"Северная корона". Компиляция. Книги 1-13
Шрифт:
Получается, они предпочли сдаться и служить? Да быть такого не может!
– Ты можешь ускориться? – поинтересовался Триан. – Думаю, скоро станет еще темнее, и тогда мы оба навернемся.
– Не могу я двигаться быстрее, я же не горная коза – скакать тут! Это тебе в диких горах все знакомо, у меня такого опыта нет!
– Ничего мне не знакомо, я на Глизе впервые, как и ты.
– Я ведь не про Глизе говорю, а про то, что было много лет назад!
Вот теперь он не стал отмахиваться от ее слов, как от очередной шуточки. Триан остановился и резко повернулся к ней. Его глаза снова стали непроницаемыми, как тени ночи, и Альда поняла,
Причем глупую. Но ей надоела эта его непробиваемая самоуверенность, ей отчаянно хотелось его задеть – по-настоящему! И она решила показать, что ей известно о нем больше, чем он предполагает.
А Триан терпеть не может, когда кто-то роется в его памяти. Альда вдруг особенно остро ощутила, что они здесь совсем одни, рядом вообще нет людей – ни своих, ни чужих. Если он нападет, сумеет ли она защититься?..
Но Триан не напал, он просто окинул ее тяжелым взглядом.
– Снова влезла, куда не просили?
– Влезла, но не добровольно, если тебе от этого легче.
– Не сильно. Как много ты знаешь?
А вот это был любопытный вопрос. Альде больше не снились долгие, понятные сны о нем. Но часто мелькали обрывки воспоминаний – всего лишь отдельные короткие фрагменты, которых она не понимала. Сами по себе они были безвредны для Триана и не так уж много рассказывали о нем.
Это если бы она отнеслась к ним, как к обычным сновидениям, и позволила себе забыть их. Но ей ведь было интересно выяснить, кто он такой, узнать то, что неизвестно даже капитану Лукии! Поэтому Альда начала записывать их, а позже, когда их накопилось много, рассортировывать в хронологическом порядке. Так из видений, которые сами по себе лишь дразнили воображение, начала получаться настоящая история.
Триан был совсем маленьким, когда Легион забрал его – лет пяти-шести, не больше, и свою семью он помнил смутно. Сначала его увезли на космическую станцию, где долго обследовали, проверяли все что только можно. Результат удовлетворил военных, и мальчишку направили на обучение.
Он очутился то ли на Земле, то ли на другой освоенной планете, Альда не бралась сказать наверняка. Но многие ее пейзажи были похожи на Глизе: пустыни, горы, леса, а еще – очень старые города, в которых жили будущие легионеры.
Тогда Триан не был таким самовлюбленным и молчаливым, как сейчас. Альда выяснила, что у него были друзья, был и один лучший друг – того же возраста, что и Триан, и они проходили обучение вместе.
Но не закончили. Она видела этого друга в ранних воспоминаниях, потом был временной провал, о котором Альда ничего не знала. Следующие сновидения рассказывали о его старших годах – последних годах обучения. И там уже никакого друга не было. Может, потому, что молодых легионеров учили держаться подальше друг от друга и не строить эмоциональных связей. Но этого друга Альда не видела даже рядом с ним, паренек как будто испарился! Иногда ей даже хотелось сорваться и спросить о нем Триана напрямую, однако инстинкты подсказывали, что ни к чему хорошему это не приведет.
Те годы были трудными, и Альда видела то, что он вряд ли захотел бы кому-то показать: его слабость, его слезы, его мольбы о пощаде, когда боль становилась слишком сильной. Такой была цена, которую ему пришлось заплатить за нынешнее могущество. А Триан гордый, сложно сказать, как он отреагирует, если кому-то станет известно…
– Не так уж много я и знаю, – пожала плечами Альда. – Мне снилось, как ты тренировался на похожей планете,
бегал по горам, только и всего. Закрывай свою память лучше, если не хочешь, чтобы ее увидели!– То есть в преступлении ты винишь жертву?
– Это не преступление, а ты не жертва. Идем уже, что ли!
Он еще несколько секунд постоял на месте, словно решая, что лучше сделать с ней. В этот миг Альде почему-то стало холодно, хотя в горах было немногим прохладнее, чем в пустыне.
Наконец Триан продолжил путь, и она смогла вздохнуть с облегчением. Нужно будет впредь следить за языком… По крайней мере, пока они остаются наедине.
Они успели преодолеть большую часть подъема, когда стало совсем темно. Альда уже видела, что из-за горы пробивается свет, пусть и неяркий, она чувствовала там жизнь – много жизни! Они добрались до города и вполне могли бы войти в него.
Вот только Триан предпочел сойти с тропы. Он обнаружил в горной породе расщелину, которую Альда ни за что бы не разглядела. Укрытие было не самое удобное, но и не худшее, вполне подходящее для них двоих.
– Не понимаю, зачем это, – поморщилась Альда, наблюдая, как он укладывается на землю. – И ты, и я можем обходиться без сна еще не меньше суток!
– Земных суток, – уточнил он. – Но мы не знаем, что ждет нас дальше и что произойдет с нами через земные сутки, которые здесь вряд ли так уж высоко ценятся. Сейчас у нас есть возможность для безопасного сна, воспользуемся ею, следующей на этой планете может и не быть.
Впервые за свою долгую по меркам Холинсу жизнь он позволил себе мыслить свободно – и это оказалось непередаваемо приятно.
Хотя развлечение было опасным. Людям, всем без исключения, много раз повторяли, что думать нужно поменьше, ни к чему хорошему это не приводит. Просто иди со всеми, будь как все, и проживешь дольше. А уж для городской стражи это было особенно важно, для воинов собственные идеи считались чуть ли не предательством.
Поэтому если кто и позволял себе такую вольность, ему нужно было оставаться очень осторожным. Оценивать что-то, искать причины и следствия, делать выводы… Если уж решился на такое, то не болтай! Потому что если хоть одна живая душа узнает, следующий рассвет ты можешь встретить на плоту посреди озера.
Дженвену не слишком хотелось умирать, поэтому он боролся с собой, сколько мог. Это была трудная битва, куда сложнее, чем все порученные ему задания. Иногда ему казалось, что ему достался какой-то особенный разум, который сам рвется придумывать новое, а оставаться без дела ему скучно. Просто болезнь какая-то! Он запоминал все быстрее, чем его сверстники, легче усваивал знания и всегда стремился к большему. Единственное, за что он мог поблагодарить этот странный ум, – способность притворяться. Ему долго удавалось прикидываться такой же безмозглой грудой мышц, как и все окружающие.
Отчасти его задача упрощалась тем, что он ничего по-настоящему не хотел. Когда разум просыпался и требовал перемен, Дженвен честно спрашивал себя: а зачем? У него не было близких, он едва помнил своих отца и мать. У него были приятели среди других воинов, но никому из них он по-настоящему не доверял. Ему нравились те женщины, которых назначали ему в жены, и он с удовольствием проводил с ними ночи. Но никто не позволял ему увидеть своих детей, они не были для него по-настоящему близкими. Дженвен и не искал встречи с ними: никогда не знаешь, что разозлит холини.