Сестры

– Даша, мне нужно идти. Вернусь часа через два.

– Конечно, иди, Леня. Пока.

Борин кивнул Леньке и вышел в коридор. Через минуту хлопнула входная дверь.

– Есть хочешь, Леня?

– Да, спасибо.

– Называй меня пока Дашей, хорошо?

– Как хотите.

Даша чистила картошку и никак не могла придумать, с чего начать разговор с сыном. Как объяснить десятилетнему мальчику, что его жизнь теперь должна измениться очень круто.

– Даша, а где отец?

– Вот он, первый трудный вопрос.

– Он задержан милицией, Леня.

Ленька согласно кивнул головой. Даша удивилась. Мальчик как будто был готов к такому ответу.

– А вы мне кто?

Даша бессильно опустилась на стул. Вот он самый трудный вопрос.

– Я твоя мама, Леня, твоя родная мама.

Ленька в изумлении посмотрел на Дашу и неожиданно расплакался. Даша растерялась и пересела к нему на кухонный диванчик.

– Не плач, Ленечка, мой маленький. Теперь мы будем вместе, всегда, ты согласен? Это ничего, что ты меня совсем не помнишь, мы будем учиться любить друг друга заново, ты мне расскажешь, как учишься и какие у тебя друзья. Какое твое любимое кушанье?

– Жареная картошка и блинчики с начинкой, – сквозь слезы, но с улыбкой ответил Ленька.

– И я люблю блинчики. Буду жарить тебе их хоть каждый день.

– Не надо каждый, а то быстро надоест.

– Хорошо, тогда день – жареная картошка, день – блинчики.

Слезы уже высохли, с худенького личика Леньки не сходило выражение облегчения и расслабленности. Голова его склонилась Даше на плечо, и он заснул, неловко уткнувшись Даше в плечо кудрявой головой. Даша осторожно уложила его на узкий диванчик, подложила подушку и накрыла пледом. «Что же ты сотворил со своим сыном и со мной, Шерман?! Как носит земля таких, как ты и твоя мамаша? Лялька говорит, что не все платят за совершенное зло в этой жизни, но ты, клянусь, сполна ответишь за все. И скоро, очень скоро. А твоя мать, эта злобная старуха, варится в адском котле, это точно».

Глава 35

Леон вздрогнул от громкого звонка телефона. На квартирный номер ему мог звонить только Борин.

– Да, слушаю вас.

– Леон, здравствуйте, это Елена Соколова.

– Здравствуйте, Лена.

– Мне ваш телефон дал следователь Борин. Я хочу пригласить вас сегодня вечером к нам на ужин. По – моему, нам нужно, наконец, познакомиться поближе.

– Я не против. Когда мне прийти?

– К семи.

– Хорошо, я буду.

«Вот все и кончилось. Или только начинается? В любом случае, кончится эта проклятая неопределенность».

Лялька накрывала на стол и подгоняла совсем разленившегося за последнее время мужа. Тот никак не хотел выходить из квартиры, чтобы отнести пакет с мусором к бачкам в конце двора.

– Саш, ну воняет же, самому не противно?

– Сейчас, зайка, только дочитаю.

Лялька усмехнулась. Ее муж, после того, как она его разоблачила, читал женские детективы в открытую, не прячась у себя в кабинете. Вот и сейчас не мог оторваться от последней книжки Устиновой. Сама она ее «проглотила» за сутки, забыв про то, что нужно готовить ужин.

– Скоро уже гости придут.

Сашка нехотя отложил детектив и, подхватив с кухни мусорный пакет, вышел из квартиры. На душе было легко и уютно. В их с Лялькой дом вернулась спокойная семейная жизнь, с ласковыми подколками и молчанием, наполненным неслышим диалогом. «Нам не нужно открывать рот, чтобы что – то сказать друг другу». Частенько они начинали говорить одновременно и одинаковыми фразами. Сашке было интересно, это Лялька читала его мысли или он ее?

Когда он вернулся, к ним уже пришли первые гости. Борин сидел в любимом Лялькином кресле и листал толстый альбом с фотографиями. Около книжных стеллажей, зачарованно глядя на корешки старых подписных изданий, стоял худенький мальчик в светлых джинсах и клетчатой рубашке.

– Всем привет.

Сашка протянул руку Борину, который попытался приподняться с кресла и тут же рухнул обратно. Мальчик обернулся и вежливо поздоровался.

– Леня, это Александр Ильич. А это мой сын Леонид, – Даша обняла мальчика за плечи. Тот не отстранился, как большинство подростков его возраста, – У меня теперь в доме сплошные Леньки, вон тот, большой, и вот этот, средний.

– Почему средний?

– Потому, что Ленькой – маленьким они назвали лопоухого двортерьера, которого совместно спасли от голодной смерти, вытащив из картонной коробки на помойке, – Борин «сердито» засопел и обиженно поджал губы.

– А вот это большой просто захлебывается от ревности.

– Захлебнешься тут! Вы совсем не обращаете на меня внимания, а мне тоже требуется и забота и уход.

– Но он же маленький! – хором возопили мать и сын.

– А я старый и больной, – Борин ворчал, но с его лица не сходила блаженная улыбка. Расскажи ему кто еще год назад, что он будет с удовольствием обсуждать, чем кормить и как воспитывать беспородную дворняжку, он бы только посмеялся.

– Что же вы его к нам не привезли, раз он член семьи?

– Хорошо, Лялечка, в следующий раз обязательно, я смотрю, у тебя тут полы слишком чистые, да и мебель из натурального дерева, нам как раз подходит, чтобы зубы точить, – Борин улыбнулся растерявшейся от его слов Ляльке.

– Из коридора послышалась мелодия дверного звонка.

– Саш, открой, это Леон.

Вслед за Соколовым в комнату вошел Лялькин брат, держа в руках бутылку коньяка и огромную плитку шоколада. Отдав подарки Саше, он поздоровался с Бориным и Ленькой, прикоснулся губами к Дашиной руке и поцеловал подставленную Лялькой щеку.

– Леон, как ты угадал, мой любимый горький шоколад.

– Я и сам его люблю, с детства.

– Вот! Не из родни, в – родню! Не верь после этого в кровную связь! – Соколов уже разламывал сладкую плитку на кусочки.

– Давайте к столу. Макса с Володькой ждать не стоит, все равно опоздают.

Оба приятеля, возбужденно размахивая руками и громко споря, ввалились в квартиру Соколовых уже когда была выпита первая бутылка коньяка.

– Вот, я же говорил, они уже все съели! – у Березина от возмущения округлились глаза.

– Не волнуйся, тебя ждет твоя большая порция.

– Порция! Тут такая, видать, красота была, а уже всю порушили!

– Вовремя приходить надо.

– Придешь с этим немчурой, как же! Все ему расскажи, да покажи!

– А что это вы так орали друг на друга?

– Орали? А, ну да. Орали! Это мы еще тихо беседовали. Этот бюргер меня уже которые сутки обрабатывает, чтобы я предал любимую родину и продался им в вечное рабство.

– Ничего себе рабство, у тебя будет своя клиника, чудик, своя! – Макс Эйтель безнадежно махнул рукой, – объясните ему сами, что ли, я уже голосовые связки сорвал.