Сервантес. Его жизнь и литературная деятельность

Придя к такому заключению, Сервантес задается мыслью уничтожить зло в самом корне и предпринимает свой поход против рыцарских романов, – поход вместе с тем против духа времени, составляющий главную цель и содержание «Дон Кихота». В подробностях задача Сервантеса сводилась к следующему: уловить ложные взгляды, неестественные чувства и заразительные заблуждения; придать им осязательную форму и возможно большую рельефность, вывести их напоказ и предать осмеянию. Затем поставить крест на мире чудес, на всякой лжи, на платонической любви, которая не что иное, как лицемерие, на искусственно-чувствительном романе – чистейшем яде для общества, на феодальной гордости и мании к рыцарским похождениям, которые являются анахронизмом.

Таков был широкий план, начертанный Сервантесом. Немудрено, что при близком и всестороннем знании Испании, при громадном запасе накапливавшихся годами наблюдений, разрабатываемых гениальным умом, книга его дала блестящую картину всей Испании XVI века, знакомящую нас с ее нравами, обычаями, учреждениями и литературой. В ней мы встречаем массу намеков на известных людей и ходячие идеи того времени, а также и на средневековую литературу, воспитавшую этих людей и породившую эти идеи. Кроме того, всякому проследившему вместе с нами историю возникновения этой книги – конечного вывода из жизненного опыта Сервантеса, – должно быть ясно, что она должна заключать в себе и богатый автобиографический материал, на чем неоднократно настаивает сам автор.

Сервантес выступил против рыцарских романов, основательно изучив то зло, с которым ему предстояло бороться. Будучи вполне сыном своего века, он в молодости, по примеру всех своих современников, сильно увлекался подобной литературой. Читая «Дон Кихота», на каждом шагу приходится удивляться начитанности автора в этой области и настолько близкому знакомству его с рыцарскими романами, что на основании нравственных свойств их героев он бойко рисует нам наружность каждого из них, вдаваясь в такие подробности, которые показывают, как сильно занимали его в свое время эти герои. Подвергая беспощадной критике рыцарскую литературу, он осмеивает не только дух этих романов, но также их высокопарную манеру изложения, их торжественный, напыщенный слог, который иной раз весьма удачно пародирует.

Рыцарские романы проникли в Испанию во второй половине XIV века из Франции, где они отчасти возникли самостоятельно, отчасти же были занесены из Бретани. Романы эти основаны были на сказаниях о короле Артуре и Круглом столе, Карле Великом и его двенадцати пэрах. Появившись в Испании, они не замедлили оказать влияние на литературу страны, где в то время именно чувствовался недостаток в подобных произведениях, и заполнили пробел между старинными романсами, достоянием низших классов общества, и учеными скучноватыми историческими хрониками, интересными только для серьезных, образованных людей, – двумя группами произведений, составлявшими до того времени все литературное богатство Испании. Раньше, чем стали переводиться на испанский язык или перелагаться стихами иноземные рыцарские романы, они успели уже породить многочисленные подражания в Испании, представлявшей для их распространения донельзя благоприятную почву. Вследствие специальных исторических причин, например вековой борьбы с маврами, обратившей всю Испанию в военный лагерь, а каждого испанского солдата – в воина, вследствие свободного духа городских общин и, наконец, наплыва в Испанию провансальских трубадуров, бежавших сюда после альбигойского погрома и нашедших здесь новую родину, нигде рыцарские идеи не привились так прочно, как в Испании. Здесь рыцарская идея служения дамам не только наполняет собою старинные романсы и хроники, но и проникает даже в законодательные памятники. Так, например, живший в XIII веке законник короля Альфонса Мудрого предписывал рыцарям перед битвой призывать имя своей дамы с целью возбудить в себе мужество и предохранить себя от поступков, несовместных со званием рыцаря.

При таком предрасположении к рыцарской литературе немудрено, что в Испании быстро возникло множество рыцарских романов. Романы эти повествовали о небывалых подвигах сказочных героев и вскоре распространились по всему миру, затмив собою славу произведений, служивших им образцами. Между ними наибольшей популярностью пользовалась особая группа, целая необычайная семья романов, имевшая, по выражению Сервантеса, многочисленное потомство и считавшая своим родоначальником «Амадиса Галльского», часто упоминаемого в «Дон Кихоте». «Амадис Галльский» – переделка романа, написанного первоначально на португальском языке на сюжет, занесенный из Франции. Португальский подлинник этого романа, который относят к 1390 году, вскоре был потерян, и славою своей «Амадис» обязан больше испанской переделке, явившейся в конце XV века. В короткое время – в течение полувека – он выдержал тринадцать изданий и был переведен на французский и итальянский языки.

Роман этот не лишен достоинств; он дает верную картину духа и нравов рыцарских времен, и наряду с самыми дикими фантазиями в нем встречаются места, полные естественности, красоты и нежности. Вслед за этим романом, самым популярным из всех, явилась целая туча ему подобных.

Романы настолько пришлись по вкусу испанцам, что вытеснили у них остальные роды литературы. Оригинальные испанские романы насчитывались десятками; кроме того, было много переводов и переделок с французского. Появились также и религиозные романы. Это случилось по инициативе церкви, видевшей широкое распространение этой формы литературных произведений и желавшей воспользоваться им для своих целей.

Весьма распространенные уже в XV, рыцарские романы чрезвычайно размножились в XVI и усердно читались даже в XVII веке, так что их влияние на испанский народный характер до появления в 1605 году первой части «Дон Кихота» продолжалось уже в течение двух столетий. Эта неслыханная популярность рыцарских романов в Испании объясняется, как сказано выше, отчасти тем, что еще до появления первых из них Испания была привилегированной страной рыцарства. Странствующие рыцари, столь беспощадно осмеянные Сервантесом в его романе, действительно существовали в Испании. Вот почему воспроизведение их в рыцарских романах встречалось с восторгом. Мало того, нелепости, рассказываемые в рыцарских романах, так мало превосходили то, что совершалось на самом деле, что им верили как действительным фактам. Сам Карл V зачитывался рыцарскими романами, а сын его Филипп II, будучи инфантом, постоянно являлся в придворных процессиях в костюме странствующего рыцаря и, как рассказывают, вступая в брак с Марией Тюдор, дал обещание в случае появления короля Артура беспрекословно уступить ему английский престол.

Такое увлечение романами стало наконец возбуждать тревогу в более рассудительных людях, и многие из выдающихся писателей XVI века заговорили о несчастных его последствиях.

Вера многих в нелепости, рассказываемые в рыцарских романах, прекрасно характеризуется анекдотом из «Arte de Galanteria», написанной до 1632 года: «Один рыцарь, вернувшись домой с охоты, услышал вопли жены, дочерей и их служанок. Удивленный и опечаленный, он спросил их, не умер ли кто из детей или родственников? „Нет“, – отвечали они рыдая. „Так отчего же вы так плачете?“ – снова спросил он, еще более удивленный. „Ах, – отвечали они, – Амадис умер“. До этих пор они дочитали».

Наконец эти книги были сочтены столь вредными, что в 1553 году запретили их печатание и продажу в американских колониях, а в 1555 году кортесы добивались того же запрещения относительно самой Испании.

Стоя в одном ряду с передовыми умами своего времени, Сервантес задался целью единственно силою своей сатиры уничтожить зло, с которым тщетно боролась сила правительственной власти. Удалось ли Сервантесу достигнуть поставленной цели? Вот что говорит об этом историк испанской литературы Тикнор:

«Всего более достойно удивления, что цель Сервантеса увенчалась таким успехом, в котором невозможно сомневаться. После появления „Дон Кихота“ в 1605 году не было написано ни одной рыцарской книги; с того же времени перестали перепечатываться, за одним или двумя неважными исключениями, даже те книги, которые уже пользовались величайшею популярностью, так что с тех пор и до нашего времени они постоянно исчезали и составляют теперь величайшую библиографическую редкость. Здесь мы имеем единственный в своем роде пример силы гениального ума, который одним хорошо рассчитанным ударом уничтожает цветущую и популярную область литературы великой и гордой нации».

План, принятый Сервантесом, настолько же прост, насколько оригинален. Он рисует всего три фигуры: странствующего рыцаря, его даму сердца и оруженосца. В небольшом местечке Ламанча жил некогда вместе со своей племянницей небогатый идальго по имени Кихана. По обыкновению людей своего класса, Кихана считал не соответствующим своему достоинству идальго заняться каким бы то ни было полезным делом. На этом основании он употреблял 365 дней в году исключительно на чтение рыцарских романов. В конце концов это чтение так воспалило мозг бедного идальго, так болезненно настроило его фантазию, что ему приходит в голову сумасбродная мысль как для собственного блага, так и для блага и славы своей родины сделаться странствующим рыцарем и, «рыская по свету на коне, с оружием в руках, ища приключений, карая зло, восстановляя правду, защищая гонимых и сирых, пускаясь, наконец, в самые ужасные приключения, покрыть себя неувядаемой славой». Из забытого пыльного угла своего дома он вытаскивает прадедовское оружие, наставляет картоном старый шлем, от которого оставался один шишак, приводит в порядок сбрую своего еле живого верхового коня, которому после долгих размышлений дает имя Росинант, и, преобразившись таким образом в странствующего рыцаря, называет себя Дон Кихотом Ламанчским или Рыцарем Печального Образа. Совершенно снарядившись, Кихана, или Дон Кихот, приглашает к себе в оруженосцы мирного и простодушного поселянина соседней деревушки по имени Санчо Панса, которого соблазняет следовать за собой обещанием за его будущие услуги подарить ему в полное владение целый остров. Точно так же, как и рыцарь, оруженосец его представляет тип, взятый из средневековой литературы. Это простолюдин или земледелец, заимствованный автором из старинных народных романсов. Но «рыцарь не влюбленный – незаконный сын рыцарства, дерево без листьев и плодов, тело без души». Дон Кихот выбирает предметом своих воздыханий первую пришедшую ему на ум даму, простую, грубую и, кстати сказать, безобразную крестьянскую девушку Альдонсо Лоренсо, которую называет «несравненной Дульсинеей Тобосской», так точно, как себя называет Дон Кихотом Ламанчским. Он никогда не видел этой soi-disant [6] Дульсинеи Тобосской, но в последнем он и не нуждается: то, чего не видит его телесное око, дорисовывает око мысленное. Его пылкое воображение рисует ему его даму сердца несравненной красавицей: «Она олицетворяет собою все, чем фантазия поэтов наделяет их героинь. Волосы ее – это нити золота, брови подобны радугам, чело – Елисейским полям; ее розовые щеки, коралловые губы, солнцу подобные глаза, жемчужные зубы, алебастровая шея, беломраморная грудь и прочее в этом роде ставят ее вне всяких сравнений».

6

так называемой (фр.)