Сессия в условиях Талига
Шрифт:
– Подумай, Дикон, – полный фальшивой доброты голос застал меня врасплох.
– Да что там думать-то? Я фехтовать умею гораздо хуже, чем он, – прежде чем орать и буйствовать надо попробовать отвязаться от старика.
– Но я и не имел в виду шпаги. Согласен, убить его таким образом не получится.
Блин! Куда он там полез, в шкафы и шкатулки? А, все понятно. Достал кольцо. И как это понимать – желает, чтобы я сделал Рокэ предложение и тем самым шокировал до смерти? Или, не дай провидение, щас сам рухнет на одно колено? Я не готов к такому повороту! А кольцо красивое, золотое, с красным камнем.
– Этот перстень принадлежал роду Эпинэ. Когда-то женщины Великих Домов предпочитали позору смерть из рук мужей
Теперь злость и бешенство уступили место мелкой дрожи. Я смотрел на кольцо, не в силах произнести ни единого слова. Не верю я в сказки старика и эра Рокэ травить не буду, но я должен его спасти – потому что давал клятву. Только бы… только бы придумать… А что придумать? Был бы рядом гораздый на выдумки Эстебан – он помог бы. Так и есть, пожалуй я свяжусь с ним. Пришлю письмо или приеду в казармы. Вот и все.
– Если ты не решишься, то оставь кольцо на столе, – попросил Штанцлер. – В моих доме и кабинете воров и предателей нет.
Энергично помотав головой, я натянул кольцо на безымянный палец. Ну уж нет! Предателем я стану в любом случае и предпочитаю меньшее из двух зол! Если не удастся убить старого и больного притворщика, то приду к эру и все расскажу, вручив перстень. А пока… Наверное, лучше уйти. Тяжело вздохнув, я поднялся со стула, но… Что там за шебуршение у дверей кабинета? И голоса… Приглядевшись, разглядел, что Штанцлер торопливо зажигает свечи.
– Не торопитесь, господин кансилльер, – тихо и устало произнесла Катарина. – Я улучила минутку, когда фрейлины разошлись по своим комнатам. Хотела поздравить вас с праздником.
– Разве сегодня праздник?
– Конечно… День рождения Святого Алана и считается у эсператистов одним из главных…
– Ах, Ваше Величество, я помню, как вы неравнодушны к талигойскому святому. Проходите, пожалуйста. Дикон, ты еще здесь?
– Да, – откликнулся я обреченно, вновь плюхаясь на стул. Что-то в Надоре никогда не отмечали сей праздник, да и ладно. То, что эти двое запутались между правдой и ложью, я уже понял.
Тем временем в кабинете стало светлее – заплясали рыжие огоньки, запылал огонь в камине. Катарина плавно опустилась в старое скрипучее кресло и нежно улыбнулась мне в знак приветствия. Я сдержанно поздоровался с ней, искренне надеясь, что хотя бы она не станет ездить мне по ушам. Ну, не считая дня рождения Алана, конечно. Вернулся Штанцлер, неся бутылку вина и быстрым движением фокусника убрал список. Катарина отчего-то вздрогнула
– Я, конечно, старый и больной человек, но само существование этого замечательного праздника не позволяет мне остаться равнодушным к его отмечанию. Хранил это вино для особого случая, – произнес кансилльер, опуская бутылку на стол. Из очередного ящика он достал три бокала. Интересно, с кем он тут пил раньше и чего еще я про старика не знаю?
– Дикон, – проворковала Катарина, не замечая, как Штанцлер смотрит на нее страшными глазами и едва ли не мотает головой аки филин, – обычно в этот праздник представитель Дома Скал разливает вино, и…
– О, с радостью! – я поспешно схватил бутылку.
Наверное, немного жестоко, но дамочку, что постоянно клеветала на Рокэ Алву, мне нисколько не жаль. И лучше просто не думать о том, что от твоих рук сейчас умрет женщина. С самым невозмутимым видом я открыл тайник кольца быстрым движением и тут же две белые крупинки растворились в вине. Надеюсь, что не умру этим вечером, хотя… Лучше мне умереть так, чем позже не стать казненным. А, пошло бы оно все! Дело сделано, не о чем сожалеть. Сейчас посидим, выпьем винишка и все втроем подохнем. Вот какая прелесть. Ну а если отбросить ненужные суицидальные
мысли, то я могу сделать вид, что пью, в этом полумраке. Потом взять список, прийти к Дораку и рассказать ему все. Или – оставить бумагу в доме Алвы, на его рабочем столе, а самому удариться в бега. Вариантов вообще много.– Вечная память талигойскому святому Алану Окделлу, – печальным голосом промолвила Катарина, поднимая бокал хрупкими пальчиками.
– Вечная память… – я взял свой бокал и собрался поднести к губам.
– Вечная память и покой его душе, – вздохнул расчувствовавшийся Штанцлер. Сейчас скупую мужскую слезу смахнет.
– Чьей душе? – поинтересовался у двери бархатный и спокойный голос Рокэ Алвы.
Твою мать! Я от неожиданности едва не выронил бокал и уставился на монсеньора круглыми глазами. Что он здесь делает и почему за его спиной застыли два кэналлийца, больше всего сейчас похожих на чертиков из табакерки? Два темных неподвижных силуэта – брр! После Октавианской ночи я стал нервным и пугливым. И не мог сказать ни слова в ответ, лишь продолжал тупо таращиться на хмурого и бледного Алву, чувствуя себя отчего-то нашкодившим щенком. Хоть и не травил его, и не собирался.
– Так это… – попытался я вернуть дар речи, – это…
– Мы отмечаем день рождения Святого Алана, господин Первый маршал, – гордо сообщил Август Штанцлер. – Хотите присоединиться?
– Увы, я не интересуюсь праздниками мертвецов, – его тонкие губы искривились в злой усмешке. – Юноша.
– Что юноша? – буркнул я.
– Я вас искал, Ричард. Думал, что вы угодили в очередное приключение, – пояснил Алва.
Оно и понятно. Просто так бы Первый маршал в конуру кансилльера бы не сунулся. Переживания тоже ясны – после Октавианской ночи случиться может всякое. Ладно, если он сейчас скажет, чтобы я шел домой с ним, это будет отличный повод не пить отравленное вино. С готовностью встав, я отошел к двери. Но Алва посмотрел заинтересованно на стол, на бутылку темного вина. Конечно, не “Черная Кровь”, по вкусу, но… Блин! Он что, пить собрался?!
– О, у вас тут вино есть? Прекрасно, господин кансилльер, я рад, что вы изменили традициям.
Господин кансилльер просиял и закивал поспешно, я же невольно взвыл, не найдя другого выхода:
– Монсеньор, не пейте! Вам нельзя!
– Бросьте, – проговорил Рокэ в перерывах между глотками, – можно. Вы словно сговорились с кардиналом, Ричард.
– Мы поспорили, что сделаем из вас трезвенника… – пробормотал я, находясь в глубоком ступоре. – Монсеньор, не пейте! – крикнул снова, бросаясь к столу, чтобы сбить с него опасную бутылку. Запоздало пришла в голову мысль, что можно было всыпать по крупинке яда Штанцлеру и Катарине прямо в бокалы, но умная мысль посещает нечасто и не каждого…
Рокэ ловко перехватил мое запястье, прежде, чем я ударил по сосуду, а потом швырнул меня в стену. Ауч! Больно, между прочим, спиной и затылком об камень! Эти камни издевательски рассмеялись, только и всего, не став мне даже ничего говорить! Брызнули слезы из глаз, а когда я сумел опомниться, Рокэ вовсю хлестал вино из горлышка. Твою мать, нет!!! Что делать, что делать… Только и удалось, что подняться на ноги, пошатываясь, однако Рокэ уже приложил об стену полупустую бутылку. Звонкое стекло отлетело от камня осколками, на полу застыли алые брызги. Как кровь…
А эти двое сидят и хлопают глазами, довольные, и у каждого нетронутый бокал. Догадались или нет? Ненавижу ызаргов! В порыве гнева я схватился за кинжал, но Алва посмотрел на меня так, что расхотелось предпринимать решительные действия.
– Господин Первый маршал? – в слабом голосе Катарины звенел неподдельный страх.
Кансилльер же держался за сердце и тихо охал. Они… они и правда не поняли, что я хотел их отравить? Или это очередная игра? Время покажет… наверное. Я бестолково топтался на месте, не зная, как себя вести.