Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3

Внезапно посерьезнев, он отложил вилку:

– Хорошие?

– Боюсь, это не насчет развода. Просто нечто забавное и немного грустное.

Она быстро пересказала то, что услышала от одной из служанок на кухне, которая днем ходила в Резолют с каким-то поручением.

– В зад… – задумчиво повторил Орри. – Прямой удар по опоре семейного престижа Ламоттов, а?

Мадлен засмеялась:

– Ну, теперь твоя очередь.

Орри сломал две красные восковые печати и развернул посылку. Когда Мадлен увидела, что пряталось под промасленной тканью, она ахнула от восторга:

– Какая красота! Откуда такое чудо?

– Из Германии. Я заказал ее для Чарльза и надеялся, что дойдет в целости.

Он протянул Мадлен саблю в ножнах. С величайшей осторожностью она взялась за кожаную рукоять, украшенную витой латунной проволокой, и вытянула изогнутый клинок. Глаза мальчика-раба, стоявшего рядом с опахалом, округлились от удивления, когда сталь сверкнула в свете свечей. Орри объяснил, что это легкая кавалерийская сабля по одобренному образцу 1856 года, длиной сорок один дюйм.

Мадлен чуть наклонила лезвие, чтобы прочесть выгравированную в верхней части надпись: «Любимому Чарльзу Мэйну от родных. 1861 год».

Мадлен с нежностью посмотрела на Орри, потом повернула лезвие другой стороной:

– Фамилию на клейме не могу прочитать. Клаберг?

– Клауберг. Из Золингена. Один из лучших мастеров в Европе.

– Здесь еще выгравированы цветы и завитки. И даже медальоны с буквами «К» и «Ш», – заметила Мадлен.

– В неизменных вариантах этой модели буквы другие – «С» и «Ш», – с невеселой улыбкой отозвался Орри.

Мадлен, все еще с опаской держа саблю, как будто та была из стекла, вернула ее в ножны из синеватого металла, украшенные золотой инкрустацией. Потом, избегая взгляда Орри, спросила:

– Может, тебе следовало и для себя такую же заказать?

– На случай, если меня мобилизуют?

– Да.

– Но это же кавалерийская сабля, я не смогу ее носить, даже если бы…

– Орри, – перебила его Мадлен, – не увиливай. Не обманывай меня и себя, тебе все равно придется принять решение.

– Да, прости. Ты, конечно, права. – На его лице мелькнуло странное выражение, как будто он что-то скрывал от нее, но это было так не похоже на Орри. – Я пока не могу поехать в Ричмонд, – сказал он. – Этому есть множество причин, и прежде всего страх за тебя.

– Я прекрасно могу сама о себе позаботиться, и ты отлично это знаешь.

– Не злись, пожалуйста. Конечно я знаю. Но ведь есть еще и матушка…

– За ней я тоже могу присмотреть.

– Хорошо, но с плантацией-то ты точно не справишься без управляющего. Я снова подал объявление в «Меркури». Ты смотрела почту? Ответа не было?

– Боюсь, что нет.

– Тогда надо продолжать поиски. В этом году мы должны собрать хороший урожай, если придется делиться с правительством. Я сегодня подписал договор. Так что, пока я не найду надежного человека для работы в Монт-Роял, я не могу уехать в Ричмонд.

Позже они перешли в библиотеку. На полках, добротно и с любовью сделанных еще Тиллетом Мэйном, выстроились ряды книг. Они выбрали прекрасное издание «Потерянного рая». В годы их тайных встреч они часто читали стихи вслух; волнующие рифмы иногда служили им слабой заменой физической близости, которую они себе запрещали. Теперь, живя вместе, они обнаружили, что совместное чтение по-прежнему доставляет им удовольствие.

Они устроились на кушетке, которую Орри специально для этого передвинул. Он всегда сидел слева от Мадлен, чтобы держать книгу перед ней. В полутемном углу комнаты стояла вешалка с его мундиром, который обрел здесь свое место после возвращения Орри с Мексиканской войны. У мундира было два рукава; Орри редко теперь смотрел на него, и Мадлен это радовало.

Он перелистывал страницы поэмы, пока не нашел обрывок бумаги, заложенный между ними:

– Вот здесь.

Он слегка откашлялся и начал читать с середины пятьсот девяносто четвертой строки:

– …Так, едва Взошедшее на утренней заре, Проглядывает солнце сквозь туман Иль, при затменье…

Мадлен подхватила, и ее голос мягко зазвучал в уже сгущавшейся темноте:

– …скрытое Луной, На пол-Земли зловещий полусвет Бросает, заставляя трепетать Монархов призраком переворотов… [29]

– И простой народ тоже, – сказал Орри.

Мадлен положила книгу на колени, а Орри, немного помолчав, продолжил:

29

Джон Мильтон. Потерянный рай. Перевод А. Штейнберга.

– Купер считает, что мы ввязались в эту войну, потому что Юг отказался принять назревающие в стране перемены. Особенно я запомнил, как он говорил, что мы не в силах примириться ни с необходимостью перемен, ни с их неизбежностью. – Он похлопал по книге. – Похоже, Мильтон это понимал.

– Но изменит ли война хоть что-нибудь? Станет ли лучше, после того как она закончится?

– Некоторым нашим правителям нравится в это верить. Я не верю.

Орри не хотелось портить вечер такими грустными размышлениями. Он поцеловал Мадлен в щеку и предложил продолжить чтение, но она удивила его, когда, вдруг обхватив его лицо прохладными ладонями, воскликнула со слезами счастья на глазах:

– Вот этого ничто не изменит! Я люблю тебя больше самой жизни!

Слегка приоткрывшись, ее губы прижались к его губам; поцелуй был долгим и нежным. Орри протянул руку и ласково погладил ее по волосам, а Мадлен, склонив голову к его плечу, прошептала:

– Что-то мне надоели английские поэты. Погаси свет, и идем наверх.

На следующий день, когда Орри ушел проверять работу в полях, Мадлен решила заняться починкой шали. Они с Орри делили одну гардеробную на двоих, и она стала искать шаль там.

За рядом сюртуков, которые Орри никогда не надевал, она заметила знакомый пакет. Но ведь саблю она последний раз видела внизу, в библиотеке, зачем Орри принес ее сюда и спрятал?

Когда она протянула руку за сюртуки и достала сверток, у нее перехватило дыхание. Все красные печати были целыми. Что ж, теперь понятно, почему Орри так развеселился, когда она стала поддразнивать его насчет второй сабли.

Она положила сверток на место и аккуратно сдвинула сюртуки на прежнее место. О своей находке она решила умолчать – пусть Орри сам скажет, когда сочтет нужным. Но у нее больше не оставалось сомнений относительно его намерений.