Сесиль Родс и его время

Родс дожил до сорока восьми. Но «миг расставания, час платежа» оказался для него мучительным и совсем не мгновенным. Смерти предшествовали недели удушья.

А сердечные приступы, которые преследовали его всю жизнь?

И главное, ведь предсказание ранней смерти никак не забудешь. Вряд ли хоть ненадолго сможешь отделаться от чувства обреченности, от сознания, что времени отмерено мало. Разве может это не сказаться на всем поведении, на характере? Одних оно доводит до состояния оцепенения, и они с остекленевшими от ужаса глазами ждут приближения смерти. Других, как и Родса, наоборот, толкает вперед, заставляет лихорадочно выполнять свои замыслы любыми средствами.

Льюис Мичел, биограф Родса, вскользь упомянул, что его мучили кошмары. Однажды друзья обнаружили, что дверь его дома изнутри забаррикадирована тяжелой мебелью. Потом Родс, «помертвев от ужаса», уверял их, что ему явилось привидение. Мичел объяснил страхи своего героя тем, что нервы его были расшатаны сердечными приступами.

Конечно, с годами у Родса накопилось много причин для кошмарных видений и помимо болезни сердца. Но, видимо, прав и Мичел — сказались и приступы, и вечное ожидание скорой смерти.

Были в поведении Родса и другие странности. Все, кто его знал, говорили, что даже в юности он «не проявлял интереса к девушкам». Он никогда не был женат. Никто из современников не поминает и его связей. Были женщины, которые, подобно польской княгине Екатерине Радзивилл, стремились расположить его к себе, но всех их постигла неудача. Даже в чопорной викторианской Англии никто не бросил Родсу упрека в «безнравственности». Из девяти его братьев и сестер только двое, сводная сестра и один из братьев, создали свои семьи. «Не странно ли, что в этой семье столь многие не вступили в брак, и не заслуживает ли это внимания исследователей?» — так осторожно коснулся этой темы другой биограф Родса почти полвека назад. [23]

23

Millin S. G. Rhodes. London, 1936, p. 4.

Когда-то, кажется, совсем еще недавно, историки избегали писать об интимных сторонах жизни своих героев. Должно быть, это считалось чем-то недостойным. Не отголоски ли это викторианской чопорности? Даже у нас академик Тарле в своем «Наполеоне» в сущности отказался уделить сколько-либо значительное внимание этой теме. Он ограничился несколькими фразами в начале книги, в первой главе, прямо так и сказав: «…чтобы уже покончить с этим вопросом и больше к нему не возвращаться». Почему? Е. В. Тарле объяснил так: «Никто вообще из женщин, с которыми на своем веку интимно сближался Наполеон, никогда сколько-нибудь заметного влияния на него не только не имели, но и не домогались…». [24]

24

Тарле E. В. Наполеон. М., 1957, с. 33.

Никто… Никогда… Даже сколько-нибудь… Такая категоричность редко бывает верной. И как поверить, что эта сфера жизни, столь важная почти для каждого, была наглухо отрезана от всех остальных! Бывает такое? И разве влияют на нас только те, чье влияние мы сознаем сами?

Но даже если поверить, что так оно и было и что действительно никто из женщин влияния на Наполеона не оказал. Разве не характеризует его личность уже то, каких женщин он выбирал? Так что «покончить с этим вопросом и больше к нему не возвращаться» — вряд ли лучший метод исследования.

Зато теперь в зарубежной литературе физиологическими особенностями, их влиянием на сознание и подсознание, на развитие и становление личности часто объясняют не только характер, но и самые различные перипетии жизни человека. Этот подход стал настолько модным, что псевдофрейдистскими домыслами нередко подменяют многогранные оценки тех, чьи имена сохранила для нас история. Вероятно, наступит время, когда серьезная, продуманная оценка скрытой стороны жизни станет неотъемлемой частью анализа каждой исторической личности. Но сейчас нередко еще оперируют лишь догадками.

Среди биографов Сесиля Родса лишь один без обиняков утверждает, что его герой был гомосексуалистом. [25] Большинство же сошлось на мнении, что Родс во всяком случае не проявлял никакого интереса к другому полу и вообще к той стороне жизни, которая занимала такое большое место в помыслах молодых старателей.

Изучая тогдашнюю жизнь в Кимберли, французский историк [26] нарисовал такую красочную сценку.

…Поначалу в лагерях старателей вообще не было ни одной белой женщины. Но зато когда они появились!.. Первую встречали как королеву, как божество. Огромная толпа аплодировала ей, люди влезали на повозки, на кучи мусора, чтобы получше разглядеть ее. Потом женщин стало больше, и все же они еще долго оставались для старателей малодоступными, но бесконечно желанными. Когда в Кимберли начали открываться бары и гостиницы, их посетители и обитатели высып а ли на улицу поглазеть на каждую опрятно одетую женщину, проходившую мимо.

25

Gross F. Rhodes of Africa. London, 1956.

26

Lewinsohn R. Barnato, roi de l’or. Paris, 1937, p. 71–74.

Как-то в Кимберли появилась белокурая красотка. Каждому, кто изъявил желание с ней познакомиться, она говорила: «Вы можете повидать меня вечером и баре Грейбиттеля». Новость быстро распространилась среди старателей, и вечером бар был набит битком. Увидев такое, даже сама красотка растерялась. Кто-то находчивый предложил решить дело аукционом. Героиню водрузили на ящики с шампанским. И начался торг.

— Пять фунтов и ящик шампанского!

— Шесть фунтов и бочонок бренди!

— Десять фунтов!

— Двенадцать фунтов!

— Двадцать фунтов и два ящика шампанского!

Последнее слово осталось за старателем, который, потрясая над головой пачкой банкнот, закричал:

— Двадцать пять фунтов и три ящика шампанского!

По тем временам это было немало. Остальные отступились. Но победителя не оставили в покое. Его проводили всей толпой до палатки и устроили вокруг нее невообразимый гам…

Молодые, здоровые парни, ринувшись сюда со всех концов света, они, конечно, давали себе тысячу зароков ни на что не отвлекаться от цели, ради которой бросили родной край и своих близких, проделали такой долгий и мучительный путь и теперь с утра до ночи, не видя света божьего, копошатся в ямах этого ада. Клялись, стиснув зубы, до изнеможения рыться в этой земле, чтобы поскорее разбогатеть и выбраться из проклятого места.

И все-таки, как бы тяжко им не приходилось, молодая плоть брала свое.

…А Сесиль Родс, что бы ни было тому причиной, не тратил так ни сил, ни денег, ни времени.

«Даже если бы толпы самых восхитительных женщин шли по улице, я сомневаюсь, чтобы он потрудился выйти поглядеть на них», — писал современник, хорошо знавший его в те годы.

Трудно сказать, что он чувствовал. Но внешне всегда или почти всегда оставался холоден, расчетлив, трезв. Казалось, ничто не отвлекало его от главной цели. Казалось, деньги, давая власть над людьми, заменяли ему успех у женщин, тепло семейного очага. Казалось… Так ли это было на самом деле?

На больших трагедиях мелких старателей

1873 год. Для скольких людей на земле он стал трагедией всей жизни!

Началась «великая депрессия», мировой экономический кризис. В середине 1873-го произошел крах австрийской биржи, затем банкротства самых, казалось бы, респектабельных фирм и банков в Лондоне, Глазго, Эдинбурге, Нью-Йорке, Чикаго…

Кому было до бриллиантов в том рушившемся мире? Старатели сразу ощутили это на своей судьбе. Большинству кризис принес разорение, крах. Отсутствие контроля над добычей и сбытом неизбежно вело к падению цен. К тому же верхние слои грунта в копях были уже выработаны, приходилось идти вглубь, а это требовало больших затрат.