Съешь меня

От него пахло конюшней и апельсинами. Я не осмелилась к нему повернуться.

— Ну, говори, какой у тебя номер? — спросил он.

Честно говоря, я не поняла, что он имел в виду. Не знала, что ответить, и молчала.

Он потер небритый подбородок и задал вопрос иначе:

— Что ты умеешь делать?

«Умею с огромной скоростью катиться под откос» — вот первое, что пришло мне в голову.

— Ничего, — ответила я тихо. Он не расслышал.

— Что-что?

— Я ничего не умею.

Позднее я узнала, что большая часть труппы нанялась в этот цирк именно так. Так же, как я, человек, не заплатив за вход, усаживался на скамейку и оставался сидеть после того, как отгремели аплодисменты, а потом показывал номер. Так пришли сюда иллюзионист, жонглер, дрессировщик кошек, шпагоглотатель, дрессировщица волков. Они тоже сидели после представления на скамейке в шапито «Санто-Сальто», безмолвные и непроницаемые, тая в себе неведомые таланты. Их прибило к берегу приливом, как водоросли, что послушно и безвольно подчиняются бегущей волне. Сама того не подозревая, я пошла проторенной тропой, воспользовалась паролем, и от меня ждали чудес. Кто знает, что я прячу под плащом? Карликовых огнедышащих кроликов, хрустальные обручи, что будут крутиться на мне, сверкая и не разбиваясь, веревки и кольца, с помощью которых я поднимусь в воздух, будто по лестнице? Морщины и усталость на лице ничуть не противоречили невероятным предположениям. Напротив. Потом у меня было время понаблюдать за артистами. Я наблюдала их вблизи. Ни в одном простодушный взгляд — взгляд профана — не увидел бы невероятных способностей, которыми они обладали. Почти все мужчины малорослые, кряжистые, иногда даже с брюшком. Женщины зачастую страшно худые, с испорченными черными зубами. Акробатки казались старухами из-за морщин и впалых щек. А у той, что танцевала на канате, были неимоверно толстые ляжки, и она все боялась, как бы они не стали еще толще. Никто из них не был уродом, напротив, в каждом была своеобразная привлекательность, но выглядели они самыми обыкновенными людьми, у которых за долгие годы образовалось множество физических недостатков. Я была точно такой же, как они. Я не предпринимала никаких усилий, чтобы уберечь себя от воздействия времени, у меня тоже выпирал живот, ступни покрылись мозолями, под глазами синели круги. Так что не было никаких оснований усомниться, что у меня, обыкновенной и измученной, тоже имеется какой-нибудь необычайный талант.

Хозяин подождал немного и принялся перечислять:

— Воздушная акробатика? Пушка? Маты? Трапеция? Канат? Хищники? Жонглирование?

Он словно перебирал увесистые жемчужины поблескивающего ожерелья. Я не прерывала его. Я молчала. И даже не пыталась понять, чего он хочет.

— Нам нужна женщина, которая могла бы стряпать, — наконец сказал он, озадаченный моим молчанием. — Ты умеешь готовить?

— Да! — откликнулась я.

Если бы я могла, то упала бы перед ним на колени, но у меня не хватило ни сил, ни смелости. Я могла бы поцеловать ему руку, поклониться до земли. Всем своим существом я чувствовала: спаситель! Он спасает меня от смерти! Но предпочла запрятать это чувство поглубже, хранить его втайне, боясь все испортить.

Я сжала ручку чемоданчика, и мне показалось, что в этот миг я могу, как Нина и Вольси, наши гимнастки, удерживать равновесие, опираясь на одну руку. Опустить голову, а носками, нацеленными прямо в небо, медленно, почти незаметно, выписывать разные фигуры, чтобы у зрителей при виде оранжевых трепещущих лучей — костюмы у гимнасток были оранжевые — возникало ощущение раздуваемого ветром костра.

Хозяин поманил меня, и я пошла за ним. Вот мое новое жилище — прицеп, маленький, невысокий, газовая плита с пятью конфорками, деревянный стол.

— Вода на улице, — сказал он.

— А где мыть посуду?

— Посуду моют ребятишки.

В «Санто-Сальто» абсолютно взрослыми считались с двенадцати лет — ни больше ни меньше. Зимой я наблюдала из окошка прицепа, как четырехлетний Жорж и пятилетний Родриго подставляли тарелки под брызжущую ледяную струю колонки. Я боялась, как бы они не простыли. Но они ни разу не заболели. «А как, по-твоему, раньше люди жили?» — ответили мне, когда я удивилась вслух такому обращению с детьми. И этот вопрос-ответ вместо того, чтобы повергнуть в недоумение, снял с моей души камень. Люди в прошлом, настоящем и будущем одни и те же. Все, что было, может повториться, все, что существовало, никуда не денется.

Я села. Провела рукой по волосам, подождала, пока уймется боль. Рано или поздно она всегда унимается. Пригляделась к дальней стене кухни. Попыталась понять, существует волшебная голубая дверь или нет. Вообще-то я точно знала, что у меня нет никакого гаража, никакого сарая, похожего на просторный бальный зал. Трудно сказать, на что я надеялась. Может быть, хотела снова увидеть призрачную мадам Коэн, посланницу другого мира, где пожелания сбываются. Хотела, чтобы дверь была на самом деле, сейчас, вчера, всегда. Разве сны менее реальны, чем то, что мы видим проснувшись? Какая разница между сном и явью? В самом деле какая? Не знаю.

В мире снов нет забот, вспомнила я. Нет, неправда, какие гнетущие снятся порой кошмары! В реальном мире каждый шаг ведет к каким-то последствиям. А в снах разве нет? Что-то я совсем запуталась. И все-таки, кажется, набрела на верный ответ: последовательность — вот главное отличие. В жизни все приходит одно за другим: вчера ты ошибся, завтра можешь исправиться, в прошлом согрешил, а расплата наступит в будущем. В сновидениях все вперемешку. Все не так. Время не имеет значения. Там поправляют непоправимое, избегают неизбежного, там нет места смерти. Мысль о том, что часть жизни я провожу в совершенно ином пространстве, где ничего не значат дневные законы и обычаи, ошеломила меня. Я почувствовала, что не могу решить, что важней. Кто сказал, что дневной мир главный? Почему мы всегда отдаем предпочтение бодрствованию? Вернись, призрачная дверь, умоляла я, пристально глядя на голую стену. Вернись и выпусти меня из гнетущего настоящего. Но нет, невозможно, я в плену у времени.

Вчерашний день — хотя чем он, собственно, плох? — не доставил мне радости. Я поняла, что не хочу быть собачкой среди собачек. Не хочу, чтобы «У меня» был проходной двор. Пусть люди приходят ко мне не случайно, пусть чувствуют, что здесь все иначе. Пусть лучше воплотятся мои сны, мои мечты. А если им мешает воплотиться успех, не нужен мне такой успех.

Впрочем, успех — громко сказано. Вчера, несмотря на наплыв посетителей, у меня набралась лишь часть той суммы, что я должна откладывать ежедневно, чтобы расплатиться с долгами. Только часть, а я уже без сил, едва держусь на ногах, ни на что не годна.

Я приняла холодный душ, стоя в раковине. Чуть не заорала под ледяной струей. Тело вмиг одеревенело. Сжала зубы, когда жгучие стрелы впились мне в кожу, она пошла пупырышками, по спине и рукам побежали мурашки, мускулы напряглись, защищаясь, округлости затвердели, впадины втянулись глубже. Само собой, я подумала о крещении и стала ругать себя за дурацкую привычку вспоминать детство по каждому поводу. Никак я с ним не расстанусь, цепляюсь за него, как пират за карту, где обозначен путь к сокровищам. Чего я ищу на необитаемом острове? Зачем превращать ресторан в столовую? И подавать жареную колбасу, умея готовить бараньи отбивные? Все надеюсь вернуться в прошлое, по-новому его пережить, исправить ошибки. Не то чтобы мне там нравилось, просто я не могу отвлечься. Теперь, когда гениальные мысли записаны, нужно приняться за их воплощение. Выгоню солидных посетителей, закрою дверь перед носом у служащих банка и соберу у себя всех ребятишек с ДЦП. Извините, любезный, мне некогда вас обслуживать, все столики заказаны, вот-вот прибудут восемнадцать славных малявок. Потеха! Еще бы! Вместо кушаний по двадцать евро каждое, жалкие бутерброды в сто раз дешевле. Посторонитесь, идет королева бизнеса! Она научит вас новой системе приумножения капитала, изменит ваш фактор роста! Если в один прекрасный день кому-то пришло в голову, что кратчайшее расстояние между двумя точками вовсе не прямая, как думали на протяжении сотен лет, почему бы и мне не опровергнуть общепринятое заблуждение? Я утверждаю, что первоначальное накопление капитала — не единственная гарантия выгоды. И уверена, что докажу это на примере моего крошечного королевства.

Я достала из ящика оба списка и внимательно изучила собственные предложения. Плоды моего ночного пьяного бдения яркими красками расцветили серое утро. Каждое прочитанное слово вспыхивало цветной лампочкой, озаряло меня лучом надежды. Теперь бы постранствовать по интернету в поисках расценок и адресов, но — увы — у меня больше нет компьютера. Я продала его за бесценок, когда голодала. Оделась и вышла в зябкую сырость, пошла на рынок. На бульваре никого. Зеленщики еще только разгружали товар. В затишье, предвещающем скорый наплыв покупателей, я накупала килограммами овощи, мясо, рыбу. Не по списку, не из соображения выгоды и дешевизны, а так, интуитивно, даже без мысли о будущем меню. Как призрак, я скользила от одного прилавка к другому, и вот сумка-тележка полна и рюкзак набит доверху. Сгибаясь под тяжестью купленных продуктов, напрягая все мускулы, как штангист, шаг за шагом я продвигалась к дому. Наконец я у цели.

В этот миг солнце, пробившись между домами, нарисовало на железной шторе золотой треугольник. Опустила рюкзак на землю, отпустила ручку тележки — перевела дух. Восемь часов, а все продукты уже куплены. Я выиграла немножко времени. И успею заглянуть в интернет-кафе, хоть что-то узнаю.

— Разрешите, я вам помогу, — произнес у меня за спиной мужской голос.

Я подпрыгнула от неожиданности.

— Разрешите, я вам помогу? — повторил он снова.

Так приходят ангелы, бесшумно слетают на землю и говорят немыслимые слова, которых ты дожидалась всю жизнь. Я расхохоталась, как Сара, что смеялась от души, когда ангел рассказывал, будто она в девяносто девять лет родит сына. Я тоже чувствовала себя ни на что не годной старухой. Кто мне может помочь? И чем?