Сержант милиции (Часть 1)

– А об этом, барышня, вам и не следует понимать. Еще рано.
– Сказал подчеркнуто мягко, даже ласково, как взрослые разговаривают с маленькими. Такой ответ Ларисе не понравился. Встав в горделивую позу и подперев бока руками, она прищурилась, сжала свои почти детские пухленькие губки и обрушила на Гусеницина целый поток доказательств, который Алексею показался скорее бранью, чем спокойным разговором. Она заявила, что судьба Северцева ее интересует, во-первых, как шефа (Лариса заявила, что шефство она выполняет не только как особое поручение декана, но и как общественную комсомольскую нагрузку), во-вторых, вызов Северцева в милицию ее интересует еще и как юриста (тут она для солидности на один курс прибавила, заявив, что перешла на третий курс), в-третьих, в таком тоне с девушкой разговаривать невежливо.

Вспомнив, что не так давно его "пробирали" за черствость и бездушие, Гусеницин улыбнулся широко, но не от души.

"Ах, ты стрекоза-егоза", - хотелось думать ему, а думалось совсем другое: "Когда же ты уймешься, сопля эдакая. Тоже мне юристка нашлась, студентка прохладной жизни..."

Улучив минуту, когда Лариса передохнула и сделала паузу, Гусеницин извинился за тон и за то, что он всего лишь на один час лишит ее "высоких шефских полномочий". Последние слова были сказаны так уважительно, что Лариса не поняла: что здесь - тонкая ирония или обычный деловой разговор приторно-вежливого человека.

Гусеницин понял замешательство Ларисы и предложил:

– Если хотите - поедемте вместе с нами. Вам, как юристу, это пригодится.

Лариса молча и пытливо посмотрела на Гусеницина и увидела в нем что-то неприятное, а что - понять не могла.

– Ну, так что, уважаемая коллега, поедемте, я вас приглашаю.
– В словах "уважаемая коллега" Лариса услышала насмешку. "Ах, так, ну что ж!.." разозлилась она и резко опустила подушку в изголовье кровати.

– Хорошо, я еду!

Рядом с шофером в "Победу" Гусеницин посадил Ларису. Всю дорогу ехали молча. Алексею говорить с Гусенициным было не о чем. Его присутствие вновь напомнило ему все то, что пришлось передумать за прошедшую неделю.

В дежурной комнате милиции, где Северцеву и Ларисе предложили подождать, пока их вызовут, было накурено. На лавках у стен сидело около десятка милиционеров. В ожидании инструктажа они лениво перебрасывались шутками.

– Эх, работушка наша адова, - вздохнул сержант Щеглов, выбивая из мундштука застрявший окурок.

– Да ты никак жизнью не доволен, Щеглов?
– спросил рябой старшина Коршунов, снимая с ноги сапог.

– Доволен не доволен, а вот когда Иванов рассказывал, как устроился сержант Сучков, так у тебя аж слюнки потекли. Я видел, как ты с лица перевернулся.

– Подумаешь, должность - устроился садовником к профессору. Ни в жизнь не пошел бы.

– А что?
– взъерошился Щеглов.
– Не пошел бы? Да тебя никогда и не возьмут. Все яблоки в карманах перетаскаешь. Знаю я тебя. Не работа, а дом отдыха, ходи по саду и околачивай груши. Надоело - ложись под яблонькой и похрапывай, сколько тебе влезет.

Довольный тем, что "его берёт", Щеглов победно посматривал по сторонам.

– Щеглов, ты когда-нибудь читал книги про класс крестьян в двадцатые годы?
– серьезно спросил Коршунов, запихивая кончик портянки за голенище сапога.

– Ты один читал. Подумаешь, грамотный нашелся, - огрызнулся Щеглов, ожидая очередной подвох со стороны Коршунова.

– Я не об этом, Щеглов. Книгу, конечно, ты не любишь. Это само собой. Я вот про себя хочу сказать. Когда читал про крестьянина-середняка, который на одной ноге в коммуну идет, а на другой прыгает на базар с мешком подсолнухов, так я, как живого, тебя представлял, Ваня. Стоишь ты в моих глазах, как новенький рублик, даже носик твой и веснушки твои.

Кругом захохотали.

Щеглов покраснел. Раздувая свои широкие ноздри, он выпалил почти залпом:

– А когда я читал книгу про бандитов с большой дороги, то ясно видел тебя. Вылитый ты. Такой же рябой и горбоносый и такой же сутулый, как коршун. И фамилия-то у тебя ненормальная... Коршунов.

Кругом снова захохотали, но захохотали опять над беспомощной защитой Щеглова.

– Это не принципиально, Ваня. Ты уже переходишь на личность, а я говорю по существу. Знаю тебя уже около года. Ты на моих глазах развиваешься. Я насчет тебя даже сделал кое-какие выводы. Пережиток ты, - сказал Коршунов и, пробуя, как обут сапог, громко и с силой топнул каблуком об пол.
– Понял, пережиток!

Неизвестно, до чего бы дошел этот спор, если бы не майор Лесной, который, войдя в дежурную комнату, приказал Щеглову подменить на четвертом посту заболевшего милиционера.

Некоторое время в дежурной молчали. При начальстве шутить неудобно.

Воспользовавшись тишиной, Лариса потихоньку принялась объяснять Алексею, что церемония опознавания сама по себе проста: следователь показывает потерпевшему или свидетелю задержанного гражданина, подозреваемого в совершении преступления. Причем показывает его среди других, примерно равных по годам и по росту. Если потерпевший признает в одном из них преступника, то следствие значительно облегчается: преступник опознан, запирательство бессмысленно.

Вся трудность в опознавании обычно состоит в том, чтобы уговорить двух трех случайных прохожих помочь милиции в одном пустяковом деле - молча, минут пятнадцать - двадцать посидеть в комнате следователя.

Поняв, наконец, зачем он сюда приехал, Алексей вначале оробел. От одной мысли, что через несколько минут он с глазу на глаз может встретиться со своими грабителями, ему стало не по себе.

Волновалась и Лариса - Гусеницин предложил ей быть свидетелем при опознавании, на что она охотно согласилась, но тут же испугалась.

Наконец Северцева и Ларису позвали в комнату следователя, где, кроме Григорьева, был и Гусеницин. Хмурый и нахохлившийся, он сидел в сторонке и не сводил глаз с тройки на скамье у стены.

– Гражданин Северцев, вы узнаёте кого-нибудь из сидящих напротив вас граждан?
– спросил Григорьев, уже по выражению лица Алексея догадываясь, что тот в замешательстве.

Северцев покачал головой.

– Никто из троих мне неизвестен.

Неприятную тишину, которую почувствовали все находящиеся в комнате, нарушил сухой, удушливый кашель Гусеницина. Это было на нервной почве. Приложив ладонь ко рту, он никак не мог справиться с щекотанием в горле.

Чтобы не тянуть время, майор решил кончать опознание.

– Вы, молодые люди, - обратился он к юношам, которых пригласили с улицы посидеть при опознании, - можете быть свободны, а вы, гражданин Кондрашов, пока мне нужны.

Только теперь вспомнив, что он совсем без внимания оставил Северцева и Ларису, которые не знали, что им дальше делать, майор повернулся к ним:

– Как устроились, товарищ Северцев?

– Спасибо, товарищ начальник, хорошо.

– Поздравляю, рад за вас. Помог вам Захаров?