Сети

– Огонь все сожжет, – пробормотал он.

Прерывистый вздох.

– Тот похмельный урод в таверне обозвал… попытался обозвать меня падшей… он почувствовал…

«Твой внутренний огонь, который ослепил и взбесил его».

– Так называют женщин те, кто их боится. А еще те, кого они не замечают. Ты сама только что назвала этого парня уродом. У других девушек его физиономия вызывает те же чувства. Вот он и ходит обиженный. Самый примитивный способ ощутить собственную значимость – это унизить ближнего. Иные и вовсе не начнут нормально общаться, пока не выльют на тебя ушат грязи. – «Или пока ты не выльешь ушат грязи на себя».

– Да, но Иштван тоже… Ведь он не женился на мне.

– Твое счастье. – Морган стряхнул с рук остатки глины. Котелка в седельной сумке не оказалось – непонятно, куда подевался, – и Морган поставил кружку с водой прямо на угли.

– Мне кажется… Я уверена… – Девушка сжалась в комочек, прикрыла плащом оголившийся полукруг нежной белой кожи. – У него была другая. Сначала, когда он только привез меня к себе, его отлучки были короткими – к ночи он возвращался. Он постоянно сетовал на то, что дела не позволяют нам проводить вместе столько времени, сколько бы хотелось. Потом стал пропадать по два-три дня. Однажды пообещал вернуться на третий день, а вернулся через две недели. Я так боялась, что с ним случилось что-то плохое… Ни одной ночи не спала. Выходила в темень и вслушивалась в вой бурана – вдруг раздастся скрип снега под ногами. Однажды, чтобы отвлечься от ужасных мыслей, я расчистила дорожку от дома до врат. А когда он вернулся… Он изругал меня и сказал, чтобы я никогда больше этого не делала. Последний год мы так и прожили. Две недели его нет, потом возвращается на пару дней и снова исчезает.

– Как он объяснял свои отлучки?

– Дела. А что там за дела… – Марго беспомощно пожала плечами. – Он никогда не отчитывался, где бывает. Он просто-напросто встретил другую женщину и ждал удобного случая, чтобы от меня избавиться. И этот случай подвернулся. Когда мы с ним… – Она замолкла и уставилась на свои пальцы, которые скатывали в трубочку краешек плаща. Моргана окатило хлынувшее от нее чувство вины и стыда. – Он понял, что я – подпорченный товар и не достойна его. Он не стал бы убивать меня из-за какой-то дурацкой побрякушки, ожерелье просто послужило поводом.

Игры девичьего воображения. Морган прекрасно знал их по сестрам. Подонок отлучался прокручивать какие-то мерзкие делишки. Избавиться от девчонки он мог в любой момент, без всяких поводов. Проклятье! Она все еще по нему вздыхает. Появись он, скажи, что произошла нелепая ошибка, – и бросится ему на шею. Нужно ей объяснить. Простыми, понятыми словами, которые не вызовут недоумения и подозрений.

– Малыш, – позвал он мягко, – послушай меня внимательно.

Девушка застенчиво выпрямилась. В колеблющемся свете костра ее личико выглядело совсем печальным, а глаза поблескивали и часто-часто моргали.

– Твое ожерелье – не дурацкая побрякушка. Мне знакомы эти обереги. Они смертельно опасны. Прости, что напугал тебя, заставив его снять. Жемчужная нить, а вовсе не нараки, со временем бы высосала твою жизненную силу, чтобы потом отдать ее Иштвану. Нараки – это мотыльки. Безобидные ночные мотыльки, и они на Ледяшке не водятся. Иштван придумал птицепауков, чтобы заставить тебя носить ожерелье. Он тебе лгал.

Марго уткнулась взглядом в огонь и впала в молчаливое оцепенение. Морган не мог понять, верит она ему или нет. Если ее не дернуть, так и будет молчать, глотать слезы.

– Будь добра, объясни, что значит «подпорченный товар».

Она с удивлением вскинула голову:

– Ты не знаешь? Незамужняя девушка, растлившая девственность. Я ему и словом не заикнулась, но ведь этого не скроешь. У нас в деревне знаешь, как говорят: хорошим парням б/у не нужны, из шалавы не выйдет хорошей жены. Блуд – это пропасть, балансировать на ее краю очень трудно, и, если оступишься, возврата уже нет. Спасти может только покаяние. Но я не могу исповедать этот грех перед священником – я сгорю от стыда. Если бы существовали священники-женщины… Тем более отцу. Мой отец… приемный отец… он священник. Я всегда исповедовалась только ему. Не представляю, что будет, если он узнает. Проще сразу постричься в монахини. Или не возвращаться домой.

В голове замигал маячок. «Ты вышел на тонкий лед, приятель». Обычаи дикарей. Область туманная и малоизведанная. Попы призывают свою паству, под страхом вечных посмертных мук, докладывать в церкви обо всех неблаговидных мыслях и поступках. Мудрая придумка. Есть вещи, которые друзьям и родным не расскажешь, а чужому – запросто, особенно если он от имени Богов обещает тебе прощение. Взамен попы получают контроль и власть, ограниченную лишь их собственным воображением. Все это якобы является заботой о моральном облике. «Боги, она сейчас сожмется в такой комок, что исчезнет совсем. Сделай же что-нибудь!» Морган прочистил горло.

– Зачем тебе священник? Он такой же, как и мы с тобой, человек, представитель правящей элиты. Ты можешь исповедоваться кому угодно, кто готов принять твою боль, – дереву, воде, костру. Бог услышит тебя, ведь Он присутствует во всем. Костер подходит лучше всего. Огонь – это зримое проявление любви Бога, он сжигает все грехи. – Марго нахмурилась, ее глаза превратились в недоверчивые щелочки. Морган отчетливо услышал треск под собственными неуклюжими шагами. – Почему, ты думаешь, в храмах горит столько свечей? – горячо продолжил он, изо всех сил пытаясь придать своему лицу умное выражение. – Именно поэтому. Погоди-ка… – Морган пошарил у себя за спиной, выбирая не слишком большое полено. – Вот. – Он протянул полено девушке. – Это твой грех. Сейчас мы его сожжем. Клади в огонь. – Марго смотрела на него так, будто он предлагает ей стать в костер самой. Но полено взяла. – Клади, не бойся! Ты смотришь, как его гложут языки пламени, и исповедуешься. Сгорает полено – сгорает твой грех. Бог вокруг тебя. – Морган обвел рукой пространство вокруг. – Он тебя слышит. А это, – он указал на костер, – Его любовь. – Девушка медлила, настороженно переводя взгляд с него на полено. – Этот обряд мне посоветовал знакомый батюшка… друг семьи, когда я спросил его, как быть, если душа просит исповеди, а поблизости нет священника.

– Хм… – Кусая губы, она сжала чурбачок в руках.

– Если стесняешься, я могу уйти. – Морган заерзал, делая вид, что собирается вставать.

– М-м… – Девушка умоляюще взглянула на него и поникла. – Как хочешь.

Морган улыбнулся про себя. Она положила полено в огонь, поерзала, крепко сцепила пальцы на коленях.

– С малых лет мне внушали догмы целомудрия. Мой отец находил непристойным, даже когда я слишком громко смеялась, болтая с деревенскими ребятами. О прогулках с ними не могло быть и речи. Он хотел выдать меня за священника – потому так трясся за мою невинность. По праздникам, после литургии, отец благословляет накрывать столы в гостевой трапезной, куда могут прийти селяне и паломники. Я выполняла послушание на кухне – готовила еду, убирала и мыла посуду, поэтому довольно часто виделась с ребятами. Мне нравился один парень, Антуан, и я полгода мучилась, не зная, как намекнуть ему. А однажды решилась сказать Линн, подруге его кузины, – она иногда забегала ко мне на кухню поболтать. Когда Линн пришла в следующий раз, она сказала, что я тоже нравлюсь Антуану, но он боится моего отца и предлагает встретиться тайно, поздно вечером. – Девушка старалась говорить ровным, спокойным голосом, но звенящие нотки напряжения проскальзывали помимо ее воли. – Это был самый счастливый день в моей жизни. Я летала как на крыльях, еле дожила до вечера. Мы расходимся по кельям в половине десятого, после вечерней молитвы, так что, когда я тихонько улизнула через час, меня никто не заметил. Как мы и уговорились с Линн, я подошла к мосту, где меня ждал Антуан. Мы гуляли по берегу реки, болтали о всякой ерунде, а потом он обнял меня и поцеловал в губы. Это было так восхитительно… Антуан показался мне таким добрым, нежным, внимательным. Потом он проводил меня до монастыря и предложил присоединиться к ночной прогулке по озеру в субботу. Два дня до субботы я провела как во сне. Мы встретились около полуночи, там же. Помимо Антуана, были еще двое парней из нашей деревни – Ден и Кристоф, брат Антуана, Линн и незнакомая девушка, которую мне представили как Аманду. Мы погрузились в лодку – она была заранее припрятана под мостом. Как только проплыли деревню, Ден достал самогонку, и парни начали пить. Я хотела отказаться, потому что до этого не пробовала ничего крепче вина, но, увидев, что Линн и Аманда пьют, решила тоже попробовать. После нескольких глотков у меня закружилась голова, но я отлично помню все, что случилось дальше. Мы вышли по реке в озеро, высадились на островке. К этому времени парни успели порядком набраться. Сели, развели костер, Кристоф выставил второй кувшин. Сначала мы просто пили, жевали маринованные огурцы с хлебом и болтали. Потом… – Она запнулась, глубоко вздохнула, пытаясь успокоить дыхание. – Ден попросил Линн раздеться и потанцевать. Когда она сняла штанишки, я отвернулась от стыда, но потом мне стало любопытно. А она еще и расставила ноги, крутила бедрами. Я была в шоке, а парни пришли в восторг, особенно Ден – он тут же утащил ее в кусты. Мы остались вчетвером. Аманда тоже начала танцевать, медленно расстегивая пуговки на платье. У нее длинные черные волосы, и она очень соблазнительно ими размахивала под аплодисменты и улюлюканье парней. Извиваясь, как ящерица, она подползла к Кристофу, расстегнула ему штаны, достала… тот предмет и… засунула себе в рот. Меня чуть не вырвало, от омерзения я закрыла глаза. Антуан запустил руку мне под подол и спросил, не хочу ли я тоже раздеться. Я попыталась отстраниться, но он схватил меня, стал срывать с меня платье. Ну, и… я уступила. Он тут же начал лапать меня. Я чуть не сгорела от стыда, но это было так… волнующе. А потом он попытался засунуть мне между ног палец, и я стала вырываться и умолять отпустить меня. Антуан не выпустил, а начал снимать штаны. Аманда схватила меня за руки, Кристоф за ноги, меня распластали по земле и раздвинули ноги. Антуан навалился сверху. Я закричала от жуткой боли, когда мне между ног вонзилось что-то твердое, но он не обращал внимания – входил глубже и глубже, а потом начал двигаться во мне. Казалось, этот кошмар никогда не кончится. Потом он задвигался быстрее и, наконец, замер. Было столько крови… Я испугалась, но Аманда объяснила, что в первый раз всегда так. Мне позволили сходить обмыться. Но мои мучения на этом не закончились. Вернулись Ден с Линн, и все поменялись партнерами – Антуан занялся Линн, а Аманда оседлала Дена. Она улыбалась, стонала, ей очень нравилось заниматься любовью. А я недоумевала – ведь ничего, кроме боли, я не испытала. Кристоф схватил меня за волосы, приблизил мою голову… – Марго сглотнула. – Я сопротивлялась, увертывалась… Наверное, его намерения потерпели бы крах, если бы он не додумался заткнуть мне нос. Только я открыла рот, чтобы вдохнуть, он засунул его мне по самое горло. Потом Кристофа сменил Антуан, а Ден схватил меня за зад и поставил так, чтобы войти в меня сзади. Я хотела вырваться, но Антуан вцепился мне в волосы. В этот раз было не очень больно, но все равно неприятно, я терпела. Кричать все равно бы не смогла, потому что… рот был занят.

Марго спрятала лицо в коленях. Изливающаяся из нее боль тонула в лесном мраке. Несколько минут Морган слушал треск горящих поленьев и пьяный хохот филина в глубине леса. Весь жар костра сосредоточился у него в паху. Он ожидал чего угодно, только не рассказа о том, как компания юных подонков со смаком втаптывает в грязь звездный свет.

– Утром я не вышла на богослужение, – продолжила девушка. Складки плаща глушили ее голос. Морган наклонился вперед, прислушиваясь. – Сказала, что у меня болит голова – она и вправду болела, – и провела весь день в постели. Плакала, корила себя. А что толку. Несколько дней от Антуана не было вестей. Я думала, ему неловко. Не выдержала и под предлогом пригнать корову побежала к нему сама. Я постеснялась войти в калитку, влезла через щель в заборе и наткнулась на его брата – другого, не Кристофа. Он так мерзко улыбался, глядя на меня, что я поняла: Антуан ему рассказал. Он пошел за ним в дом, и оттуда донесся его голос: «К тебе пришла твоя церковная мышь» и голос Антуана: «Гони эту потаскушку в шею, если не хочешь попрыгать на ней сам». Они, видимо, посчитали, что у меня неважно со слухом. И… я убежала, не дожидаясь, пока кто-нибудь из них выйдет. – Она задышала часто и глубоко. – А на следующий день я отыскала Антуана в поле и призналась, что люблю его. И он послал меня подальше, грубо. А спустя несколько дней Линн проболталась: оказывается, Антуан поспорил с приятелем. – Плечи девушки вздрогнули от беззвучных рыданий, она вскочила и убежала в кусты.

Тело непроизвольно шевельнулось. Морган усилием воли пригвоздил себя к бревну.

«Остынь! Ты не настолько близок ей».

Дружеское утешение, предложенное в трудную минуту, и любовное объятие – не одно и то же, но первое перетекает во второе так же быстро и незаметно, как вода выносит лодку из реки в море, а море таит в себе новые опасности. Спустя какое-то время послышался плеск воды: умывается. Морган заварил земляничные листья.

– Извини. – Шмыгая носом, Марго села на бревнышко. – Антуан утверждал, что монашки ничем не отличаются от мирских девушек. Что они только прикидываются добродетельными. Узнав от Линн о моих чувствах к нему, он заключил с приятелем пари. Его не отпугнул даже статус моего отца, наоборот – это увеличило ставку. Три серебряных дана. Через две недели Антуан обвенчался с Розанной, деревенской красоткой. Оказывается, они были уже год как помолвлены. В день их свадьбы мы познакомились с Иштваном.