Север в сердце
Шрифт:
– Мой сын боится меня.
– Потому что ты теперь знаешь, что у него в голове. Вы не думаете о своих воинах и своих женщинах и детях. Скоро все начнут умирать от такой еды. Ты видел, у ассаров есть все зубы, а у твоих сыновей уже нет, хоть они еще молоды.
– Воинам не нужны зубы, им нужен лук и бесстрашие.
– Зачем ты позвал меня?
Он посмотрел на Сигу, и махнул ей в сторону двери. Она схватила покрывало и вышла за дверь.
– Мне не понятно, что делать дальше, Макраш.
– Ты думаешь только о том, чтобы остаться правителем, а не думаешь о том, чтобы твое имя запомнили будущие поколения, -
– Мои сыновья продолжат мой путь.
– Они начнут свой, а тебя забудут, как правителя, при котором умирали воины и дети. Сколько умирает каждый яркий? – на окраине леса я видела много свежих холмиков, которые были накрыты тканями, прижатыми камнями. Ткани были свежими.
– Шесть или восемь.
– Давно?
– С начала холодов.
– Сейчас будет все больше и больше, Харкам, - весенний авитаминоз никто не отменял, и я ни разу не видела здесь даже отваров на травах.
– Что делать, Макраш?
– Ассары могут научить тебя, но ты должен отпустить их, и попросить вернуться с плодами и травами. Детей умрет много. Их матери проклянут тебя и твоих сыновей.
– Боги забирают слабых.
– Твой младший сын слаб, и может не дожить до тепла.
– Так решают Боги.
– Все умрут, и эти земли займут васары, и будут пасти лошадей на ваших могилах, уходи, пусть приведут ассара, - я села и закрыла глаза. Я надеялась, что посеяла в его голове мысли, и теперь оставалось только ждать.
Сига пришла сразу после того, как он вышел. Мухара принесла неизменное блюдо с куском разваренного мяса и шариками из теста. Я раскусила тесто. Оно было с яйцом. Мука была серой. Один раз в месяц этот бешбармак был бы прекрасным блюдом, но ежедневно есть его было невозможно. Те, кто беднее, скорее всего, ели хуже. А вот это надо узнать.
– Одевайся теплее, Сига, мы пойдем осмотрим поселок, я встала надела шубу и свои меховые чуни.
Дома располагались рядами. Здесь были дома на семью, откуда выходили мужчины с детьми, женщины выглядывали и сразу прятались. Были большие двухэтажные дома, где, скорее всего, жили мужчины без семьи. По улицам пахло курдючным жиром, на котором что-то жарили уже не в первый раз. Через десять рядов домов начались «фавэлы», где к плохонькому домику были прилеплены курятники, скотные дворы, были огорожены большие загоны, в которых блеяли овцы. Некоторые люди смеялись беззубыми улыбками младенцев.
Мне было не понятно – они всегда так ели, или сейчас у них не осталось запасов? Неужели ежегодно в зиму умирает столько людей?
В конце поселка были огромные скотные дворы, стойла с лошадьми, среди которых я узнала и наших черных красавцев – меринов Драса, Гора и Бора. Они были как три алмаза среди остальных. У наших охотников были помеси, но лошади все равно были крупнее, чем лошадки харкамов.
Весь поселок был обнесен этой стеной, и везде на стене были лучники. Почему ни не дежурят у источников? Ведь из-за густого пара, что идет от воды, со стен не видно вообще ничего – к стенам легко подобраться даже большой группе. Осаду они смогут держать долго – много мяса и есть колодцы с водой. Но здесь, за их стеной масса нефти, в которую можно окунать стрелы и вся их стена вместе с городом, полным сена и крышами, крытыми стесанными досками и соломой, сгорит за несколько часов.
Они не похожи на дураков, но я никак
не видела подвоха. Из маленького домика выбежала маленькая девочка, и за ней выскочила женщина. Схватила ее и направилась в дом. Я пошла за ней, и поймала дверь, прежде, чем она закрыла ее.– Я смотреть что вы едите, - уверенно дернула дверь и вошла в вонючее помещение.
– Госпожа, у нас дети болеют, уходи, - женщина постоянно кланялась, и отступала к занавеске. На полу сидел мальчик не старше двух лет и собирал с пола солому, потом облизывал и брал следующий пучок.
– Покажи, кто болеет, - я двинулась за ней к занавеске.
– Это, - она отдернула шторку, показав на большую кровать, на которой, скорее всего, спали все вповалку. Там лежала девочка лет десяти и мальчик лет пяти.
Девчушка, что выбегала на улицу сейчас возилась с малышом на полу.
Я посмотрела на детей, у которых даже не врач сразу увидит анемию. Отодвинула губу и задела зубы – они качались. Десна были опухшими.
– Ты даешь им молоко?
– Молоко только воинам и женам Харкама.
– Что вы едите? Где твой муж? – я осмотрелась в поисках кухни, и нашла полки у дальней стены. Там были мешочки с мукой, несколько мешочков с зерном пшеницы, соль.
– Это все?
– Есть соленое мясо, - она не смотрела мне в глаза. – Их отец воин, - она стояа близко, и на черных волосах я явно рассмотрела «ожерелье», которое скоро лопнет новыми сотнями вшей.
– Ясно, идем, Сига.
Мы вышли, и у меня зачесалось все тело, мне казалось, что по моей шее кто-то ползет, и мои уши кусают тысячи насекомых.
На встречу шли воины.
– Где мне найти Харкама?
– Там, - они указали на высокий дом из белого камня, что был виден через ряды, он стоял сразу за тем, в котором жили мы.
Мы обошли еще пару подобных хибар. Кое где были и мужчины, но они сразу выходили на улицу. Везде было только соленое мясо и мука. Мы ели свежее мясо.
На входе в большой дом стояли два воина. Они дали понять, что нас туда не впустят.
– Позовите Харкама, я буду стоять здесь, пока он не выйдет, - я шепнула Сиге, чтобы она шла в дом, я видела, что она уже замерзла под своим покрывалом.
– Нельзя, - они даже не повернули голову.
– Харкам, выйди ко мне, - я закричала громко, как могла. – Выйди, твой народ умирает, дети умирают прямо сейчас. Скоро твой народ весь будет лежать здесь мертвый, потому что некому будет его хоронить, Харкам!
За моей спиной стал собираться народ. Пусть слышат и пусть думают. Минут двадцать не происходило ничего. Люди начали шептать, и к толпе стали подтягиваться воины. Здесь теперь были не только мужчины, здесь были и женщины в покрывалах.
– Нельзя говорить о Харкаме при всех, - за моей спиной стоял Харэм – средний сын хозяина этого умирающего поселка.
– Скоро не будет никого, Харэм.
– Почему?
– Ты был в домах людей? Ты знаешь сколько умирает в день?
– Нет.
– Сходи в последние дома. Почти все дети, которых не кормят грудью, лежат. У них выпадают зубы и болят кости, - я повернулась к нему.
– Каждый холод умирают слабые.
– По восемь человек за один яркий? – я видела, как его глаза расширяются. – Тебя тоже не интересует как живут люди? Что они едят? Когда начнется тепло, здесь не будет половины людей. Сколько людей сейчас?