Северная Аврора

Зенькович встал. Они вышли на палубу. Свежий ночной ветерок шевелил полы шинели, которую военком, выходя, накинул на плечи.

– Что будет завтра?
– спросил Зенькович, и в голосе его прозвучала тревога.

– Завтра?
– переспросил Павлин.
– На заседании предъявим свои требования. Мне кажется, все ясно.

– Я не о заседании. Тут-то действительно все ясно. Я о будущем... О войне. Ты видишь, что с каждым часом наша страна все больше превращается в поле битвы, в военный лагерь. Нынче каждый советский человек должен стать прежде всего бойцом... воином революции... Как мы будем отражать врага? Какими средствами? Вот это надо обдумать.

Две строгие, суровые линии обозначились у Зеньковича на лбу. Он взял Павлина под руку, и они долго шагали по палубе, разговаривая о предстоящих событиях.

Остаток ночи они решили провести на палубе. Здесь легче дышалось. Зенькович расстелил свою шинель, оба растянулись на ней и сразу уснули.

Заседание на "Сальвадоре" состоялось днем. Кают-компания быстро заполнилась английскими офицерами. Все расселись за длинным овальным столом, покрытым синей суконной скатертью. Адмирал Николлс открыл заседание и предоставил слово капитану Томсону.

Командир "Аттентива" давал объяснения с таким веселым лицом, как будто рассказывал смешные анекдоты. По его словам, пароходы "Соломбала", "Михаил Кази", "Север", "Новая Земля", "Михаил Архангел" понадобились английским властям только для перевозок...

– Военных, конечно?
– жестко перебил его Зенькович.

– Разумеется.

– Но ведь вы захватили их вооруженной силой? Ваш крейсер стрелял по "Михаилу Кази". Это точно установлено... Есть свидетели.

– Я стрелял холостыми, - с улыбкой возразил Томсон.

– А если бы пароходы не подчинились?
– спросил Павлин.

– Тогда я принудил бы их к повиновению боевым зарядом, - все еще улыбаясь, ответил Томсон.
– Это закон войны!

– Закон войны? Значит, вы находитесь с нами в состоянии войны? Так следует понимать ваши слова?

Щеки Николлса побагровели.

– Капитан Томсон не знает, что говорит, - с раздражением взглянув на командира "Аттентива", сказал он.
– Позвольте мне разъяснить. Мое правительство находится в дружбе с советским правительством. Что же касается Мурманска, так ведь он просто отпал от вас, не состоит под эгидой Москвы и управляется сейчас по своей собственной воле. Так следует рассматривать данный инцидент. Но мы не вмешиваемся в ваши внутренние дела... Пароходы, о которых здесь шла речь, приписаны к Мурманскому порту. Мы в данном случае только поддержали требование Мурманска.

– Требование кучки изменников!
– с гневом воскликнул Павлин.

Адмирал снисходительно улыбнулся:

– Извините меня, в России сейчас такой хаос, что мы не знаем, какую власть считать законной. Нам приходится считаться только с фактами.

– Господин адмирал, - резко сказал Павлин, - следует считаться только с тем несомненным фактом, что единственная законная власть в России - это советская власть.

Павлин готов был вскочить, крикнуть, обозвать адмирала лицемером и негодяем, но он сдержал себя и, заложив руки в карманы пиджака, сжав кулаки, обратился к секретарю советской делегации:

– Прошу вас точно фиксировать все, что здесь говорится... все до единого слова!

Он повернулся к Томсону:

– Почему вы переменили флаги на советских пароходах?

Адмирал многозначительно посмотрел на своего подчиненного. Но Томсон не обладал проницательностью Юнга - с ним нельзя было разговаривать взглядами.

– Красный флаг - символ советской власти, а население против большевиков, - не задумываясь, объявил капитан крейсера.
– Кроме того, я желал обезопасить пароходы от германских подводных лодок.

– Население против большевиков? Неужели?
– не скрывая своей насмешки над офицером, сказал Павлин.
– А вы знаете, как реагирует на ваши действия население Архангельска? Оно возмущено, оно протестует. Впрочем, я напрасно говорю вам об этом. До населения Архангельска вам так же нет дела, как и до населения Мурманска или Кеми. Поговорим лучше о германских подводных лодках.

Он обернулся к адмиралу:

– Согласно гарантии, данной советскому правительству, германские подводные лодки не станут топить суда под красным флагом. Но эта гарантия не распространяется на суда под трехцветным флагом - флагом царской России, навсегда прекратившей свое существование. И уж, конечно, она не распространяется на суда, идущие под английским флагом. Теперь скажите, может ли перемена флага обезопасить наши пароходы от германских подводных лодок?

Офицеры зашептались. Некоторые из них с интересом смотрели на Павлина.

– Вы правы, - бросив на Томсона злобный взгляд, сказал Николлс.

– Кроме того, - продолжал Павлин, - перемена флага означает перемену власти. Очевидно, командир "Аттентива" собирался свергнуть советскую власть. Не так ли?

Адмирал замялся:

– Это, конечно, не так... Капитан Томсон просто не подумал своего поступка... Намерения у него были самые лучшие...

Павлин переглянулся с Зеньковичем.

Нам все ясно, - сказал он.
– Предлагаю перейти к следующим вопросам. Как вы объясняете расстрелы, чиненные вами?

Какие расстрелы?
– воскликнул английский комендант Кеми полковник Грей.
– Я протестую! Ваш большевик сам стрелял из револьвера, и поэтому...

– А вы не стреляли бы?
– резко возразил Павлин.
– Если бы ночью в вашу канцелярию ворвалась вооруженная банда, разве вы не стреляли бы? А за что тут же на месте вы убили секретаря Совета студента Малышева и гражданина Вицупа?

– Вицуп был с винтовкой...

– Но он же не стрелял! Ствол его винтовки чистый, без нагара. Обойма полная. Да если бы он и выстрелил, то в его поступке не было бы ничего предосудительного. "Мой дом - моя крепость". Так, кажется, любят говорить ваши соотечественники?

– Простите, господин Паулин Виноградов, - приподнимаясь с кресла и не глядя на Павлина, сказал адмирал.
– Английское командование очень огорчено всем случившимся. Но позволительно думать, что эти безумцы чем-то вынудили солдат к пролитию крови. Очень печально!

– Господин Николлс, вы, по-видимому, старый моряк, пожилой человек, повидавший жизнь, - сказал Павлин.
– Мне стыдно за вас! Прекратите эту скверную комедию.

Он сказал эти слова очень тихо, но все услышали их среди внезапно установившегося молчания.

– Не только всем нам, присутствующим здесь, - также негромко продолжал Павлин, - но, я думаю, всему миру эта история станет ясной, если рассказать ее самыми простыми словами и даже без всяких комментариев. Даже ребенок поймет, что случилось в Кеми и какую роль сыграла Англия во всех этих кровавых событиях.