Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3

– Убирайся! – рявкнул на раба Джастин.

Мем с привычной покорностью выскочил из комнаты, закрыв за собой дверь; от его короткой мятежности не осталось и следа.

Джастин взял с кровати утягивающий корсет для живота. Снизу его звал Френсис, голос у брата был испуганный. Выругавшись, Джастин отшвырнул корсет и натянул тесные канареечные брюки. На ткани тут же выступили пятна влаги. На ходу застегивая гульфик, он поспешил вниз по лестнице, остановившись лишь для того, чтобы выдернуть из ножен висевшую на стене старую саблю.

Выскочив на улицу, он увидел, что в конце обветшавшего дома вовсю разгорается драка. Его гвардейцы – в шикарных, но безбожно перепачканных мундирах – окружили двоих мужчин, которые пытались отобрать друг у друга старую винтовку Холла. Этими двумя были кузены Лемке – вспыльчивые недоумки, владевшие процветающей фермой неподалеку.

Френсис, совсем исхудавший в последнее время, поспешил к брату:

– Оба пьяны в стельку! Может, лучше позвать ниггеров? Эти ребята уже вошли в раж настолько, что просто не позволят нам разнять их.

Да уж наверняка, подумал Джастин. Парочка гвардейцев захихикала, глядя на его мокрые брюки и заметно выпирающий живот.

– Черт, неужели ты не можешь призвать их к порядку? – прошипел он. – Почему это всегда должен делать я?

На самом деле ничего он делать не собирался. Вцепившись мускулистыми руками в спорное оружие, каждый из кузенов с силой тянул его в свою сторону. Вдруг один Лемке резко наклонил голову вперед и вцепился зубами в плечо второго; укус был настолько сильным, что на мундире выступила кровь. Ну нет, спасибо, подумал Джастин и пошел прочь; лучше найти четверых, а то и пятерых ниггеров покрепче, пусть они свои шкуры подставляют.

Один Лемке изменил положение рук, а другой в это время толкал ствол ружья вниз. Те, кто стоял ближе, попятились. Ружье оглушительно выстрелило, испустив клуб дыма.

Почувствовав сильный удар и жжение, Джастин качнулся вперед и уткнулся подбородком в землю, закричав от боли и бешенства. На желтой ткани, обтягивающей его зад, расплывался огромный красный цветок.

Глава 17

А на западном берегу Эшли, выше Чарльстона, нынешний глава семьи Мэйн и владелец большой рисовой плантации Монт-Роял, стоял перед тем же решением, что и его лучший друг Джордж Хазард.

С самого детства Орри Мэйн мечтал стать военным. Он окончил Вест-Пойнт в 1846 году и принимал участие в нескольких самых жарких сражениях Мексиканской войны. В битве при Чурубуско, близ Мехико, он потерял левую руку – отчасти из-за трусости и подлости Елканы Бента. Ранение вынудило Орри отказаться от давней мечты о военной карьере.

За его возвращением в Южную Каролину последовали тяжелые годы. Он всем сердцем полюбил жену Джастина Ламотта, и она отвечала ему взаимностью, но, будучи воспитанной в строгих традициях, не могла нарушить супружеской клятвы, поэтому долгое время влюбленные довольствовались лишь краткими свиданиями наедине и не позволяли себе физической близости, хотя оба страстно желали этого.

Когда череда тревожных событий привела Мадлен в его дом, она решила не возвращаться к мужу. Орри был счастлив, что они наконец вместе, хотя и не могут пожениться официально. Пользуясь неоднозначностью закона штата о разводе, Джастин делал все возможное, чтоб не дать жене свободу. Он продолжал упорствовать даже после того обстоятельства, которое заставило бы любого другого белого мужчину-южанина выгнать неверную жену из дома.

Мать Мадлен была красавицей-квартеронкой из Нового Орлеана. Хотя сам этот факт мог бы стать мощным оружием против мужа, у Мадлен не хватало жестокости использовать его, и все же она часто представляла себе, как вытянулось бы лицо Ламотта, узнай он правду о своей жене.

Орри сидел за старым выщербленным столом в небольшом здании конторы, из которого его отец и дед управляли плантацией. Бумаги, приготовленные на подпись, должны были подтвердить его преданность конфедеративному правительству, с обязательством отдавать часть прибыли новому государству, и это было еще одной головной болью, над которой он уже так долго размышлял. Стоял обычный для июля жаркий, душный день. В мирное время они с Мадлен, скорее всего, сбежали бы сейчас в летний дом в предгорьях, где было гораздо прохладнее.

В окна пробивался неяркий свет. Пахло фиалками и оливами. Орри всегда помнил эти запахи, как бы далеко от Монт-Роял он ни уезжал. Разбираться в документах совсем не хотелось, и он стал наблюдать за большим пальмовым жуком, который деловито спешил куда-то по расчерченному светом полу, оказываясь попеременно то в светлой полосе, то в темной. «Точно как и мы», – подумал Орри.

Он тряхнул головой, сердясь на себя. Но настроение не менялось. Грустные времена не располагали к веселью.

Из домика кухни неподалеку время от времени доносились смех или пение, но Орри был так поглощен своими мыслями, что почти ничего не слышал. Он снова думал о том предложении, которое ему поступило. Штабная служба в Ричмонде, у Боба Ли – кадрового офицера, чья преданность родной Виргинии заставила его бросить службу в федеральной армии; теперь он был особым военным советником при президенте Джефферсоне Дэвисе.

Кабинетная работа не слишком прельщала Орри, хотя он и понимал, что с таким увечьем его вряд ли отправят на передовую. Впрочем, как знать – вдруг в Ричмонде надумают последовать примеру противника? Орри слышал об одном офицере – Филе Кирни, хотя и ни разу не встречался с ним, который тоже потерял руку в Мексиканской войне, а теперь командовал дивизией добровольцев Союза.

Несмотря на обостренное чувство долга, Орри все еще колебался, и тому было немало причин. Ходили слухи, что работать с Дэвисом очень непросто. Да, он был храбрым офицером, как и Орри, учился в Вест-Пойнте, но слишком любил власть и – правда это или нет – всегда старался подмять под себя всех и каждого.

Кроме того, в Ричмонде жили сестра Орри Эштон и ее муж Джеймс Хантун, тоже занимавший какую-то должность в правительстве. Когда Орри узнал, что Эштон сыграла не последнюю роль в том подлом заговоре, в результате которого едва не был убит Уильям Хазард, он выгнал сестру и ее мужа из дому и приказал им никогда больше не возвращаться в Монт-Роял. И теперь мысль о том, что он будет находиться где-то рядом с этой парочкой, вызывала у него отвращение.

К тому же на плантации не было надсмотрщика. Люди помоложе, которых он мог бы нанять, отправились служить. Человека постарше, достаточно умного и крепкого для такой работы, найти никак не удавалось. Орри уже помещал объявления в газетах Чарльстона и Колумбии и говорил с тремя претендентами, но все они не подошли.

Гораздо более важной причиной была болезнь матери. И еще страх оставить Мадлен одну. Дело было вовсе не в эгоизме: если он уедет, Джастин наверняка постарается отомстить жене за тот вред, который она нанесла его лицу и его репутации.

Да и рабы могли стать опасными. Орри не обсуждал этого с Мадлен, чтобы не тревожить ее без необходимости, но с недавних пор он начал замечать настораживающие перемены в поведении некоторых молодых рабов. Серьезные наказания никогда не применялись в Монт-Роял – в них просто не было необходимости; только однажды покойный отец Орри приказал жестоко высечь провинившегося раба.