тюремной камере.
— Ладно, пошли, водка в карманах замёрзнет! — Виктор подтолкнул Димку к дверям подъезда. — Машка, наверное, уже спит!
Маша действительно спала, уронив не освободившееся от одежды тело на диванчик, оставив ноги топтаться на полу…
Виктор расстегнул молнии на её сапогах и, стянув их, положил ноги, как положено — в положении — лёжа.
— Так будет лучше! — он оглянулся на Дмитрия. — Представляешь, какой у неё сейчас стресс? Она потеряла последнее, осталась без тыла; сейчас тебе уйти, и она сломается, а женщины ломаются либо на рюмке, либо на снотворном, либо на асфальте — из окна, если совсем уж невмоготу. Так что ты был прав, когда понял, что уйти не можешь!
— У меня вообще всё это в голове не укладывается, я не смел надеяться, что она так поступит, — Димка соответственно удивлению выпучил глаза… и Виктор испугался, как бы они не выпали из глазниц прямо на стол.
— Видишь, один тыл у тебя уже нашёлся, а ты говоришь, что никому не нужен.
— Ну разве что?! — Димка неуверенно пожал плечами.
Виктор тихонько матюгнулся…
— Опять, блин, плечами жмёт, да у тебя их два — тыла то, а может и три, — он зачем-то посмотрел на свои руки, потом в старенькое, стоящее напротив, трюмо. — Машка, что-то говорила, будто выкупили они тебя на двоих — с Лизой, фифти — фифти!
— Ты гонишь, что ли? — Димка даже привстал от удивления. — Маша… — он потянулся к плечу спящей женщины…
— Не трогай, пусть
спит, она, кстати, просила тебе не говорить об этом, но я посчитал, что так будет не справедливо, — Виктор сорвал пробку с бутылки. — Ну что, добавим в голову?!— Наоборот, отнимем! — кисло усмехнулся Дима.
— Не знам… не знам…
* * *
Внизу живота давило и он открыл глаза, сон бежал оттого, что пора было бежать в туалет ему.
— Отолью и досмотрю свой добрый сон, — подумал он, переваливаясь на бок и вставая со скрипнувшей плоскости. — Голосистый ты мой, — Димка недружелюбно посмотрел на диванчик и натянул покрывало на голое бедро Маши. — Всё тело в одежде, но именно нога оголилась, — усмехнулся он и заправил под ремень, вылезшую из брюк рубашку. — Так, щас разгуляюсь и уже не засну, а сон был такой классный. — Он поспешил в туалет…
В животе стало легко, но заснуть не удавалось, да и Машка ворочалась с боку на бок, заставляя диван стонать оргaном.
— Не спишь? — спросила она, не открывая глаз.
— Сплю!
— Не ври! — она приподнялась на локтях и погладила его щёку. — Где, кстати, Виктор?
— С утра исчез, словно бестелесный дух!
— А я соскучилась!.. — она виновато посмотрела в ближний угол комнаты.
Он понял: соскучилась не по Виктору, и почувствовал, что тоже благодарен ей за всё; ему вдруг так стало жалко себя, её, так жалко, что либидо оголтело кинулось на помощь, словно в последний раз, испугавшись наступления конца.
— Организм, на похмелье, думает, что я умираю, и стремится к размножению, — усмехнулся он и обнял Машу за талию…
— Вставай милый, раздевайся, а я бельё свежее постелю, — она вытащила испод кровати Амалии клеёнчатый чемодан и достала оттуда чистый комплект белья. Быстро набросив всё это на диван, подарила Димку светящимся взглядом и шмыгнула в ванную…
… - Ой, осторожно, у меня, кажется, сломаны рёбра, — Димка сморщился от боли, и Маша переместилась ниже…
— Не плачь малыш, я всё сделаю сама, — задыхалась она, стараясь не причинить ему боль…
— Да я, как-то тоже не прочь тебе помочь, — пыхтел он, — движение — жизнь!
Они смотрели в серый, давно не белёный потолок, во все четыре глаза, рука в руку, и казалось, медитируют.
Потолок, был чист, ровен и сер.
— Зима — мухи спят — потолок чист! — подумал Дима и вспомнил свой белый потолок… — Лиза сейчас пьёт чай, а может, приехал Федька, у него должна закончиться сессия. Эх, повидаться бы, да разве в таком виде пойдёшь. Нет, таким он меня видеть не должен, и Лиза не должна! Эх…
— Надо в церковь сходить, — раздался голос у самого уха.
— Чего ты там забыла? — он продолжал смотреть в потолок, он привык смотреть в потолки, хотя давно уже не смотрел. — "Врёшь, — вспомнил он, — смотрел, на шершавый, копченый, иссиня-серый… в камере".
— Хочу помолиться! — она вздохнула, уже не у самого уха и он понял, что отвернулась.
— Ты хоть одну молитву знаешь?
— И не одну!
— Что, верующая? С каких пор? — он повернулся на голос и внимательно вгляделся в её профиль.