Сестры

– Привет, Ева, – сказал он, когда ему ответил певучий женский голос. – Кто у вас занимается детективами?

Номер принадлежал книжному магазину «Изысканное слово», куда Мартен часто заглядывал. В студенческие годы он оттуда просто не вылезал, а теперь, став сыщиком, заходил куда реже. Из детективов Сервас охотно читал классиков: По, Конан Дойла, Гастона Леру, Чандлера и Сименона. Но любимыми его писателями были Толстой, Томас Манн, Диккенс, Гомбрович, Фолкнер и Бальзак. Как и его отец, он считал, что лучшие книги требуют от читателя усилий, и по большому счету то, что дается легко, – дело пустое и не имеет никакой ценности.

– Можешь меня с ним соединить? – сказал Сервас, выслушав ответ.

Он немного подождал, пока на линии появится новый собеседник.

– Вам знаком такой автор – Эрик Ланг?

Голос на другом конце провода был немногословен:

– Да, конечно.

– А его роман «Первопричастница»?

– По всей видимости.

– Это самый знаменитый его роман?

– Да. Шикарная книга.

Сервас вздохнул. Еще в юности он понял, что каждый должен сам найти нужную ему информацию, и тратить время на поиски не входит в функции книжного магазина.

– А сколько романов он написал?

– Насколько я знаю… около десяти.

– Сколько ему лет?

– Что?

– Сколько ему лет? – повторил Сервас.

Он представил себе, как удивились на другом конце провода.

– Минуточку.

Через несколько секунд Мартен получил ответ. Тон у продавца был усталый и раздраженный. Видимо, предел его профессиональной выдержки был недалек.

– Он родился в пятьдесят девятом.

Сервас быстро подсчитал: значит, в 1998-м Лангу было тридцать девять лет. И что его потянуло водить дружбу с пятнадцатилетними девчонками? Конечно, он отвечал поклонницам. Но письма, которые Мартен прочел, далеко выходили за пределы обычной переписки с читателями. Они поражали высокой степенью интимности… Что же породило такую интимность?

– А имя Шандор вам о чем-нибудь говорит?

– Эрик Ланг – псевдоним, – ответил этот задавака все тем же снисходительным профессорским тоном. – Он родился в Венгрии, и настоящее его имя – Шандор Ланг.

– Спасибо, – сказал Сервас и отсоединился.

* * *

Теперь они снова сидели в гостиной напротив родителей девушек, которые так и не пошевелились, пока в доме работали полицейские. И у тех возникло впечатление, что если они снова придут завтра, то застанут их в тех же позах.

Мать больше не плакала, но глаза у нее стали совсем красными. Казалось, она постарела лет на пятнадцать. Отец погрузился в свои мрачные мысли. В доме повисла атмосфера отчаяния и безнадежности, и Сервас почувствовал, что долго здесь оставаться не сможет. Ковальский расспрашивал родителей о привычках девочек, о школе, о том, где они бывали, и голос его звучал мягко и спокойно, что никак не вязалось с тем Ко, которого он знал. Наконец, почесав себе кончик носа, начальник медленно подался вперед. Сервас сразу услышал нечто новое в интонации его голоса, какое-то напряжение, которого раньше никогда не бывало, и его поразила тщательность, с какой шеф выбирал каждое слово:

– А не случалось ли в последнее время чего-нибудь необычного, ненормального? Что так или иначе привлекло бы ваше внимание, пусть даже это была какая-нибудь мелочь…

К их огромному удивлению, родители обменялись понимающими взглядами и даже кивнули, словно с самого начала ожидали этого вопроса. Сервас сразу насторожился. Ко повернулся к отцу, который пристально смотрел на него, поджав губы.

– Мелочь, просто совсем мелочь, – ответил он. – Я уже давно пытаюсь сообщить вам эту мелочь: да, кое-что произошло, да, кое-что нас очень напугало… и если б вы отреагировали раньше, Амбра и Алиса были бы здесь, с нами.

Голос отца дрожал от ярости. Мартен увидел, как налился кровью затылок Ко, а под кожаной курткой обозначились и напряглись мышцы плеч.

– То есть? – спросил шеф, не скрывая, что ничего не понял.

– Разве жандармы вам ничего не говорили?

– Какие жандармы? Объясните, пожалуйста.

– Это началось месяцев шесть тому назад… звонил телефон, и на другом конце провода молчали… Три ночи подряд, в одно и то же время, ровно в половине четвертого утра.

Отец Амбры и Алисы оглядел всех по очереди, прежде чем продолжить.

– Я прекрасно помню… девочки были на занятиях. В первый раз мы решили, что это с ними что-нибудь случилось, и запаниковали.

Он помолчал, стиснув зубы.

– Во второй раз я уже знал, что мне никто не ответит, и сказал в трубку: «Вы, наверное, ошиблись номером». Не спрашивайте меня, почему, но я знал, что это не сумасшедший… И потом, в трубку кто-то еле слышно дышал. Все это происходило в самой середине ночи… А в третий раз я спросил того, кто был на другом конце провода, что ему надо, и попросил оставить нас в покое. Как и раньше, ответа я не услышал.

– И у вас нет мысли, кто это мог быть?

Отец отрицательно покачал головой.

– И все прекратилось?

Тот снова мотнул головой.

– Он снова позвонил. Через несколько недель… Это были выходные, и девочки приехали домой. Он сказал: «Могу я поговорить с Амброй или с Алисой?» Половина четвертого утра… Я спросил, кто он такой и знает ли, который час. Он повторил: «Могу я поговорить с Амброй или с Алисой?», словно ничего не услышал. Я сказал, что сейчас повешу трубку, а он повторил еще раз: «Могу я поговорить с Амброй или с Алисой»? Тогда я пригрозил, что сейчас вызову жандармов. И он сказал: «Передайте Амбре и Алисе, что они скоро умрут».

Сервас увидел, как в глазах отца снова отразился страх, тот самый огромный, неизмеримый страх, что он пережил той ночью.

– В эту ночь телефон звонил раз десять. Девочки проснулись. Все были напуганы. И я его в конце концов отключил.

– Он еще звонил?

– Да. Каждую субботу, в половине четвертого утра, когда девочки были дома. Несколько недель подряд… В конце концов я начал вообще отключать телефон перед сном.

– Вы спрашивали девочек, может, они предполагали, кто это мог быть?

Отец покачал головой.

– Они сказали, что не имеют ни малейшего понятия.

– Вы известили об этом жандармерию?

Он снова кивнул.

– Ну и?..

Его снова охватил гнев.

– Никаких известий с их стороны. Они сказали, что ничего не могут предпринять.

– Вы можете описать голос в трубке?

– Мужчина… молодой… лет двадцати, может, тридцати, но как узнаешь… Он говорил очень тихо.

– А вы смогли бы узнать этот голос?

Он с сомнением покачал головой.