Северные волки

– Тогда возьми. Воды источника вернут жизнь в тело. А я спряду новую нить за этим узлом на ваших судьбах.

Берта взяла. Как наибольшую драгоценность в девяти мирах, за которую она заплатила наибольшую цену, которую может заплатить женщина.

– Иди. И помни, что эту судьбу ты выбрала для себя сама, - сказала Верданди.

И снова ветер подхватил Берту, напомнив, что она всего лишь сухой лист, который носит судьба туда, куда угодно ее ветрам.

Улье в бессильной злости сжимал и разжимал кулаки.

То, от чего он так старался оградить своего кровного брата, все равно случилось. А ведь он чувствовал, что дурным закончится затея забрать ее в земли Норэгр. Чувствовал. И все же не настоял. Поверил, что сами боги послали ему фракийку. Разве что сам Локки приложил к этому свою руку.

Раненого Хальвдана и бесчувственную Берту перенесли в дом Бьерна. И сейчас фракийская рабыня зашивала и обрабатывала его рану.

Кому, как не Ульву, видевшему не раз бою подобные ранения, знать, что толку от ее повязок, как от листа подорожника.

И все же она не сдавалась. Ее движения были точными, а слова короткими. И только капли пота и краснеющие глаза напоминали, чего стоит ей держать себя в руках. Две рабыни помоложе подбрасывали поленья в очаг, и в доме скоро стало невыносимо жарко. А над огнем булькало варево Хельги жреца.

– Я убью ее собственными руками. Вырву сердце и скормлю псам, - сказал Ульв холодным, как льды во фьодах, голосом.

– Оставь эту месть богам, - устало сказал Бьерн.
– Пусть они решат ее судьбу. Не опускайся до мести женщине.

– Я верю в вельву. Она упрямая, как бык. И дух ее силен. А еще она умеет жертвовать собой... Она справится, - сказал Хельги жрец. И добавил, переступив мертвую девушку-рабыню, горло которой было перерезано от уха до уха, чтобы кровью ее открыть дорогу к источнику мудрости и жизни.
– Уберите жертву.

Улье и Бьерн взяли ее за руки и ноги, и потащили во двор, чтобы потом предать тело огню.

Хельги Жрец ждал. Он ждал слишком долго. Много зим миновало с тех пор, как Гуннар предрек ему славу и долгую жизнь, а еще мудрость, которой владеет только Один. Он ждал и верил, что маленькая вельва и есть та самая, кто даст ему мудрость источника. И силу его телу, что дают его воды.

Он ждал. Не сводил глаз с почти неживой Берты и все равно не заметил, как в руках ее появилась чаша с водой, чистой настолько, что казалась пустой. Взял из рук не пришедшей в сознание девушки и дал обоим по глотку. Остальное же допил сам, чувствуя, как тело его снова наполняется силой. Как исчезает боль старых шрамов и сломанных костей.

И ему уже не было дела до того, как подскочила Берта и сразу же бросилась ощупывать Хальвдана, едва открывшего глаза.

Ему не было дела до того, как он обнял ее. И она сама склонилась к его губам, чтобы поцеловать, смеясь и рыдая одновременно.

Ему не было дела. Его ждала судьба великого воина и конунга. Пусть не в этих землях. Пусть земли, которыми ему доведется править далеко на юго-востоке. И путь к ним так же труден, как пешком пройти владения Ньерда. Хельги ждал этого дня слишком долго, чтобы сдерживать радость, особенно в теле с силой молодого воина.

Он вышел во двор, хватая ртом морозный сладкий воздух ночи. И закрыл глаза, ощущая, как по жилам, словно жидкий огонь растекается сила источника Урд.
– Хельги Жрец, ты разгневал меня, - звонким голосом сказала молоденькая девушка.
– Каждый, кто испил из источника Урд, должен заплатить. И я не стану спрашивать, согласен ли ты платить, потому как вода его уже досталась тебе. А заплатишь ты посмертием Хельги Жрец. Сколько бы битв ты не прошел, сколь бы ни велики были твои победы, ты все равно отправишься в стылые туманы великанши, приняв смерть от единственного существа, которого будешь любить. Не оставляло сомнений, что сама Скульд предрекла в этот миг его судьбу. И Жрец похолодел.

С тех пор он не подпустит к себе женщин. Ни одна не займет места на его ложе и уж тем более в его сердце. А единственным существом, которое он будет любить, станет конь, подаренным царем далекого Золотого Города, который в Гардарики зовут Константинополь.

Инглин Олафдоттир бежала, утопая в глубоком снегу и путаясь в подоле длинного сарафана и собственном плаще.

Да, теперь она была молода и прекрасна, но в то же времени одинока и гонима собственным родом. Никто теперь не возьмет ее под защиту, едва весть о смерти Хальвдана расползется по землям Норэгр. Разве что податься к конунгу Хрерку... Да и там вряд ли дадут ей кров. Лучше исчезнуть пока все забудут о том, что она сделала. А там все наладится. Золота и серебра она взяла достаточно, чтобы прожить безбедно до конца дней.

Она поднималась в гору, спеша, словно гнались за ней полчища темных альвов. Но резко остановилась, едва не сорвавшись с высокого обрыва. Только мелкое каменное крошево осыпалось в ущелье.

Выдохнув свой испуг, Инглин развернулась. Нужно взять себя в руки, иначе сама Норэгр сожрет ее, и даже тело Инглин не найдут по весне. Успокоится. Все уже сделано и все позади. Впереди новая жизнь. И эту жизнь Инглин Олафсдаттир проживет по-другому. Лучше. Она не станет разменивать ее на любовь. В этот раз она все же станет женой конунга.

Инглин улыбнулась своим мыслям и прикрыла глаза. Так и будет.

Полная решимости, она уже сделала шаг в противоположную от обрыва сторону...

И в этот миг ее лицо, с хриплым криком ворона, обожгла боль. Когтистые лапы впились в помолодевший лик дочери ярла и полуночной всадницы.

Ей не ведомо было, что играя со смертью, рискует и сама оказаться в ее лапах. Она старалась отбиться. Отогнать ворона. Но только оступилась и, неловко взмахнув руками, полетела вниз. Эхом по ущелью прокатился крик и треск сломанных костей.

Смерть никогда не уходит одна. Будь ее бабкой Гесса по прозвищу Колдунья, она бы это знала.

Смерть всегда заберет то, что ей полагается.

ГЛАВА 34. Последняя.

Розовый рассвет занимался над величественными фьордами. Это зрелище было столь же прекрасно и величественно, сколь вечно. Заливали розовым светом утренние лучи синие воды, делая их особенно прекрасными. Берта сидела на огромном валуне, нагретом солнцем, подобрав ноги и уткнувшись подбородком в колени, вертя в руках мелкий камушек.

Шумел водопад, не позволяя никому расслышать, как тяжело вздыхает молодая вельва.

Казалось бы, после всего она заслужила счастья, вырвала его зубами, подобно волчице, у великанши Хель. Но...

– Прячешься?
– словно из под земли, появился Ульв Рыжий Лис.
– Все тебя обыскались, а ты снова прячешься. Скажи мне Берта, что еще мучит тебя?

Берта не решалась о том говорить никому. То, что чрево ее пусто - стало ее тайной и ее болью. Именно потому она раз за разом сбегала от Хальвдана, едва он заводил разговор о том, чтобы ввести ее в свой дом женой. Как бы жарко он не любил ее чуть не каждую ночь, Берта снова и снова возвращалась в дом Бьерна. И молча, глотала горечь, накрывшись с головой шкурами. Но Ульву она могла сказать всё. Или почти всё.