Серпентарий Евы

Здесь не было коллектива, люди конкретно делали карьеру и зарабатывали деньги. Все остальное их не интересовало. Если ты не была им полезна – тебя не замечали, если твои успехи отмечало руководство – ты становилась конкурентом в карьерных гонках. Ничего не поделаешь – это Москва…

Недели слились для меня в сплошное полотно – один рабочий день. Пока однажды в пятницу неожиданный звонок Никиты не поставил меня перед выбором.

– Привет, Лен. – раздалось на том конце трубки. Я различила странные ноты в его голосе, но пьян он точно не был, скорее взволнован.

– Привет. – отозвалась я, уже чувствуя, что-то не так. – У вас все в порядке?

– Нет. – выдохнул он. – Оксану госпитализировали с острой почечной недостаточностью. Она, конечно, потом сама тебе позвонит, когда ей станет лучше… Я просто решил – ты должна знать. Вы всегда были очень близки… как сестры.

– Ты все правильно сделал. Спасибо, что позвонил мне.

– Лен, ты знаешь, что она ждет ребенка?

Это было самое страшное. В первом триместре угроза выкидыша самая большая, а на фоне такого осложнения…

– Никита, все будет хорошо, слышишь… Я завтра прилечу.

Найти рейс из Москвы не сложно. Сложно добраться до аэропорта за пару часов, чтобы успеть на посадку. А потом узнать, что рейс откладывают, потому что в принимающем аэропорту случайно выпал снег. Снег в Сибири в конце осени всегда выпадает внезапно, особенно для коммунальных служб и дорожно-ремонтных компаний…

Я все-таки вылетела, но только после обеда.

И в больницу поехала прямо из аэропорта, чтобы успеть до окончания приема посетителей.

Пускать в палату меня не хотели. Старшая сестра, дама неопределенного возраста «за сорок», плохо поддавалась уговорам и направленному внушению. Я бы так и ушла не солоно хлебавши, если бы в наш с ней разговор, постепенно переходящий на все более повышенные тона, не вмешался молодой врач.

– Что тут происходит, Зоя Константиновна?

– Вот! – сестра бросила в мою сторону победоносный взгляд, еще и пальцем ткнула. – Пытается пройти в палату к Уваровой! А ей покой нужен.

– Насколько мне известно, посещения Уваровой не запрещены, мне об этом пару часов назад Никита, ее муж, говорил. И часы приема еще не окончены.

В этом была значительная доля правды. Вот еще! Буду я лгать! Хотя покой Оксанке был нужен… Врач задумчиво кивнул, соглашаясь с моими доводами.

– Я сегодня специально прилетела увидеться с Оксаной, а завтра у меня рейс в Москву.

– Что ж, - молодой мужчина поправил очки, - думаю, ваш визит не навредит больной, хотя и облегчения ее ситуации не принесет. Зоя Константиновна, выдайте, пожалуйста, халат. – очень вежливо попросил он стушевавшуюся блюстительницу спокойствия отделения. – Я провожу вас до палаты.

Оксанка лежала в отдельной палате, так называемой – платной. Вообще, в этой части отделения все на порядок отличалось – и ремонт, сделанный на средства благодарных спонсоров, и обстановка, даже персонал был более приветливым.

Врач постучал в палату и, дождавшись ответа, вошел.

– Как вы себя чувствуете, Оксана? К вам еще один посетитель сегодня. Так вы точно скоро пойдете на поправку, положительные эмоции всегда способствуют выздоровлению.

Оксана ему не ответила, только вяло улыбнулась мне, но глаза заблестели. Она казалась уставшей и осунувшейся, кожа была бледна, а под глазами залегли густые тени.

– Я вас оставлю. – мужчина уже хотел было уходить, но заметил поставленную капельницу. – медсестра давно отлучилась? – нахмурился он.

– Она только что вышла, предупредила, что минут на десять. – тихо ответила подруга.

– Хорошо, если так. – кивнул своим мыслям врач и покинул палату.

– Как ты? – спросила я, понимая, что дела ее неважны…

– Пока стабильно. Лечащий врач сказал, что пока что угрозы выкидыша нет.

Пока что… Это каких-то пара дней. А потом?

– Закрой глаза и расслабься?

– Что ты собралась делать? – она выглядела взволнованной.

– Я просто посмотрю, что вообще можно сделать. Сама понимаешь, это не похмелье лечить…

Мне тоже было страшно. Не страшно рисковать собой, но, когда на кону стоит жизнь близкого тебе человека… страшно. А ничего не сделать – еще страшней!

Страшно даже представить, какую цену мне придется заплатить, если все получится…

Она послушно закрыла глаза и расслабилась, ожидая… да чего угодно.

Надо только довериться своим ощущениям, закрыть глаза, сжать в своих горячих ладонях прохладные, покрытые испариной ладошки. Почувствовать слабую пульсацию сражающегося за жизнь организма. Если бы не та страшная травма несколько лет назад, все было бы иначе! А виновный живет себе дальше, как ни в чем не бывало…

Я немного разозлилась, и белое свечение само потекло из моих ладоней, наполняя слабеющие клетки жизненной силой, восстанавливая нарушенные потоки энергии, выводя токсины, очищая.

Я чувствовала выравнивающееся сердцебиение. И еще одно, совсем тихое…

И белые нити света, латающие поврежденные когда-то органы…

Дверь внезапно открылась, а я очнулась от транса. Оксанка спала.

– Добрый вечер. – в палату вошла молодая медсестра. – Мне нужно поменять капельницу. Ой, Оксана Валерьевна уже спит. – удивилась она. – И румянец появился, значит скоро пойдет на поправку.

– Пойдет. – согласилась я и попыталась встать.

Меня слегка шатнула, но на ногах я устояла и даже сделала несколько шагов к двери.

– С вами все в порядке? – девушка уже было устремилась ко мне, но я ее остановила.

– Все в порядке. Просто пить захотелось… Я видела куллер в коридоре, подожду там…

До куллера я дошла, опираясь на стенку, но вода не принесла мне должного облегчения, даже когда я выпила третий стакан.

Я безвольно сидела на полу в углу и пыталась сообразить выход из ситуации, в которую меня завела самонадеянность. Меня уже не шатало и не мутило.

Хуже!

Теперь я чувствовала голод. Голод свой и Твари, которая чувствовала слабость хозяина и была готова вырваться наружу. Хорошо, что в коридоре никого не было… Но это ненадолго.

– Лена, тебе плохо? – раздался рядом знакомый голос.

Никита спешил ко мне, но я успела остановить его в последний момент. До того, как он успел ко мне прикоснуться. До того, как я потеряла бы контроль над Тварью.

– Не подходи! – я выставила перед собой ладонь, готовая оттолкнуть. Но Никита отшатнулся от звуков моего голоса. Я бы и сама от таких звуков изрядно струхнула, особенно в темном переулке… Хриплый и каркающий.