Сеть Алисы

– Приехали, – сказал он. – По адресу, который вы дали.

Я встряхнулась. Машина стояла. Я перевела взгляд на гравийную дорожку к несуразному зданию, в котором проводила каждое лето, пока немцы не вторглись во Францию. Дом тетки и дяди в окрестностях Руана. Однако перед внутренним взором еще маячила картинка с прованским кафе, где две маленькие девочки провели почти шесть часов, прежде чем их родители, через три часа сделавшие очередную остановку, осознали свою оплошность и помчались обратно. Шесть волшебных часов: мы объедались козьим сыром и мадленками, в винограднике играли в салочки, облачались в фартуки и помогали доброй кухарке мыть посуду и чувствовали себя невероятно взрослыми, когда она угостила нас стаканчиками разведенного водой розового вина. Осовелые, склонившись друг к другу головами, мы смотрели, как солнце садится за виноградник. И даже слегка расстроились, когда обезумевшие от беспокойства родители принялись нас тискать в объятиях и просить прощения. Наш с Розой самый счастливый день. Лучший день в моей жизни, который можно выразить простейшим уравнением: Роза плюс я равняется счастью.

Я тебя не брошу, – обещала я. Однако нарушила обещание, и она пропала.

– Как вы? – спросил Финн. От его карих глаз мало что ускользало.

– Хорошо. – Я выбралась из машины. – Вы тут покараульте хозяйку.

Эва похрапывала на заднем сиденье, временами заглушая стрекот цикад. В Гавре мы переночевали в дешевой гостинице и утром отправились в долгий путь. Из-за Эвиного похмелья выехали, разумеется, поздно, а потом еще, трясясь по разбитым дорогам, каждый час останавливались, потому что меня тошнило. Я притворялась, будто меня укачивает, но дело было в Маленькой Неурядице. Да еще, наверное, в том, что мне предстояло. Я снова взглянула на дом – окна за ставнями напоминали закрытые глаза покойника.

– Ладно, ступайте. – Из-под сиденья Финн достал потрепанный номер «Автомобиля» и, опершись локтем о край дверцы, изготовился читать. – Как вернетесь, поедем в Руан, устроимся в гостиницу.

– Спасибо. – Я отвернулась от сверкавшей синевой «лагонды» и пошла к дому.

На стук никто не ответил. Я опять постучала. Томительная тишина. Я уж хотела заглянуть в щелку ставен, но тут послышались шаркающие шаги и дверь, заскрипев, отворилась.

– Тетя Жанна… – начала я, и слова застряли в горле.

Тетушка помнилась стройной надушенной блондинкой, этакой хрупкой страдалицей в духе Греты Гарбо, изящно покашливающей под кружевными покрывалами. А сейчас передо мной стояла страшно исхудавшая седая старуха в засаленном свитере и неряшливой юбке. Встреть я ее на улице – не узнала бы, да и она, судя по пустому взгляду, меня не признала.

Я сглотнула.

– Тетя, я – Шарлотта, ваша племянница. Приехала расспросить вас о Розе.

Даже не предложив чаю, она плюхнулась на старый диван и тупо на меня уставилась. Я примостилась на краешек ветхого кресла. Она всего лишилась, – думала я, глядя на преждевременно состарившуюся тетку. – Вдова… оба сына погибли… дочь пропала… Удивительно, что она еще держится. Я знала, что, вопреки Розиным детским страхам, тетушка ее любила.

– Я вам очень сочувствую, тетя, – сказала я. – Всей душой.

Тетка провела пальцем по журнальному столику, оставив след. В этой сумрачной комнате толстый слой пыли лежал на всем точно мантия.

– Война.

Сколько утрат вместили два коротких безнадежных слога. У меня защипало глаза, я крепко переплела пальцы в перчатках.

– Дядю, Жюля и Пьера уже не вернешь… А вот Розу… Я понимаю, шанс призрачный, но вдруг она…

Жива. Эва меня высмеяла, но я не могла отбросить надежду. Пусть во многом я неудачница, а вот надеяться умела хорошо.

– Думаешь, я что-нибудь знаю? Последний раз она дала о себе знать из Лиможа, в середине, кажется, сорок четвертого. – Тетка словно подвела черту. – С тех пор за три года ни строчки.

– Почему она ушла из дома? – Я пыталась разглядеть хоть искорку в теткиных глазах.

– Потому что баламутка без всякого понятия о морали, – злобно прошелестела она. – Без малейшего.

В животе моем возникла бездонная дыра.

– Что-что? – Тетка пожала плечами. – Нет уж. – Я качнула головой. – Нельзя такое сказать, а потом просто пожать плечами.

– Девчонка взбесилась. Париж кишит фашистами, так сиди тише воды, ниже травы. Нет, она тайком бегала на какие-то митинги, где всякие дураки толкали речи, призывая к насилию, и домой возвращалась за полночь. Орала на отца, когда немцы приказали составить список социалистов и евреев в его конторе. А что ему было делать – отказаться? Роза такого ему наговорила…

В ушах моих гудела кровь, я смотрела на тетку, а она монотонно бубнила:

– Сперва клеила листовки на машины, потом била витрины. Если б не ее парень, додумалась бы, наверное, что-нибудь взорвать, и ее бы пристрелили.

Я вспомнила последнее Розино письмо, в котором она с восторгом говорила о свиданиях втихомолку…

– Что за парень?

– Этьен… фамилию не помню. Девятнадцати лет, продавец в какой-то книжной лавке. Однажды она привела его знакомиться с нами. Друг на друга оба смотрели с таким вожделением, что было ясно, в каких они отношениях… – Тетка осуждающе засопела. – Ну и новый скандал.

Я вся оцепенела.

– Почему вы не сказали об этом, когда мой отец наводил справки?

– Сказала. Видимо, он счел, что это не для твоих ушей.

Я сглотнула.

– Что было потом?

– Парня взяли за связь с Сопротивлением и отправили неведомо куда. За одну ночь сгинуло пол-Парижа. Розу ждала та же участь – ее и так уж чуть не арестовали за драку с немцем на Рю де Риволи, но мы успели отправить ее в Руан. Да только…

– Что? – вскрикнула я. – Что?

– А как ты думаешь? – Тетка скривилась, словно куснула лимон. – Она была беременная.

Не помню, как я очутилась возле бука, росшего перед домом. Только ощутила жесткость коры, в которую уткнулась лбом, и услышала свое прерывистое дыхание. Я не смела поднять голову, боясь, что на ветке увижу двух девочек. Это дерево было нашим убежищем от хулиганистых братьев в те дни, когда Джеймс еще не помягчел, повзрослев. Вот и сейчас мы с Розой, болтая ногами, сидели рядышком, совсем как в том прованском кафе. Одиночества не существовало, пока мы были друг у друга.

Роза. Ох, Роза…

«Я желаю чего-нибудь иного». Да, это в ее духе – шастать по ночному Парижу, бить витрины и затевать драки с немцами. Кто бы сомневался, что Роза примкнет к Сопротивлению. Однако и она угодила в самую старую западню. И уже не напишет книгу, не переплывет Ла-Манш, не совершит ничего иного. Раз уж ты забеременела, тебе конец.

Я хотела спасти свою кузину, но от этого спасения нет. Я сама застряла в том же капкане. Безнадежно.

Из груди моей вырвалось рыдание, столь хриплое и громкое, что я даже испугалась. В тот вечер, когда родители ее обо всем узнали, она одна забралась на нашу ветку? После того, как мать посоветовала выпить крепкого джину и залезть в горячую ванну – вдруг оно и выскочит. После того, как отец весь изорался – мол, она покрыла семью несмываемым позором. Все это я узнала от тети Жанны. Я слушала ее, уставившись в одну точку.

Мой отец не орал, когда я его оповестила. Орала мать, а он просто сидел, глядя перед собой. И потом вслед мне недоуменно обронил одно только слово: «Шлюха».