Сестрёнка Месть

Димон спешил за мной:

– Не верится, что вашему кораблику сорок лет! Как новый.

– Я сам только на фотках видел. Нехило папаша его прокачал.

Отец бросился навстречу и обнял меня. В отличие от меня он не прятал слёзы:

– Бориска! Возмужал, настоящий капитан. А ведь год прошёл всего. Эх, время летит с нарушением скоростного режима.

– Знакомься, отец, это Дмитрий Тюрго, мой товарищ по академии. Мы вместе закончили первый курс.

– А-а-а, будущий старпом на «Сестрёнке»? Евгений.

Отец и Димон обменялись рукопожатиями, а я отметил их схожесть: оба какие-то вялые, ленивые. Ничего, я им покажу настоящую флотскую жизнь.

Набрав побольше воздуха, хотел гаркнуть, как нас учили: «Всем на борт!», но дверь лифта причалки раздвинулась:

– Тьфу-ты ну-ты, мусье Сопляк! Ишь ты, надулси, как аэростат заграждения. Выдыхай, выдыхай. Меня не испужаишь.

Лев Николаевич был облачён в тёмно-синий комбинезон с жёлтым кругом на груди и силуэтом «Сестрёнки Месть». Хрыч хлопнул меня по плечу:

– Не куксись, тьфу-ты ну-ты. Как напялишь свою капитанскую фуражку, так и буду субординацию тебе говорить.

– Надо было его за борт выбросить, – повернулся я к отцу. – Зря тебя не послушал.

– Терпи, гипер-маркиз-капитан. У меня контракт ещё на год, – захохотал Лев Николаевич.

Отец пропустил меня и Димона к лифту причальной мачты:

– Как там правильно говорят: «Все на борт?»

2

Чудеса начались в коридоре: он стал шире и приобрёл безопасные закруглённые углы. Теперь можно безопасно кувыркаться даже при падении в штопор. Освещался он яркими лампами с узорчатыми плафонами. На полу – ковровая дорожка. Димон присел и потрогал ворс. Я тоже хотел, но удержался.

Отец отодвинул дверь в одну пассажирскую каюту: вместо скрипучего старья там новая мебель и округлые шкафы, встроенные в стену. И в каждой каюте – широкие иллюминаторы, вместо мутных дырочек, забитых фанерой, которые были раньше.

– Тьфу-ты, Женька, чего ты пацанёнку мебеля показываешь? – просипел Лев Николаевич. – Главное кажи, давай.

Дед потянул меня в левобортный моторный отсек:

– Вот, обер-мусье-сверхкапитан, зырьте!

Но мне не надо было показывать, куда зырить: вместо родного движка с горелыми газотурбинами сорокалетней давности, гудел под обтекаемым блестящим кожухом мотор с эмблемой «Бамако».

– Ох, ё…, – воскликнул Димон. – Двухтурбинный АБ-4000 с паровакуумной форсажной камерой. Разработан для малых сторожевых дирижаблей военного флота. Корпус движка сделан из сплава с применением материалов из Неудоби.

– А то, – отец подмигнул мне. – Наш аэронеф натянет в гонках любой дирижабль.

– Ну, кроме тех, которые используют ионную тягу, – важно возразил Димон.

– А разве такие есть? – удивился отец. – Впервые слышу.

– Скоро будут, – ответил Димон. – Одна из заимствованных у Австралии технологий. Лет через десять всё на таких движках будет, даже малые бес-пилоты.

– А, ну раз так, то у нас есть десять лет, чтобы наслаждаться этим архаичным движком.

Димон, который лучше всех моих сокурсников разбирался в моторах и типах воздушных судов, продолжал:

– АБ-4000 и через десять лет будет быстрым, ведь он работает на бланспирите. Его не на всяком аэродроме заправляют. А при форсаже расход вообще по литру на километр.

– Ну, можно самим бодяжить диметан с биодизом, – сказал отец. – Но тут я согласен, что перемудрил, надо было движок попроще.

– Тьфу-ты ну-ты, зато как он ходит, детишки мои. Как он ходит! Как танцовщица, – Лев Николаевич затряс лепестками белых волос, словно в припадке.

Димон снял со стены разводной ключ и открутил болты кожуха, прикрывающего мотор. Я и Лев Николаевич отодвинули кожух в сторону. Моторный отсек тут же заполнил шум турбин, а нас обволок жар работающего мотора.

– Хочу проверить теплообмен, – крикнул мне Димон. – Такие движки оснащены дополнительной системой пассивного охлаждения. Даже если просто убрать кожух, должен начаться перегрев.

Я инстинктивно отступил на шаг – верхние части турбин вращались прямо у меня под ногами, обдавая волнами жара.

– Не бойся, Борян, – прокричал мне Димон. – Если упадёшь меж турбин, то тебя раздавит только до половины, потом бортовой ординатёр аварийно остановит вращение.

Лев Николаевич постучал пальцем по циферблату встроенного термометра:

– Тьфу, на семь градусов подскочила.

Димон кивнул:

– Высокие требования к теплоотводу – один из недостатков быстрых движков.

Мы поставили кожух на место и закрутили болты. Температура тут же упала до показателей нормы.

Я повернулся к отцу и неловко обнял его:

– Папа, ты проделал большую работу. «Сестрёнка Месть» стала аэронефом высшего класса.

– Пойдём в рубку. Покажу тебе крайнее нововведение, да сойду на заслуженный отдых.

– Ты не полетишь с нами?

– Устал я, Бориска. Хочу на земле побыть. Погулять по столице-матушке. Иди в плановые рейсы сам. Я разработал погрузплан на все месяц месяц, остальные два месяца летней практики будешь сам составлять. Ты же капитан.

Я важно улыбнулся, не подавая виду, что писать погрузпланы я не умел. Это было моей самой большой бедой в Академии.

3

В капитанской рубке стояли двое. Широкоплечий лысоголовый мужик с окладистой густой бородой. Димон даже свистнул от зависти. И старая женщина лет тридцати с волосами, торчащими как бурьян под забором.

– Навигатор и радист Прохор Фекан, – представил отец бородача.

– Генриетта Аврорина, – сказала женщина. – Распорядитель трюмовой гондолы, младший механик.

Эти двое ошиблись местами. Следить за погрузкой в трюм и помогать старшему механику должен был бы мужик-силач, а хрупкая женщина работать с радио и прокладывать курс.

– Борис Муссенар, будущий капитан, – как можно солиднее представился я. – А это Дмитрий Тюрго, мой старший помощник.

Бородатый Прохор просто кивнул, а Генриетта улыбнулась нам, как малышам:

– Сразу после первого курс? Молодцы, молодцы!

Не знаю, куда зашла бы эта неловкость, но меня спасла рация:

«Сестрёнка, принимайте груз».