Серые будни

Хранитель леса яростно бормотал что-то на своем языке с каждой секундой все громче и громче. Его голос стал напоминать лесную бурю, что валит деревья, вырывая их с корнем, и срывает крыши с брильемских изб. Эта странная речь пугала и завораживала одновременно. Заслушавшись Хакар прозевал момент, когда чудище замолчало. Последнее что он помнил, после того как вынырнул из сонливого забытья, это упавший на колени леший и все жарче пылающий завал, что смыкался над самим Охотником.

***

Хакару пятнадцать. Минувшей осенью он прошел обряд Становления, а значит стал полноправным охотником деревни. На самом деле Хак родился в начале весны и по правилам должен был подождать следующей осени и своего шестнадцатилетия, чтобы пройти обряд. Но его отец был хорошим охотником, что очень ценили брильемцы, и в знак уважения сделали для его сына исключение.

В начале осени, во время обряда, отец подарил юному охотнику его первый взрослый лук. Он был еще немного великоват и туговат для вчерашнего мальчишки, но это заставляло Хакара лишь усерднее тренироваться в стрельбе.

Сегодня они с отцом вместе пошли на охоту. Хак ходил на охоту и раньше, но именно этот раз был первым после ритуала, а значит сегодня он сам имел право взять крупную добычу. Зима только началась и пока что можно было обойтись без лыж и снегоступов, а воздух был еще относительно теплым, так что в лес охотники вошли практически налегке — из оружия лишь луки и ножи, а вместо теплых тулупов осенние куртки.

— Зря мама нас ругает, — подмигнул сыну Холкин. — Раз пошли налегке больше добычи принести сможем. К весне надо запасти побольше пушнины, Кралийские купцы всегда дорого ее покупают.

Хакар важно кивнул в ответ на слова отца, за что удостоился любящей насмешки. Проведя ладонью по бороде Холкин ненадолго задумался, а после поспешил в сторону поросшего сосняком бугра, кивком головы позвав за собой сына. Чуть смущенный парень подотстал и не сразу догнал идущего впереди мужчину. В свои тридцать пять его отец был быстрее и проворнее многих куда более молодых охотников, юному же Хакару и вовсе было тяжело с ним тягаться. Особенно учитывая, что телосложением он пошел в маму и был не таким рослыми и крепким как Холкин в его годы, но зато более юрким и ловким.

Конечно, по меркам брильемских лесов Холкин был еще достаточно молодым мужчиной, многие здесь, в Лесах, продолжали охотиться и после пятидесяти. Правда доживали до такого возраста далеко не все, да и те, кто доживал не часто могли похвастаться безупречным здоровьем. Никто не мог гарантировать, что сразу после обряда инициации тебя не задерет медведь или не распорет бивнем бедро кабан, а там уже как Боги решат. Может и выживешь, но об охоте зачастую после этого стоит забыть. Но брильемцы не бросали никого. Если ты не можешь охотиться, то ничего страшного, оставайся в деревне, паши землю или изготавливай луки, стрелы и прочую охотничью снасть. В таком случае ты и с продажи пушнины получишь свою справедливую долю.

Холкину пока везло. Чуть выше среднего роста, широкоплечий, чуть смуглый, как и почти все брильемцы, с коротко остриженными черными как смоль волосами, но густой и длинной, в тон волосам, бородой. Все знали его как хорошего и довольно везучего охотника и прилежного семьянина. С его лица практически никогда не сходила легкая улыбка, к тому же он был приветлив со всеми, даже незнакомцами, из-за чего легко располагал к себе людей. В том числе и за пределами Лесов, куда охотники выезжали поторговать.

— Немного побродим по лесу, а уже на обратном пути проверим ловушки. Мы с тобой их порядочно наставили, — довольно заметил Холкин взбираясь на холм.

Почти у самой вершины бугра он остановился, а после чуть припал к земле. Хак тут же повторил его движение и молча замер. Вынув из чехла лук Холкин медленно натянул тетиву и прошептал сыну:

— Олень! Здоровый. Видно сам Ухтан сегодня нам благоволит. Жаль сани на опушке оставили, тащить намаемся.

Чуть высунувшись из-за края холма охотник аккуратно прицелился, выстрелил и спокойно присел обратно, чтобы спрятать лук. Хакар был уверен, что его отец попал. Хоть он сам и не видел оленя, но слышал, как тот поскакал в глубь леса, правда Холкин не торопился догонять добычу.

— Точно в шею попал. Срезень ему артерию распороть должен, так что далеко не уйдет, — буднично заметил охотник и продолжил взбираться на холм.

Хак поспешил за отцом. Быстро перебирая руками и ногами, чтобы не отстать, он почти мгновенно забрался на вершину, но тут же полетел вниз оттолкнутый крепкой отцовой ладонью.

— Хакар, беги! — успел услышать парень, а после мир вокруг завертелся.

Юный охотник быстро набрал скорость и остановиться не было никакой возможности. Если только об сосну, чего парень совсем не хотел. Поэтому, не смотря бешенное вращение, Хак во всю раскрыл глаза, чтобы не прозевать растущие ниже по склону деревья и кусты чтобы хотя бы попытаться уклониться.

К счастью ему удалось докатиться донизу ничего не повредив. Тут же вскочив на ноги, что было очень тяжело из-за того, что его дико мутило, парень взглянул наверх, да так и застыл. На вершине холма его отец сражался с огромным волком. Чуть приглядевшись Хак понял, что это был не простой зверь. Ростом в холке с теленка, с более темной и длинной чем у обычных волков шерстью, а самое главное шестью когтистыми лапами. Это был волчий король — волкул.

— Отец! — закричал Хакар пытаясь непослушными руками вынуть лук.

— Беги, дурень! — сквозь зубы прорычал Холкин снова и снова вонзая короткий охотничий нож в жилистую шею зверя.

Левая рука охотника практически полностью скрылась в пасти чудовища, а его живот был распорот множеством ударов острых когтей. Волкул же почти не пострадал, хоть раны на его шее и сочились кровью. Прижав охотника к земле, он продолжал шинковать его внутренности одной парой лапой. Звонко в морозном зимнем воздухе щелкнули челюсти, а после раздался наполненный нечеловеческой болью крик — зверь наконец-то справился с мешавшей ему рукой и теперь ничего не мешало ему впиться клыками в открытую шею мужчины.

***

«Снова этот сон,» — было первой мыслью очнувшегося Хакара. За последние четыре года он уже привык к нему и это воспоминание уже не вызывало тех же чувств, что и раньше. Хак уже давно не просыпался посреди ночи в слезах, все что он сейчас чувствовал — это злость на свою слабость и ненависть к чудищам, что забрали жизнь его отца и жизни многих других неизвестных ему людей.

Чуть повернув голову на раздавшийся рядом шум, парень понял, что находиться у себя дома. Его брат сидел возле печи и резал мясо, судя по закатным краскам, наполняющим избу, на ужин.