Сестрёнка Месть

Генриетта ушла в трюм, а Прохор встал у руля и вперил задумчивый взгляд в небесную даль, где маневрировали аэронефы и дирижабли.

– Докладываю, обер-мусье-коллосаль-капитан, наш навигатор неразговорчивый тетеря. Иногда я в него кидаюсь подручными предметами, чтобы внимание привлечь…

Бородач повернулся, но не отвёл взгляда от неба:

– Я, дедушка, всё слышу. Просто не об чем с вами говорить.

Прохор Фекан мне определённо понравился!

Отец подвёл меня и Димона к приборной панели:

– Ну? Заметил новинку?

У меня разбегались глаза: тут всё было новинкой. Слегка вогнутые ультратонкие экраны высокой чёткости показывали картинку со всех камер, внутренних и наружных. Я видел, как Генриетта Аврорина руководила подачей контейнеров в раскрытый трюм.

Большинство управляющих элементов размещались на сенсорных панелях, изготовленных в Ханаате. Эргономичные кресла сверкали белизной. Димон сел в одно и крутанулся. Я вспомнил, что год назад на месте этого кресла стоял табурет, прибитый к полу кривыми гвоздями криворуким Львом Николаевичем.

Лобовое стекло было настолько чистым, что его не было бы заметно, если бы не всполохи графической информации. На него проецировались данные загрузки трюма, метеосводка и время до отрыва от причальной мачты. Данные о перемещениях всех судов в небе над Моску-19 отображались поверх отдельных дирижаблей и аэронефов, которые захватывала система слежения и отмечала красным прямоугольником, ведя до тех пор, пока они не выходили из зоны видимости.

– Мерде… – восхитился Димон. – Новейшие технологии.

Тут мой взгляд упал на шлем и две перчатки гант-манипулятора:

– Не может быть, – закричал я. – У нас теперь есть бес-пилоты?

Это и было папино «крайнее нововведение» – три новеньких бес-пилота покоились в ложементе на внешней стороне гондолы. Через лобовое стекло я видел, как на корпусах малышей помигивали зелёные лампочки. Летательные аппараты заряжены и готовы к полёту.

– Пап, это круто, конечно, но к чему они на грузовом аэронефе?

– Ты чё, Борян? – ответил за отца Димон. – В автономном режиме будут сопровождать нас, обследовать местность, выбирать оптимальный маршрут в рамках разрешённого на пролёт коридора. Да и вообще, прикольно иметь глаза, которые смотрят на триста шестьдесят градусов и на десяток километров. Можно ещё кое-что делать, я покажу…

Димон сунул руку в перчатку гант-манипулятора и хотел нацепить шлем, но я остановил:

– Это потом. Сейчас – принимаем командование аэронефом.

4

Я стоял в рубке, а отец на земле. Маленький, беззащитный, почти незаметный в тени аэронефа.

За год учёбы на курсах я не то, чтобы сильно скучал по отцу. Моску такой город, что не заскучаешь. Но я испытал настоящее потрясение, когда увидел фигурку отца с чемоданчиком в одной руке и курткой на сгибе локтя другой.

Отец помахал мне, а я в ответ лишь качнул головой. Ведь рядом подчинённые: старпом Димон… то есть Дмитрий Тюрго. И этот бородач… как там его? Прохор Фекан.

«На любом судне дисциплина начинается с капитана, но с него же начинается и анархия» – так говорил Андрэ Битов, мой любимый преподавать в Академии Динамического Воздухоплавания, ведший класс навигационной геометрии.

«Приём груза завершён – сказала по общей связи Генриетта. – У нас два пассажира, сопровождают свои грузы. Вторая и третья каюты. Надо зарегистрировать гостей».

Прохор коснулся приборной панели. Корпус «Сестрёнки» слегка дрогнул. Ворота трюмовой гондолы закрылись, а на лобовом стекле высветилось сообщения диспетчерской с разрешением на отчаливание. Сквозь буквы я видел фигуру отца. Он сидел на чемоданчике, нелепо задрав голову.

«Э-э-э, Сеструхин Тесть?» – сказал по рации простуженный голос диспетчера авиодрома. – Подтвердите готовность отчалить».

– Готовность подтверждаем, – ответил Прохор.

– Старший помощник Тюрго, – повернулся я к Димону, тот сидел возле станции управления бес-пилотами и вожделенно крутил палец гант-манипулятора: – Снимите показания гражданских чипов у пассажиров.

– Так точно, мусье, обер-сверх-супер-капитан! – Подлец перенял тон Льва Николаевича. Взяв ординатёр-табло, он ушёл.

В рубке остались я и Прохор. Тот вдруг отпустил руль:

– Капитан Муссенар, полагаю, вы хотите сами отправить судно в полёт.

Нет, этот Прохор Фекан просто клад! Настоящий член экипажа. Я встал у руля, а Прохор вообще вышел из рубки. Он снова догадался, что я хотел бы оторваться от причалки в одиночестве.

«Э-э-э, Месть Сестры? – засопливила рация. – Причальные зажимы деактивированы. Начинайте манёвр. Коридор подъёма – триста».

Как можно более уверенным голосом я отчеканил:

– Есть коридор триста.

Неторопливо стал отводить рукоятку высоты. Корпус аэронефа снова дрогнул, а фигура отца исчезла из обзорного поля лобового стекла. Тень «Сестрёнки» быстро уменьшилась.

«Сестрёнка Месть» набирала высоту, как ракета. Я ревностно следил за каким-то частным дирижаблем с оболочкой, расписанной узорами. «Расписной» отчалил вместе с нами.

Я дал системе команду отслеживать дирижабль – тот поднимался на несколько метров быстрее нас. Тогда я переместил руль высоты на одно деление. Возросшая сила тяжести заставила меня ухватиться за перила.

«Тьфу-ты ну-ты, капитан Бориска, молодчик – закряхтела общая связь. – Поддай газу! Не боись, мы разом всех уделаем!»

Когда расписной дирижабль остался далеко внизу, я удовлетворённо вернул руль высоты обратно и стал разворачивать аэронеф, готовясь выйти на трассу.

5

– Видел тёлочку из второй каюты?

Димон бросил ординатёр-табло на стол навигатора, сел в кресло и крутанулся. Иногда он пытался вести себя как видавший жизнь мужчина, воображал, что уже отрастил бороду. Выглядело это комично.

– Старпом Дмитрий Тюрго, – принял я свой «капитанский» тон. – Полагаю, обращение «тёлочка» неприемлемо к клиенту, которому мы оказываем транспортные услуги.

Димон проигнорировал замечание:

– Молоденькая, как мы. Но сиськи – во!

Я встревожился. После случая с инфеткой Марин Лебэн, я не доверял молоденьким. В Моску, шляясь с однокурсниками по студенческим кабаре, я в каждой девушке подозревал зловредную инфетку. Из-за этого ни с кем и не познакомился. Даже на спектакли с Мими Вронской ходил с опаской. Слишком она напоминала мне Марин.