Серые тени

Я покосилась на дверь.

— Страшно как-то, — тихо и неохотно призналась я. В ответ на это с улицы осторожно поскреблись. Прикусив губу, я мученически поморщилась и осторожно приоткрыла дверь, выглянув в образовавшуюся щелку.

Темный, почти черный волк с серебристыми подпалинами на боках сидел на крыльце, словно всеми забытая, но очень послушная собака, оставшаяся ждать хозяина. Подняв на легкий скрип голову, он сверкнул на меня знакомыми серыми глазами. Хвост приветливо застучал по доскам, сметая нападавший за ночь снег. Волка нельзя было назвать огромным, но, даже сидя, своими размерами он внушал опасение и уважение. Одни лапы чего стоят! Пресловутые блюдца, конечно, были бы великоваты, но не очень. Подняв немаленькую левую лапищу, волк осторожно прикоснулся к ушибленному носу, жалобно глядя на меня. Я не знаю, способна ли морда какого-либо животного выражать эмоции — у мамы, по ее словам, аллергия на все с хвостами и лапами, и у нас с Марикой никогда не было питомца, — но конкретно этот оборотень даже в звериной ипостаси обладал отменной мимикой. Жалостливая мольба, надежда в глазах, неулыбчивость… Звезды, он сделал все, чтобы совесть вгрызлась в меня с новой силой.

Распахнув дверь пошире, отступила в коридор, позволяя оборотню пройти в дом. Рика мгновенно ретировалась под защиту мужа, да и элементали напряглись, рассматривая неожиданного утреннего визитера.

— Расслабьтесь, — посоветовала я, отпуская настороженность и с трудом подавляя желание запустить руки в шерсть проходящего мимо меня зверя. — Это всего лишь пациент. — Оборотень укоризненно глянул на меня, и я прыснула. Опустившись перед ним на колени и заглянув в глаза, оказавшиеся напротив моих, попеняла: — Это запрещенный прием, Джеймс Эйгрен.

— Джей? — удивленно выдохнула Рика. Волк снова приветливо завилял хвостом, на мгновение повернув к ней голову и — невероятно! — улыбнувшись. Размерами клыков я впечатлилась.

Но на этом оборотень счел этап приветствий завершенным и вновь посмотрел на меня. Качнул головой. Я недоуменно нахмурилась, не понимая, чего он хочет. Обреченно вздохнув и закатив глаза, волк-Джей осторожно, словно боясь напугать меня, опустил голову и подставил лоб под мою ладонь. Подтолкнул вверх, заставляя подняться. Я послушно встала, то хмурясь, то глупо улыбаясь. Пытаться понять зверя — занятное времяпрепровождение. Особенно когда на тебя так выразительно смотрят.

Волк сделал шаг в сторону, и моя ладонь слетела с его головы. Он недовольно рыкнул и подошел снова, поднырнув под руку.

— Иди уже! — хмыкнул Дилан, с интересом наблюдавший за представлением. — Он же явно зовет куда-то.

Я опустила взгляд к волку:

— Зовешь?

Мне достался еще один преувеличенно разочарованный вздох, после чего оборотень обошел меня и лбом подтолкнул в нужном направлении. Как зачарованная, я сделала шаг вперед. И еще один. И еще, прежде чем догадалась, что ведет меня волк в смотровую. Рика, повиснув на Торане, расхохоталась.

— Вот уж точно — нечестный прием! Ли всю жизнь мечтала о домашнем животном, — пояснила она мужу. — Мама нам не разрешала заводить никого, и правилами общежития это тоже запрещалось, так что мечта так мечтой и оставалась. Джей же нашел просто беспроигрышный вариант подобраться к Лиане без скандалов и выяснения отношений. Боюсь даже, что она его затискает: в детстве Ли часто приходилось оттаскивать от чужих собак и кошек, и сопровождалось это дикими криками и истериками.

Чуть покраснев, я шмыгнула мимо заухмылявшихся родственников в смотровую. Волк-Джей уже ждал меня, запрыгнув на стол и вытянув морду, словно предлагая посмотреть, что я натворила. А я, вместо того, чтобы заняться осмотром — наверное, впервые в жизни, — пренебрегла целительским долгом и потянулась не к пострадавшему носу, а к ушам. Прислонившись бедром к столу, почесывала волка по макушке и вспоминала.

Мамина аллергия на животных — всего лишь отговорка, причина, по которой в нашем доме не было даже попугайчика. В то время как подружки из школы рассказывали, как они весело играли со своим котенком или гоняли за палкой щенка, я тоскливыми глазами смотрела на маму, выпрашивая и себе мохнатого друга. В ответ слышала неизменный отказ и, плаксиво морща нос, удалялась в свою комнату, переживать очередное крушение надежд. В отличие от Рики, которая, как и мама, была довольно-таки равнодушна ко всяческой живности, я все хвостато-усатое обожала. И иногда меня, действительно, ревущую и размахивающую руками, насильно уводили от понравившегося мне уличного котенка, которого я хотела забрать домой. Бывали случаи, когда я тайком от родителей проносила-таки в дом заветный мяукающий комочек, но нас быстро обнаруживали, и котенка — за дверь, а меня — под домашний арест. К собакам, даже соседским и хорошо знакомым, мама меня вообще старалась не подпускать. Уследить не всегда могла, и тогда доставалось всем: и замученным псам, на которых смелая малявка даже кататься умудрялась, и маме с соседями, которых едва удар не хватал от такого зрелища, и мне, ревущей не столько то того, что меня сбросили и наградили недовольным рыком, сколько из-за того, что папа подхватывал меня за руки и под нотации родительницы нес домой, отмываться. И, казалось бы, проще было всего лишь купить неугомонному ребенку питомца — и всем было бы хорошо, но родители твердо стояли на своем, и я росла, с тоской поглядывая на тех, у кого была хотя бы канарейка.

Таша долго не могла поверить, когда я ей об этом рассказала. Хохотала, валяясь на кровати и неприлично тыча в меня пальцем. Ей трудно было представить меня, с истерикой чего-то требующую. Скорее, по ее словам, в моем характере будет добить аргументами и получить-таки свое, но топот и слезы в ее воображении плохо со мной сочетались. Сейчас — да, но маленькая я была той еще капризулей.

Будь у меня возможность, я бы в общежитии завела какого-нибудь котенка, чтобы громко мурлыкал и лежал под боком, когда я читаю, но правилами это запрещалось. А здесь, в Ринеле… Мелькала иногда мысль, что, кроме общества Джоэллин, мне нужно и еще чье-то постоянное присутствие рядом, но во временном пристанище не хотелось заводить кого-то, кого потом через полстраны придется везти обратно в Делору. Так и откладывала мечты о собственном питомце.

Пока однажды на моем пороге не оказался волк. Едва ли Джей знал о моем желании, в которое даже Таша до конца не верила, его визит в волчьей ипостаси наверняка преследовал другую цель, но такое появление на все сто процентов сыграло в его пользу. Понять-простить-забыть? Не сейчас, это точно. Но он, сам того не зная, нашел идеальный вариант, при котором может проводить со мной и малышом сколь угодно много времени и не услышать от меня ни слова упрека.

Почесывание волка за ухом ввело меня в какое-то почти гипнотическое состояние. Оборотня под моей рукой, кажется, тоже. Думаю, мы много часов могли бы провести так: он — лежа на столе, устроив голову на вытянутых лапах, и я рядом, зарываясь пальцами в густую зимнюю шерсть, но…

Утреннее явление Джоэллины никто не отменял. Очередной звонок в дверь, смешки и переговоры в коридоре, возмущенный возглас Лин, к которой опять наверняка прицепился Дилан, — и моя личная драгоценная сказка оказалась задвинута куда-то назад, уступив место реальности. Посмотрела на часы — прошло едва ли три минуты. Неужели?..

Если бы при вручении направления в Фаркасс мне кто-нибудь пообещал, что у меня появится собственный волк, я бы с куда большим энтузиазмом восприняла эту новость. Я ведь помню и свою растерянность, и недоумение, и даже какую-то пустоту вкупе с легким разочарованием. Помню первые недели, когда Джайлс изводил и меня, и себя, постоянно то срывая поцелуй, то заманивая прикосновениями, как я мучилась и уговаривала себя не поддаваться. Помню утро после ночи с Джеем… Но, звезды, все это кажется таким неважным, когда у тебя есть возможность просто закрыть глаза и расслабиться, почесывая огромную 'псину' за ухом!

— Правда? — донесся до меня полный неверия вопрос Джоэллин, и через секунду девушка появилась на пороге смотровой, буравя взглядом лениво приоткрывшего один глаз волка. Я выпрямилась и постаралась согнать с лица блаженную улыбку. Оборотень, глядя на меня, тоже сделал морду посерьезней и даже соизволил сесть. — Надо же… Джей…

Она в растерянности замерла, одной рукой вцепившись в косяк, а другой сжимая вязаную шапочку, которую мы с ней как-то в ноябре присмотрели на воскресной ярмарке. В расстегнутом пальто, раскрасневшаяся с мороза, волосы растрепаны и пушистым облаком лежат на плечах, в глазах — замешательство, а ротик приоткрыт в удивлении… Куколка, да и только.

— Доброе утро, Лин, — улыбнулась я. Даже руку с головы волка сняла, чтобы помахать у нее перед лицом.

— А… Доброе, — моргнув, смутилась воспитанная волчица. И снова уставилась на Джея. Он глухо заворчал на нее и спрыгнул со стола. Подошел к ней, сел и таким же немигающим взглядом вперился в лицо. Лин опустилась перед ним на колени и, выпустив из рук шапочку, крепко-крепко обняла, прижавшись щекой к довольно зажмурившейся морде. Я почувствовала легкую ревность. Я своего волка еще не обнимала! И даже не важно, что в другой своей ипостаси он — Джеймс Эйгрен. Здесь и сейчас — это большая пушистая собака, очень умная и послушная. Разве что глаза те же нагло-хитрые, но это и лучше. — Поверить не могу, что ты решился!