Sex под запретом

Как выражается Орловский — Болт.

Гайку, подходящую ему по размерам, не очень себе представляю. Но, я — то теоретик в этой области. А практики утверждают, чем больше — тем лучше.

Какая мне разница, спать с Костровым я не собираюсь и точка. С Амином бы..

Ну, да. Было бы неплохо, попрощаться с девственностью. В наше – то время оставаться таковой в двадцать один, по крайней мере – неприлично.

– Я долго салфетку буду держать, — не замечала раньше, что у Ирискиной до жути неприятный голос. Прям как у бабули в пенсионном фонде. Скрипучий и надоедливый.

Требует от меня чего-то.

Ответ кажется, а на какой вопрос?

Вопрос, конечно же, пропустила мимо ушей.

Беру. Возюкаю влажной салфеткой, очищая нити хлопка, вывязанные в замысловатые косы и шишечки, попутно леплю из кашицы в голове что-то, относительно, оформленное. Мысль, не связанную с Амином.

– Думаешь, не хватит? Тогда за шоколадку у методистов ещё пару распечатаем, — отвечаю невпопад, уже позабыв, о чём мы беседовали.

Несуразица с бровями Васьки, одновременно смешит и пугает. Они ползут выше, потом ещё, пока не застывают под густой темно-русой чёлкой минут на пять.

Вот, здесь до меня доходит, что я ляпнула . За акцию протеста возле мэрии по головке не погладят. Но на то мы и журналисты, чтоб по шапке получать. За правду всегда бьют. Надо привыкать.

– Филь, ты чего? Не забыла, где именно мы пикет устраиваем. Да они нам эту шоколадку.. По долькам.. Каждому… индивидуально и ректально пропишут. Ежедневно. Пожизненно. Мы именно для этого костюмы в инете заказывали. Чтобы никто не узнал, что мы — это мы, — понизив голос до самого нижнего деления громкости, с настороженным, шпионским видом поглядывает по сторонам.

– А, ну да. Сами дорисуем.

– Вот-вот, причём в скором темпе. Всего два дня осталось. С фотографиями как дела обстоят? Статью про депутата Нелли Кострову тем же днём пустим?

– Фото как фото. Статья написана. Борзый Фил никого не оставил в тени, — к ноутбуку вчера я даже не притрагивалась. По очевидным причинам.

Писать гадости про маму того, кто щедро поделился своим потомством. Ну как бы, не по-христиански.

Успею, ещё целых два дня в запасе. И ночи. Да и в целом, свободного времени уйма.

– Ееее!!!! Покажем чинушам, на что способен журФАК!!! – Васька возбуждается не на шутку, выворачивая пред моим носом средний палец.

Теперь оглядываюсь я, чтобы никто не заметил , как две особы, ботанической наружности, обмениваются не слишком культурными жестами. Я, в свою очередь, тычу ей «козу.»

Подходим к перекрёстку, и на нём, наши пути расходятся. Мысленно пинаю себя, тем самым прекращаю по кругу перематывать события вечера. Примерно до угла. Именно настолько хватает моей мотивации.

Из-за поворота открывается вид, противоречащий всем потугам – позабыть и не придавать значения.

Чёрная иномарка, явно не из дешёвых. Капот измалёван аэрографией. Пламя, то бишь костёр. С логикой, слава богу, у меня всё в порядке. Так что, водитель, вальяжно обосновавшийся у двери, воспринят без головокружений. Ну не совсем, но твёрдой и уверенной походке, это никак не мешает.

Ослепительная улыбка. Он отталкивается от машины, замечая меня. Руки суёт в петли чёрных джинсов, натягивая и без того, плотно сидящую в бёдрах, ткань.

– Привет, Солнце. Решил, что вчера мы не с того начали.

= 11 =

Амин достаёт из салона, обёрнутый розовым крафтом, букет пушистых белых мишек.

Вы только подумайте.

Мишки.

Сейчас достанет из машины пакет с раскраской и цветные карандаши. А лучше мелки, мы ими на асфальте радугу нарисуем, а потом, взявшись за руки, поскачем по лужам.

Трогательно. Мило. Костров. Неа, они не сходятся в одно предложение.

Хотелось бы фыркнуть. Фи, или что-то похожее. Но он, мягко говоря — бесподобен в белой футболке, которая едва не трещит по швам, облегая выпуклые донельзя бицепсы, притом что фасон свободного кроя.

Но на Амина, что не надень рельеф и фактуру скрыть не получится. Не то чтобы он громила, но смотрится как нереальный красавчик, на коробках спортивного питания.

А я?

Я в свитере, широченных кюлотах. В практичных туфлях на толстенной подошве. Смешно, но его стильная стрижка, не лишённая продуманного беспорядка, в нужных частях, намного опрятней загогулин, растущих из моей головы, куда им вздумается до самых лопаток.

Амин растягивается плотоядной улыбкой, углубляя ямочки на щеках и подперев острый клык кончиком языка. По какому поводу сия презентация откровенного интереса, не берусь предугадать. С нахальной неотразимостью попробуй - откажись, протягивает мне милейший букетик.

Лучший мой подарочек – это ты. Резко вздрагиваю от нелепости посетившей присказки.

Рука тянется, но одёргиваю себя и убираю ладони за спину, скрепив пальцы в прочный замок.

– Зайцев не нашёл, зато вот, — нагибается и выуживает из салона клетку с крольчонком цветом белее снега и чёрным пятнышком-колечком на носу, — Смотри какой прикольный, на тебя похож, - сузив глаза до тёмных щелей, медленно проводит языком от одного уголка губ к другому. Губы блестят от нанесённой влаги. Ловлю себя на желании — сделать так же.

– Как с ним обращаться, – спрашиваю ради любопытства. Амин ставит клетку на багажник, я тянусь пальцем в отверстие и трогаю мокрый носик, провожу по шелковистой шёрстке.

– Кормить обязательно, а.. Эм.. Там инструкция по уходу, разберёшься.

Он пристраивается сзади, размещая разгорячённый неуёмной энергией торс поверх моей спины, ставшей, в одно мгновение, чересчур восприимчивой. Подбородком ложиться мне на плечо, а его проворный язык щекочет мочку уха.

Я увлечена, а он беззастенчиво этим пользуется. Якобы невзначай касается поясницы, сползает ладонями вниз. И вот уже моя попа целиком и полностью в его руках. Мнётся с усердием и жадностью. Если бы не страстные поцелуи, покрывающие изгиб шеи, то я бы его оттолкнула.

Амин перемещает ладони на талию и крепко вжимает в себя.

– Сладкая, моя лапа, пошли в квартиру, инструкцию почитаем, — голос слегка садится на возбуждённый шёпот.

– Что? Да, нет, конечно, — возмущаюсь тихо, и как ни печально, весьма неубедительно.

– Так, да, или нет? — Амин накаляет связки раздражением.

– Нет. Точно нет, и подарки мне твои не нужны, — дистанцируюсь на приличное расстояние. Складываю руки на груди и придерживаю рвущееся наружу сердце. При этом, мне приходится задрать голову в вверх, чтобы смотреть ему прямо в глаза. Непоколебимо. Злобно. Так как он этого заслуживает.